Страница 5 из 57
Умывшись, я налил воды в чайник, и поставил на печку греться. Дрова уже во всю трещали, веяло теплом и домашним уютом. Наверное печь, точнее возвращение к ней, было тем немногим хорошим что появилось после переноса. Не зря про неё говорят, — домашний очаг, огонь всегда сопровождал человека: грел, защищал, кормил. В современном мире ценность очага — именно в прямом его смысле, сошла на нет: электрификация и газификация вытеснили печь из обихода. Оно конечно понятно, сейчас бы щёлкнул кнопкой чайника, или пьезозажигалкой, и через пару минут получил кипяток. А тут возись с этими дровами, разжигай, подбрасывай. Жуть в общем. Но хорошо.
Выглянул в окошко. Никаких признаков рассвета, даже спать захотелось. Люблю засыпать под треск дров в печи, на улице зима, морозец, а ты под одеялком, на печку смотришь, и слушаешь как ветер в трубе завывает.
Но спать уже некогда. Пока чайник греется, надо приготовить что-нибудь с собой, да заняться оружием. Револьвер всегда наготове, его можно не трогать, а вот калаш с пулемётом можно и проверить.
Автомат Калашникова я мог разобрать и собрать с закрытыми глазами. В школе застал ещё, на обж, потом в армии, теперь вот, вообще сросся с ним. Поэтому на него ушло буквально пару минут. Причем делал всё не спеша, стараясь не греметь, чтобы не разбудить домашних. С пулеметом конечно не так, разбирается он посложнее, но оно особо и не нужно: Диски заряжены, механизм в масле, взвёл, спустил — работает.
Пока занимался оружием и чайник подошёл. Кофе больше не было, можно сказать я его и не попил толком, всё отдал в больницу, тогда люди работали без сна и отдыха, и им он очень пригодился.
В комнате затопали, и в приоткрытую дверь выглянула Аня.
— Привет, почему не разбудил?
— Да рано ещё, думал дам поспать тебе подольше. — мы договорились что она меня отвезёт к самолету и поедет в больницу, чтобы машину не бросать. Ну а потом так же встретит. Засветло вернуться вряд ли успеем, но заходящий на посадку кукурузник слышно очень хорошо, тем более сейчас когда нет почти никаких захламляющих пространство звуков. Я давно замечал, вот вроде ничего не работает; телевизор выключен, компьютер тоже, даже свет не горит, но полной тишины всё равно нет, а если вдруг выключат электричество — допустим авария где-то, становится по настоящему тихо. У нас так всегда сейчас, тишина такая, что кажется в комар в начале улицы пролетит, а в конце услышат.
— Ладно, пойду умоюсь... — проскальзывая в ванную, недовольно буркнула супруга.
Я же, собрав оружие и оставив его в коридоре, выглянул на улицу.
С неба ничего не падало, температура приемлемая — на градуснике, пятнадцать минут назад, было минус двадцать три, солнце выйдет — совсем растеплеет. Ветерок неприятный правда, но он у нас практически не прекращается, так что не страшно.
Вокруг темнота, только у Андрюхи дверь в сарай светится, и тихонько гудит генератор. Не спит значит.
Ему сегодня лететь с нами, — напросился на передовую. Долго его не пускали; не долечился, хромал сильно, но он парень настырный, своего добился. А в тот раз ему не повезло. Так тщательно подготовленный к обороне коттедж пришлось бросить, и переходить на первую улицу, вот только он даже дойти до неё не успел, — почти сразу схватив шальную пулю — навылет в ногу, стал одним из первых Аниных пациентов. Но зато голова его больше не беспокоила, правильно в народе говорят: В двух местах болеть не может.
Вообще всё больше серьёзно пострадавших возвращались в строй. Люди подлечивались, и шли к Алексеичу проситься обратно. Пусть хромые и косые, но обстрелянные, все они горели желанием приносить пользу, — вынужденное безделье не нравилось никому.
