Большой круг

– Я не хочу, чтобы ты стала моей девушкой и всякое такое.

Правда ли?

– И прекрасно, потому что я тоже не хочу быть твоей девушкой.

– Ну, тогда ради забавы.

Его рука под водой потянулась к ней, но Мэриен отступила назад.

– Мне холодно. – Она вышла из воды, спиной чувствуя его взгляд, но ей было все равно.

Мэриен оделась, не просохнув, зашла за деревья и уехала. Она спокойно оставила его одного так далеко от города. Калебу быть что здесь, что где-нибудь еще – безразлично.

Вечером в ванной она осмотрела свои груди, одна из которых стала теперь значительно опытнее другой, и заметила крошечные красные точечки вокруг соска, где губы Калеба оставили синяк.

Ярко отполыхавший и угасающий под вечер июльский день. Мэриен постучалась в заднюю дверь дома возле Патти Кэньона, в конце длинной узкой лесной просеки. Красивый, хотя и небольшой, недавно выкрашенный в зеленый с белой отделкой. Соседей поблизости нет. Прежде она ничего сюда не возила.

Дверь открыл Баркли Маккуин. Она только разинула рот. Белая рубашка и черный жилет. Уголок рта вздернулся.

– Привет. Ты кто? – спросил он.

Она не могла понять по его тону, считает ли он, что впервые задает ей вопрос, или напоминает о встрече в коридоре у мисс Долли.

– Мэриен Грейвз.

– Значит, на сей раз ответ есть.

Помнил. Разумеется.

– Я привезла заказ.

– Давай.

Он взял у нее корзину. Четыре бутылки самогона. Ясно, он заказал их только для того, чтобы ее послали к нему. Она привезла ему себя.

– Зайди, я расплачусь.

– Я спокойно подожду здесь.

В открытую дверь она заметила рыжеволосого мужчину, который сидел за кухонным столом и читал газету. Он поднял взгляд, после чего опять углубился в газету. Она видела его раньше, в городе.

– Зайди, – весело повторил Баркли. – Или я пожалуюсь Стэнли, что его развозчик некоторым клиентам отдает предпочтение. Девочек Долли ты навещаешь, а меня нет.

Мэриен смущенно мялась на месте.

– Это Сэдлер, – представил Баркли рыжего мужчину. – Он не кусается. Точно не хочешь зайти? Не хочешь посмотреть мой дом?

Сэдлер поднял голову и слабо, прохладно улыбнулся.

– А что в нем особенного? – спросила Мэриен.

– Только то, что он мой.

– Наверно, не так-то легко осмотреть все, что ваше.

– Не надо верить слухам. Ладно, подожди здесь.

Баркли ненадолго исчез и, вернувшись с пустой корзиной, отгородил Сэдлера с его газетой дверью.

– Я провожу довольно много времени в Миссуле и не люблю гостиницы, вот и подумал, что нужно пристанище. – Он достал из кармана золотой портсигар и зажигалку и сел на край крыльца, широко расставив на траве ноги в черных туфлях. Постучал по доскам рядом с ним: – Посиди минутку. Ты куришь?

Она села.

– Иногда.

Он прикурил сигарету ей – фабричную, не самокрутку, – затем себе. Она обратила внимание, что руки у него в легких веснушках, чистые ногти аккуратно подстрижены. Вспомнила портсигар Калеба, Калеба у ее груди. Калеб в общем похож на Маккуина, но менее собран, менее дисциплинирован. Ногти у него всегда обгрызены до мяса.

– Я недавно вернулся из Чикаго, – сказал Баркли. – Ты там бывала?

– Только на поезде, в младенчестве.

– А вообще выезжала из Миссулы? Не считая младенчества?

– На озеро Сили-Лейк, и еще один раз дядя брал меня в Хелену.

– Это все Монтана.

Она кивнула.

– Что ж, Монтана – хорошее место. Не хуже других, что я видел.

– Я хочу посмотреть другие.

– На мой взгляд, все везде слишком захвалено.

– А где вы были?

– О, много где.

– А не в Америке?

– Тоже.

– А в Арктике были?

– Слава богу, нет. Звучит страшно. – Он заметил ее реакцию: – А ты хочешь? Тебе не кажется, что там слишком одиноко?

– Я не против.

Улыбка у него оказалась кривая, с одной стороны губы поднимались выше.

– А с меня, по-моему, хватит одиночества.

Она кивнула, недоумевая, что сказать.

– Ты не хочешь спросить, почему я одинок?

– Ну ладно.

