Струнник

Но радость была преждевременной — четыре схрона оказались так заметены ночной бурей, что он не смог докопаться до баллонов. К счастью, ветер к полудню стих, как раз когда Струнник вышел наконец к устью. «Если бы я попал сюда в сезон пылевых бурь, — подумал Андрей, — то давно бы уже лежал, погребенный песком».

Теперь до станции оставалось часов пять ходьбы, даже меньше, если не делать остановок. «Лишь бы оставленные впереди баллоны не оказались засыпаны!» — взмолился Андрей. На этот раз ему повезло: когда обессиленный Струнник рухнул от изнеможения возле «Севера», в его сумке лежали четыре полных, пять полупустых баллона, и полтора баллона дыхательной смеси висели за спиной. Самое большее — на двадцать часов жизни, как минимум — на пятнадцать. Много это или мало будет зависеть от того, сумеет ли он с помощью «Севера» «докричаться» до Земли, и успеют ли там, на родной планете, оперативно на это среагировать нужные люди.

Эта мысль заставила Андрея подняться и он, шатаясь от усталости, забрался на подставленный им же когда-то камень, чтобы соединить разъемы. Но сделать это оказалось не так-то просто: погнутая при открытии заслонка, закрепленная потом лишь одним уцелевшим винтом, пропустила внутрь столько песка и пыли, что ответные части разъемов никак не входили друг в друга. Андрей ожесточенно тряс ими, насколько это позволяли короткие кабели, даже подул, забыв, что на нем шлем, а потом чуть в этот же шлем не плюнул с досады. Битый час он провозился с разъемами, а когда работа все же была выполнена минут двадцать сидел, привалившись к опоре станции, не в силах пошевелиться от усталости. Но день клонился к вечеру, и надо было обязательно отправить домой послание, пока Земля еще находилась в зоне прямой видимости.

Андрей достал из сумки планшет для записи и принялся выводить на нем трясущейся рукой: «Я Андрей Камнерухов. Кислорода — на 14 часов. Срочно сообщите Короткову Юрию Петровичу, Институт физических исследований. Жду посылку!» Затем он вышел прямо перед объектив телекамеры и встал, прижав к груди послание. Он простоял минут пять, затем, все еще держа табличку у груди, опустился на песок, а еще через пару минут заснул, свернувшись калачиком.

В Центре управления полетом на программе станции «Север» еще не поставили крест, и специально назначенный оператор продолжал слушать Марс. Однако надежды, что станция оживет, таяли с каждым днем. Поэтому, когда под утро восьмого августа сигнал с замолчавшего «Севера» зафиксировала аппаратура Центра, полусонный дежурный не сразу сообразил, что произошло. Особенно, когда на экране телемонитора возникла фигура человека в скафандре. Оператор тряхнул головой, прогоняя сонную одурь. Человек с экрана не пропадал. Он держал перед собой прямоугольную табличку, на которой было что-то написано. Лишь прочитав текст, дежурный окончательно проснулся и схватил трубку телефона.

Ивана Сергеевича Грушина разбудили в шесть утра. Примчавшись в Управление, он узнал, что Андрей Камнерухов нашелся. Огромная радость наполнила Грушина, но тут же сменилась не менее огромной тревогой: кислород у Струнника был на исходе.

Не теряя времени, Сергей Иванович помчался в лабораторию Короткова. Все прошлое утро, пока Марс не ушел из зоны видимости, он продолжал час за часом отправлять кислород в неизвестность. Но вчера днем было принято решение прекратить отправку посылок, поскольку вероятность того, что Камнерухов погиб была очень велика. В любом случае отправить к нему на помощь людей не представлялось возможным, стало быть гибель Струнника все равно была неизбежной.

И вот Андрей дал о себе знать! Мало того, он находился возле станции «Север»! Это казалось необычайно странным, однако теперь, когда двухсторонняя связь с Марсом наладилась, все вопросы должны были скоро проясниться.

Погрузив баллоны в камеру, Грушин подумал немного и вырвал листок из блокнота. «Крепись, Андрюха! Мы тебя видим! Теперь все будет в порядке!» Указывать свое имя он не стал, так как подумал, что очень много людей подписалось бы сейчас под этим коротким посланием. Прикрепив записку к баллонам, Сергей Иванович подошел к пульту управления и щелкнул заветным тумблером.