Проводя параллель, мне кажется что нападение стало для станицы своеобразной прививкой, — как собак от чумки прививают, сами того не подозревая бандиты привили нас от чрезмерной самоуверенности и глупости. Многие, наверное и я в том числе, считали что достаточно иметь автомат с патронами, и всё будет хорошо. И только отойдя от шока и проанализировав произошедшее, поняли что количество, не всегда переходит в качество.
Из сотни убитых сельчан больше половины пришлось на восточную окраину, а ведь там действовала совсем небольшая группа, целью которой было лишь отвлечь на себя внимание защитников.
И прививка подействовала.
Собрав всех кто имел хоть какое-то отношение к ратному делу, создали некое подобие учебки.
«Учеников» разделили на группы по пятнадцать человек, приравняв ко взводу из трех отделений, назначили командиров и посадили за школьные парты.
Изучали теорию и практику военного дела, общее для всех давал Василич и ещё один бывший офицер в звании капитана, Олег же занялся подготовкой «спецназа». На теоретических занятиях изучали различные методы ведения боя, такие как позиционная оборона — это когда ты окопался и изо всех сил огрызаешься, маневренная оборона — постепенный отход на заранее подготовленные позиции, ну и конечно же наступление. Рисовались плакаты, чертились таблицы, штудировались книжки по тактике и стратегии. Понятно что информация давалась не как в военных училищах, с поправкой на ситуацию, но в итоге «студенты» уже к третьему занятию начинали цитировать Сунь-Цзы. Я спросил Василича, -«Зачем?» Но был тактично послан, просьбой не лезть не в свое дело.
Практика мне казалась более нужной. — Как и куда стрелять, куда бежать и что делать в той, или иной ситуации. Изучали оружие, как имеющееся, так и то, которого не было, — его исключительно по картинкам.
Минное дело в той или иной степени осваивали все, порох мы могли готовить самостоятельно и естественно делали множество различных бомб и бомбочек, но после первых занятий всё же выделили отдельную группу саперов-подрывников, в неё в основном вошли «кладоискатели», и группу артиллеристов, они, кроме бросания самопальных гранат, учились управляться с «Васильком» и восстановленной пушкой без снарядов.
Так же тренировались брать штурмом и защищать свои же укрепления, отлаживали групповое взаимодействие и ещё кучу всего того, что могло пригодиться в реальном бою.
На полном серьёзе обсуждалось введение званий, потому что никакая военная организация не может существовать без порядка подчиненности. Пока у нас с этим было довольно просто, отдавший приказ мог быть прилюдно послан, и воспринималось это совершенно нормально. Все друг друга знали, куча родственных связей, основная часть люди сугубо мирные, и к командам не приученные.
В принципе, все всё понимали, и соглашались: если пытаемся создать боевое подразделение, — без иерархии никак. Но вот как раздавать звёзды, кого и кем назначить, тут к консенсусу прийти не могли, — все хотели стать генералами.
Предлагали даже возродить казачьи звания, станица то у нас с историей, но уж больно непривычны они для уха советского, и постсоветского человека: урядник, хорунжий, сотник. То ли дело сержант, лейтенант, майор.
Я думал что самым правильным будет просто посмотреть в военных билетах, и определяться на их основе, но новоявленных начальников было много, и не все могли похвастаться лычками, и уж тем более звездами на погонах.
Так что пока остановились на введении званий в учебных группах, чтобы не было неразберихи, на время занятий ефрейторами становились командиры отделений, а сержантами — командиры взводов.
Я хоть и не попал ни в одну из групп, самостоятельно причислив себя к авиации, но на занятия по возможности ходил, особенно на практику, и многие вещи были для меня самым настоящим откровением.
— Тебе в термос чего налить? — как обычно бесшумно появилась супруга.
Я задумался. Забрезжила надежда на кофе. А вдруг? Но радоваться раньше времени не стал, и уточнил,
— А какие варианты?
— Самые разнообразные. Могу чаю сделать, а могу бульона горячего, как скажешь.
Ну вот, с кофе облом. Значит выбираю бульон, чай конечно тоже хорошо, но на морозе он ни в какое сравнение не идет с горячим бульоном.