Страница 2 из 7
С этого момента Павел начал усиленно думать, видимо, вышеописанной конструкцией и понемногу приходить к убеждению, что душа, как элемент другого мира – раз её в организме не могут найти и увидеть, вполне способна жить и после смерти трёхмерной оболочки. Ну а мозг человека лишь передаточное звено между оной злосчастной душой и нашим любимым трёхмерным миром, в коем мы и живём, механизм адаптации к среде, этакий переводчик сложных многомерных процессов на вполне простой земной язык. Сей вывод привёл Пашу в восторг, и он ринулся дальше в погоню за новыми открытиями в этой области.
Как-то, прочтя книги по нумерологии и астрологии, он составил свою натальную карту и с удивлением прочитал, что нынешняя богодарованная жизнь дана ему для искупления греха лени, слабости и предательства. Кто-то, кем он был в прошлой жизни, нагрешил – предал своего друга. И в этой он должен был слабость пересилить и грех сей не совершать. Поразмыслив, Павел пожал плечами:
«Так ведь не предавал я никого, не те времена. Ни рыцарей, ни инквизиции давно нет, скукота одна», – усмехнулся он про себя.
Прошло ещё полтора десятка лет.
… Целых два месяца Павел лежал, не вставая с кровати. И всё это время его друг детства был рядом.
– Ну что ты, Паш, тебе всего шестьдесят два, молодой пока, выкарабкаешься, – каждый раз с задором в голосе успокаивал друга Сергей. – И выпьем и поностальгируем с тобой ещё не раз.
Павел улыбался, глаза его оживали, недуг на время отступал.
Друг приходил каждый день, принося с собой пакеты витаминов и минеральную воду. И даже в тот, последний день, после звонка Елизаветы: «Серёжа, приди, Паше хуже», – пришёл, правда, весь бледный. А взглянув на Пашу, побелел еще больше.
– Я сегодня ненадолго, извини, Лизавета, домой надо, – пробормотал он, опустив глаза.
Но Павел сей бледности друга так и не заметил. Он вообще не понимал, что чувствует себя хуже. На него каскадом накатывали приятные волны воспоминаний детства и юности, он с наслаждением плавал в них, кидаясь от одной к другой… правда, с червоточинами неудач и постыдных моментов… впрочем, всё, как у любого другого.
«Вот им по тринадцать лет и они с Серёгой скручивают колпачки с ниппелей на колёсах автомобилей, которые потом меняют дворовому барыге на объёмных солдатиков. А уже через пять лет сами пытаются заняться бизнесом – неумело, по-детски, пока не попадают в милицию за попытку перепродать стратегически важный государству продукт. В милиции Сергей, пытаясь выгородить друга, пробует всё взять на себя, чем вызывает гнев сотрудников, понятно переходящий в физическое насилие…» – сие воспоминание неприятно обожгло память. Павел закрыл глаза, перед ним возник Серёга, сидящий в кабинете следователя, из его разбитой губы текла кровь. Павел мысленно обнял его и заглянул в глаза, заполненные страхом и болью. Воображение поплыло, ностальгическая струна натянуто звенела и переливалась красками…
Вдруг на мгновение он увидел Сергея, лежащего на смертном одре. Приглядевшись, Павел оторопел – вместо знакомых с детства черт лица на него смотрел незнакомый мужчина в фантастической одежде: цветастой, переливающейся, из непонятного полупрозрачного материала. На лице его были странные очки хамелеоны, а ведь Серёга никогда не носил очки… Тем не менее это был его друг Сергей. Непонятно почему, но Павел был уверен в сем факте на сто процентов. Видение длилось ещё долю секунды и исчезло. Павел стряхнул головой.
«Наваждение какое-то. От болезни, видимо», – он надавил на веки и чуть подождал. Затем, открыв глаза, лежал ещё несколько минут, не шевелясь, пока его взор потихоньку успокаивала знакомая домашняя картина.
Почему-то вспомнился Пётр, которого он не видел уже лет двадцать как. «А всё-таки зря я тогда не признался начальнику. Неудобно как-то перед Петром получилось. Чёртова лень. Надо менять жизнь», – пришла запоздалая мысль. В дверь постучали, вошла жена.
– Паша, ты сегодня плохо выглядишь. Давай, не расклеивайся, соберись.