– Так спроси.

– Почему вы одиноки?

– Мое хроническое состояние. В раннем детстве отец отправил меня в Шотландию, откуда он родом. В холодную, темную, отвратительную школу, где работали холодные, темные, отвратительные люди. Темные в смысле души, не кожи, которая у них была как раз очень белая. Меня там все считали любопытным субчиком. Слишком коричневый для шотландца, слишком бесцветный для салиши. Моя мать салиши. Ты знала?

Под его продуманной непринужденностью она уловила еле заметное подергивание нервов, так напрягается удочка, когда попадается рыба.

– Да.

– Ты наводила обо мне справки?

– Нет, – слишком энергично ответила она. – Слышала где-то.

Баркли, похоже, развеселился.

– Это должно означать, что тебе известно мое имя, хотя я был так невежлив, что не представился.

– Вы Баркли Маккуин.

– Что еще ты про меня знаешь?

– У вас на севере ранчо.

– А еще?

– Вы предприниматель.

– И какое у меня предприятие?

Она посмотрела ему прямо в лицо, затянулась сигаретой. Табак был богаче вкусом и мягче, чем все, что она курила до сих пор.

– Скотоводство. Как я уже сказала.

– Что еще тебе известно?

– Больше ничего.

– Ты умеешь молчать. Очень полезно в твоем деле. – Косой взгляд. – Пекарском деле.

Она улыбнулась и отвернулась, чтобы это скрыть.

– Что говорят обо мне девочки у мисс Долли?

Она испугалась, но смело ответила:

– Они говорят, вы любите, чтобы все было по-вашему.

Хриплый, лающий смех.

– Правда, люблю. А почему нет? Каждый должен понимать, чего хочет. – Он всмотрелся в ее лицо: – Мэриен Грейвз. А чего ты хочешь больше всего?

Никто никогда не задавал ей такой вопрос. Быть пилотом. Быть пилотом. Быть пилотом. Сказать было так просто, всего два слова. Но она ответила:

– Не знаю.

– Иногда излишняя скромность становится препятствием. – Мэриен промолчала, и он продолжил: – Если ты не скажешь мне, чего ты хочешь, я не смогу тебе помочь добиться этого. А я хочу тебе помочь.

– Почему?

– Мне нравится твое лицо. – Баркли бросил сигарету на землю и раздавил черной лакированной туфлей. – Хочешь знать, что мне известно о тебе?

Почти шепотом:

– Да.

– Твой отец был капитаном корабля «Джозефина Этерна», и его посадили в тюрьму. Мать пропала. Тебя и брата отправили жить к дяде, Уоллесу Грейвзу, который, по моему мнению, превосходный художник, но пьяница и конченый игрок. Впечатляет? Я знаю, что тебе еще нет пятнадцати. Знаю, что ты отлично водишь автомобиль, хороший механик и развозчик у Стэнли. Развозчица. Стэнли, видимо, новшество нравится, ты как бы вдохнула жизнь в его дело. У него есть чувство стиля, для мелкой-то сошки. Потом, ты не воруешь, не треплешься. А то, что до сих пор не имела неприятностей с федералами или еще кем, отчасти везение, а отчасти лень и продажность государственных людей. Кстати, последние месяцы в некоторой степени благодаря мне.

Она попыталась не показать, как сильно напряглась.

– Все потому, что мне нравится твое лицо. Даже сейчас, когда ты одета под мальчика, правда, не вполне убедительно, мне оно очень нравится. В твоей привлекательности есть что-то шекспировское. Ты не поймешь, что я имею в виду.

– Вы имеете в виду «Двенадцатую ночь».

– И «Как вам это понравится». И «Венецианского купца». Я думал, ты не ходишь в школу.

– Есть и другие способы чему-то научиться.

– Верно.

Она потушила сигарету о подметку ботинка и отбросила окурок. Взвинченность уступила место собранности, осмотрительности. Сама не понимая откуда, она знала, какой Баркли хочет ее видеть. Взвешенной, отстраненной, немного жесткой. Мэриен отметила острый край крыльца под пальцами, то, как он посмотрел, когда она вытянула ноги.

– Чего я до конца не смог понять, – продолжил Маккуин, – так это, во-первых, почему ты решила пойти к Стэнли. Деньги, да, но большинству девочек твоего возраста деньги не настолько интересны, чтобы бросить учебу и связаться с винокурами. А поскольку твой брат продолжает ходить в школу, дядя тут ни при чем, иначе он и брата заставил бы уйти из школы и приискать работу. Как тебе логика?