Страница 3 из 117
Вообще обращает на себя внимание обилие сказок о судах и судьях в кхмерском фольклоре. "Склонность кхмеров к "юридической" сказке, - считает Н. Д. Фошко, - объясняется, на наш взгляд, тем, что в средние века камбоджийское общество состояло главным образом ив свободных крестьян, частые конфликты которых с феодалами обычно решались в суде, куда они имели право обращаться" [71, 20] .
Остановимся особо на тех рассказах, где в суде участвует божество или волшебная сила - не обязательно персонально, как в шумерском мифе "Лахнар и Ашнан" или бурятской сказке "Бедняк"; здесь боги, по существу, очеловечены и выносят решения, которые можно было бы приписать в обычному судье. Интересней переходные случаи, как, например, в сказке бирманской народности нага "Почему кошки едят мышей". Здесь наты (анимистические божества, духи) решают судьбу мышей и кошек игрой в кости: "Если проиграет нат котов, мыши будут есть кошек. Если же проиграет нат мышей, то кошки будут есть мышей" [110, 411] . Такое бросание жребия - типичный пример так называемой ордалии, или "божьего суда"; забавно, что к нему прибегают персонализированные божества. Как правило, в сказках о "божьих судах" бог дает знать о своем приговоре косвенно.
Ордалии у многих народов древности были одним из самых распространенных типов или элементов судопроизводства. В древней Индия участники судебного процесса испытывались взвешиванием, огнем, водой, ядом, "святой" водой, жеванием зерен риса, раскаленной монетой, раскаленным плугом и вытягиванием жребия. Испытание взвешиванием заключалось, например, в следующем: подозреваемого дважды взвешивали; если во второй раз он оказывался легче, чем в первый, его признавали невиновным. При испытании раскаленными предметами доказательством невиновности служило отсутствие на теле следов ожога через некоторое время после испытания[xii] .
Л. Фробениус в т. 8 "Атлантиса" рассказывает об ордалиях у племен мосси, баммане, малинке (Зап. Судан). У мосси ордалия осуществляется при помощи сосуда, называемого "кабого" (у баммане он называется "сиенг", у малинке "бамбукус"); в сосуде подают заговоренный состав; у некоторых племен в состав добавляют сок ядовитых растений, но это необязательно. Считается, что виновный, выпив из такого сосуда, подавится и умрет; оставшийся живым признается невиновным [151, 223] .
Сказки разных стран дают нам описания разнообразных "божьих судов" (см. No 147 - 159 ), иногда существовавших в действительности, иногда живописно-фантастических. Таково, например, описание "весов правосудия" в одной из персидских сказок:
"Мы подошли к самому берегу моря, и тут я увидел громадную скалу... На вершине ее высился толстый стальной столб, с которого, как с коромысла весов, свисали железные цепи. К ним прицепляли большие подставки, похожие на чаши весов, и сажали испытуемого. Море начинало волноваться, волны вздымались, подступали к самым весам, из моря выплывали рыбы и пожирали виновного. Если же человек был невиновен, они не причиняли ему никакого вреда" [87, 449] .
Своеобразной сказочной разновидностью ордалии можно иногда считать разгадывание загадок; поскольку содержание загадок обычно не имеет никакого отношения к сути спора, суд апеллирует как бы к "наитию свыше", которое подсказывает правому правильный ответ (см. No 150 ).
Ордалии прежде всего служили доказательством правоты или виновности той или иной стороны на суде, причем доказательством решающим, которому верили больше, чем любым непосредственным уликам или показаниям свидетелей[xiii] . Таким образом, в известном смысле "божий суд" можно рассматривать как одну из разновидностей, выражаясь современным языком, судебно-следственного эксперимента; эпизоды, посвященные ему, относятся к судебному разбирательству[xiv] .
Ордалия, однако, была не просто доказательством и элементом следствия. Во многих случаях она оказывалась одновременно приговором, совпадала с ним например, в сказке тонга "Заяц и дуикер", где виновным признавался тот, кто погиб в результате испытания (свалившись в яму с огнем или сварившись в котле). Вернее говоря, погибнув, он подтверждал свою вину; исполнение приговора совпадало с моментом выявления вины. То же нередко происходило при судебных поединках, которые были разновидностью "божьего суда" и отличались от обычных поединков тем, что совершались в присутствии третейской инстанции, которая затем официально формулировала приговор[xv] .