Павел удивлённо поднял брови:
– Ну что ты, Лиза, я в полном порядке, слабость только какая-то и сердце тянет. Но мы слабости не верим! – нежданно для жены, с задором громогласно объявил он.
А дальше произошло всё быстро. Ещё неожиданней для Елизаветы, Павел крякнул и вскочил с кровати. Ударив себя кулаком в грудь, он энергично выбросил руки с зажатыми кулаками в стороны и сделал «ласточку»:
– Оппа!
Глаза жены округлились, она первый раз видела мужа в таком амплуа. Но Павел вдруг схватился за сердце, побелел и стал заваливаться на бок.
Вместе с резкой болью в груди, в голове ярко вспыхнула мысль: «вот и всё!»
Последнее, что он увидел – крик жены, срывающийся в ультразвуковой диапазон. Дальше зрение и слух плавно превратились в подобие ощущений.
Первый теллурический день после таинства
… Я вижу… или чувствую? Воздушная лёгкость. Мягкий свет везде. Всё вокруг полупрозрачное, зыбкое, что ли, с цветными отливами. Какие-то движущиеся фигуры волнообразные… Я умер?!
Как-то Павел не очень удивился. Он, конечно, обо всём подобном читал и думал, правда, не до конца верил, как и все нормальные люди его круга и образа мысли. А что б ощутить оное на себе… это уж увольте. Посему перво-наперво Паша лишь застыл в удивлении.
«Для начала надо бы понять, что к чему», – решил он, развернулся и тут же увидел жену. Елизавета стояла рядом, вместе с криком мощно излучая какие-то серо-оранжевые волны боли. Да, именно боли – это с первых же мгновений стало ясно, очевидно. Вообще, с мгновений сих Павел перестал сомневаться в том, что видит – всё вокруг стало явным и само собой разумеющимся.
Однако этим фактом новый окружающий мир не исчерпывался. Как ни странно, стены квартиры и кричащая жена теперь стали полупрозрачными, а за окном вместо улиц и аллеек знакомого города, наоборот, всё виделось, как за глухой пеленой, может даже и стеной. «Что же там?»
Мгновение, и Павел уже за стеной собственного дома. Теперь он так же, как и раньше продолжает видеть привычные оку дома и деревья, людей и машины. Правда, они из плотных, твердых превратились в то ли волнообразные, то ли сотканные из переливающегося разными цветами газа. Но и это ещё не всё. Средь всех знакомых сознанию силуэтов и форм появились другие очень странные предметы: какие-то создания немыслимых форм, передвижения, мелькания, похоже, что живых существ.
«Другая частота восприятия», – откуда-то пришла мысль. Кстати мысли, как ни странно, теперь оказались не только собственным сокровенным производным. Они витали везде и притягивались одним лишь желанием их узнать. Вокруг крутились мысли сумбурные, как вихри, мысли слабые и блёклые, мысли яркие цветные.
«Как интересно», – подумал Паша. И ухватив одну из них, поярче, за хвост, его заполнили термины и формулы: «…каждое конечное абелево расширение поля рациональных чисел Q, или, другими словами, каждое алгебраическое числовое поле, чья группа Галуа над Q является абелевой – является подполем некоторого кругового поля, то есть поля, полученного присоединением корня из единицы к рациональным числам…»
Самое интересное, что мысль он ощутил не по словам, а сразу всю, от начала до конца.
«Господи, что это?» – Павел с усилием вырвался из цепких лап мощного потока чьих-то мыслеформ. Но тут же с головой его накрыла новая волна:
«…Трёхмерная сфера состоит из всех точек четырёхмерного пространства, равноудалённых от своего центра, сфере не принадлежащего. И дальше, с увеличением порядка измерений, аналогично…», – кричала следующая мысль. Он даже увидел бородатого мужчину с ясным, но напряжённым взглядом. Самое интересное, что Павел всё это понимал, даже знал вывод данной теории и был сим фактом, мягко говоря, ошарашен:
«Сие объясняет, почему мы не ощущаем иные измерения. И это же значит, что конечность известной нами вселенной лишь переход в следующее измерение, и так до бесконечности. А что бы перемещаться между измерениями, необходимо приложить энергию к телу, либо к окружающему пространству, стянув его по плоскостям или в точку, либо поменять саму оболочку перемещаемого тела вместе с физическими законами этой оболочки, для чего…»