Было уже восемь часов утра, в девять нужно отправлять ночной запас для Андрея. На всякий случай Грушин принес баллонов в два раза больше, чем надо. А потом подумал: зачем ждать девяти — сейчас, подключенный к станции, приемник включен постоянно.

Отправив посылку, Грушин помчался в больницу, к Короткову, чтобы рассказать ему радостную новость. Удивительно, но всего за сутки Юрий Петрович заметно пошел на поправку. Он встретил Грушина встревоженным, но совершенно ясным взглядом. Голос его все еще был слаб, но уже не прерывался на каждой фразе.

— Есть новости? — сразу спросил он, забыв поздороваться.

— Да! — радостно воскликнул Грушин, но вспомнив, где находится, снизил голос. — Андрей жив! Сегодня утром заработала телекамера «Севера» — Камнерухов там!

— «Север»? — встрепенулся Коротков. — Он все-таки пошел к нему, догадался… Значит, он понял меня. Значит, я не зря рисковал.

— О чем вы, Юрий Петрович? — забеспокоился Грушин, решив, что больной заговаривается.

— Нет-нет, это сейчас не важно, — отрезал Коротков. — Продолжайте.

— Камнерухов написал, что он устранил неисправности станции… — Тут Сергей Иванович в недоумении пожал плечами. — Теперь он ждет нашей помощи. Я отправил ему кислород и пищу, но ведь его надо как-то оттуда вытаскивать!

— У меня уже был вчера мой ученик и коллега Вячеслав Николаев. Я сказал ему, где находятся чертежи портативной установки излучателя и прочие по ней документы. Я втайне от Брюханкова все же подготовил документацию, хотя и не был уверен, что она пригодится… Помогите Николаеву. Нужно как можно быстрее собрать ее и отправить на Марс! И еще… Вы спросили в прошлый раз, можно ли отправить на Марс людей…

— Да-да! — Грушин вскочил со стула.

— Теперь можно. Спасите Андрея, прошу вас! Это по моей вине он попал в такую беду.

— Ни в чем вы не виноваты, выбросьте это из головы! Главный виновник случившегося уже получил по заслугам — кстати, благодаря вам. Давайте лучше поговорим о технике переброски людей на Марс.

Все последующие трое суток Андрей провел возле «Севера», бесперебойно получая кислород, пищу и, что его особенно радовало, письма. Получив первое письмо от Оленьки, он долго отплясывал совершенно невообразимый, поистине марсианский танец.

«Милый, любимый Андрюшенька! — писала Оля. — Ты жив, жив, жив!!! Я всегда верила в это, я знала, что ты живой!!! Я люблю тебя, родной мой, я тебя очень-очень люблю…» Письмо занимало три мелкоисписанных листа, и Андрей уже раз двадцать перечитал его и знал почти наизусть. Но руки все равно тянулись к заветным листам бумаги. От воздействия разреженной и морозной атмосферы листы стали ломкими, раскрошились на несколько частей, и лишь когда прочесть письмо стало уже совсем невозможно, Андрей бережно сложил кусочки бумаги в сумку.

На четвертые сутки вместо обычной посылки возле станции появились… четверо людей в скафандрах! Андрей замер от неожиданности, хотя знал, конечно, что рано или поздно это должно случиться. Люди подошли к Андрею, один из них прижал стекло своего шлема к шлему Камнерухова и, явно волнуясь, сказал:

— Здравствуйте, Андрей Викторович! По поручению Правительства Российской Федерации…

Человек замолчал на середине фразы, махнул рукой и крепко обнял Андрея.

Целый день с Земли приходили посылки. В них были детали конструкции разборных герметических домиков, инструменты, продукты питания… К вечеру два жилых блока в виде сегментированных полусфер были готовы. Андрей впервые за последние десять суток снял скафандр. Игорь Владимирович Нефедов, командир спасательной группы, невольно поморщился — от Андрея исходил такой запах, что в маленьком помещении на время стало трудно дышать, система очистки воздуха не сразу справилась с трудной задачей. Андрей смутился и тут же нырнул за дверцу душевой кабинки. Всю снятую с себя одежду и белье он, не задумываясь, выбросил в утилизатор и встал под тугие струи воды. Наконец-то он вновь почувствовал себя человеком!