Вообще судебное разбирательство и связанные с ним эксперименты могли быть самыми разнообразными. Тексты, собранные в этой книге, расскажут о многих поистине мудрых находках судей-следователей. Это и продуманный допрос обвинителей в библейской легенде о Сусанне и старцах: спрошенные порознь, под каким деревом застали они Сусанну за прелюбодеянием, старцы дали разные ответы и разоблачили свою клевету ("Сусанна и старцы"). Это и хитрый замысел вьетнамского судьи, который созвал на пир всю деревню, чтобы выявить, на кого не залает собака и кто, следовательно, мог незаметно проникнуть в дом для воровства ("Тяжба с баньяном"). Это и психологический эксперимент хакасского бедняка, который заявил, что обмазанный сажей петух крикнет, когда до него дотронется вор; как и ожидалось, после эксперимента у вора, единственного руки оказались не запачканы сажей ("Волшебный петух"). Это и распознавание виновного по следам (микронезийский рассказ "Сикхалол и его мать"), по жвачке (кхмерская сказка "Как вор украл корову") и т. п.
Судебный эксперимент Соломона (см. No 1 ) можно назвать "ложным приговором": судья постановляет рассечь ребенка надвое и уже затем, увидев реакцию тяжущихся женщин, выносит приговор настоящий. Такой же эксперимент с "ложным приговором" как элементом следствия мы встречаем и в других рассказах (No 10 , 11 ).
Чисто сказочная разновидность судебного разбирательства - рассказывание по ходу его историй, призванных по аналогии подтвердить чью-то правоту или неправоту. Так, в индийской сказке "О двух мудрых птицах" для разрешения спора о том, кто коварней и неблагодарней, мужчины или женщины, рассказывается ряд вставных сюжетов [126, 134] ; женщины признаются более злыми, В ангольской сказке "Кималауэзо" варьируется знаменитый библейский сюжет о Иосифе Прекрасном: мачеха пытается соблазнить пасынка, но, потерпев неудачу, обвиняет его в покушении на убийство. Перед судом юноша молчит, но старейшины рассказывают царю целый ряд историй, подтверждающих коварство женщин, и тем психологически подготавливают правильное решение, а затем и сам обвиняемый" заговорив наконец, подтверждает свою невиновность [56, 20] . В аналогичной персидской истории визири целых семь дней увещевали подобными рассказами царя, уже приговорившего невиновного юношу к казни, пока, наконец, тот сам не прерывает обет молчания [50, 73] . Объем таких обрамленных историй не позволил представить сюжет в данном сборнике.
xii
"Замечательны своим открытым смыслом ордалии, - пишет О. М. Фрейденберг. - Человека судят вода и огонь, человека судят путем воды и огня; человека погружают в воду или испытывают огнем, и если на нем "вина", тогда он "погибает". Этот суд огня и воды - бога суд; в древности его чинят жрецы, и он так же бытует в религии, как и в праве" [14, 157 - 158] . В ордалиях наиболее ярко отразилось древнее представление о тождестве "виновного, вины и наказания" [14, 148] .
xiii
"Клятвам, ритуалам, ордалиям и поединкам верили больше, чем каким-либо вещественным доказательствам и уликам" [7, 159] . Своеобразное подтверждение такой психологии мы находим в древнеиндийской сказке "Божий суд": свекор поймал неверную невестку с поличным, в доказательство снял у нее с ноги браслет, но, когда она с помощью хитрости сумела доказать свою невиновность "на божьем суде", поверил этому больше, чем собственным глазам (No 158 ). Впрочем, в самой сказке уже проявляется и то ироническое отношение к справедливости "божьего суда", о котором еще будет упомянуто.
xiv
До сравнительно недавнего времени у большинства народов следствие не было строго отделено от судопроизводства. Предварительное расследование и суд обычно были сосредоточены в одних руках (ср., например, в феодальном Китае: "Строгого разграничения между предварительным и судебным следствием не было. Судья мог в любой момент прервать процесс и, не вынося решения, предпринять следственные действия, выполнение которых брал на себя или поручал полиции. Настоящее расследование весьма часто начиналось именно после того, как судебное разбирательство обнаруживало его необходимость" [8, 596] ). В суд обращались, чтобы подать жалобу на вора, обидчика и т. п. Фольклор, естественно, отобразил это обстоятельство.
xv
В сущности, любой поединок как средство разрешения спора апеллировал к третейской инстанции - богу, судьбе (не случайно родство слов). Судьба рассудит, бог рассудит. Так, в корякской сказке "Оседлые и оленеводы" спор между коряками и чукчами за стадо оленей решается сражением между ними (сб. "Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки". М., 1974, No 149 ). Но персональный судья здесь не фигурирует, по этой структурной причине текст не мог быть включен в данный сборник. Другое дело - абхазская сказка "Пеструшка и мышь": здесь конфликтующие стороны обращаются к судьям и те решают: "Объявите войну друг другу, и победителю достанется весь урожай" (No 24 ). Разновидностью судебного поединка можно считать метание жребия (см. примеч. к No 49 ).