Страница 26 из 60
При любом раскладе ясно: нужна сверхтяжёлая орбитальная станция, док, верфь для строительства космических аппаратов на орбите. На земной орбите. Будем осваивать Луну или не будем, без дока на земной орбите всё равно не обойдёшься.
В целом этот ролик меня успокаивает. Если контроль над Луной действительно не даёт стратегического ультимативного преимущества, то и дёргаться нечего, пусть американцы себе зубы об неё обламывают. Переслегин утверждает, что взять всё и никому не отдавать не сможет никто. Любой надорвётся. Луну целиком, пожалуй, тоже никто не хапнет. Кстати, это не совсем хорошо. Чревато космическими войнами.
Когда после турников и чистки зубов укладываюсь в кровать, додумываю ещё одну мысль: возможно, что Луна не будет уникальным космическим шлюзом. Зря англосаксы такие мечты лелеют. Сверхтяжёлая ОС (орбитальная станция) с определёнными производственными возможностями тоже может играть роль шлюза. Да, на Луне ОС энергетически более выгодна, но, поди, её ещё построй. До земной орбиты намного ближе.
И ещё всё сильнее свербит, как камешек в ботинке, раздражающая мысль, что я опаздываю. Две тысячи двадцатый год, ядерный космический привод создан, Луну фактически делят, а я в пятом классе сижу. Надо спурт врубать, иначе никуда не успею…
1 декабря, музыкальная школа.
Саксофон альт. Поначалу пришлось выяснять, какой в школе, я же не копенгаген. Выяснили. Теперь в гордом одиночестве сижу в отдельном классе, как принц. Тренирую пальцы и дыхалку, играю гаммы и кое-какие связки из прошлого мира. Получается так себе, но для первого раза сойдёт.
Как чувствую, научиться будет не сильно сложно. Исключительно механику придётся выстроить, пальцы разработать.
— Ну, как? — В класс заходит Николай Михайлович Семенихин, директор и человек. — Успехи есть?
Сразу он мне показался хорошим человеком. Иллюстрация мнения, что полные крупные люди обычно добрые. С короткой бородкой и бакенбардами, красиво обрамляющими круглое лицо.
— Продемонстрируешь?
— Нет, Николай Михайлович, — опустив руки вниз, потряхиваю кистями, — доупражнялся до судорог. Если минут через десять хотя бы…
— Через десять, так через десять, — легко соглашается директор. С ним вообще очень легко иметь дело.
— Я б на Катю посмотрел…
— Пойдём, только заходить не будем, у двери постоим.
Подходим по коридору к классу фортепьяно. Мимо нас проходит фея. Тут три или четыре преподавательницы, пока не пересчитал, и все красивые. По разному, но все. Есть одна, типаж тургеневской барышни, интеллигентной и утончённой. Та, что мимо прошла, с ногами и бюстом. Интересно, директор их по экстерьеру подбирает? Или так само собой сложилось?
Слушаем у приоткрытой двери фрагменты от Кати. Перемежаются поучающими речами педагога. Когда метресса удовлетворяется исполнением, безрезультатно пытаюсь уловить разницу, которой она добивалась от Кати. У меня что, слуха нет? В смысле, требуемой тонкости? А и ладно, лишь бы лабать на саксофоне хватало.
Директор удивился после прослушивания моих экзерсисов.
— Ты точно никогда раньше за инструмент не брался? Нет, ты не умеешь, на сцену тебя выпускать курям на смех, но ощущение, будто ты раньше пробовал…
— Пробовал, — подтверждаю, — час назад.
Чему он удивляется? Нотная грамота мне знакома, какие-то гаммы в гостях у Кати пробовал. «Жили у бабуси два весёлых гуся» могу слепить.
Домой возвращаюсь с комфортом и Катей, на тачанке её отца.
Вечером по исполнении всех дел, папахен вдруг предъявляет претензии:
— Сын, ты совсем семье не помогаешь. Мусор хоть выноси, что ли…
Вознаграждаю предка долгим взглядом. Они совсем охренели? Не иначе мачехины козни, не живётся ей спокойно.
— Во-первых, на мне воспитание Кира. Учится он хорошо? Претензии есть? Нет. Иностранный язык УЖЕ знает, хотя начнут его учить только в будущем году. Физически развит лучше всех в своём классе. Так? Так. Во-вторых, полдня в школе, плюс занятия в музыкалке и танцами. Прибавь домашнее задание и подготовку к урокам математики. У меня рабочий день часов двенадцать, мне продохнуть некогда.
Папахен переваривает перевод от Кира, непосредственная иллюстрация моих слов. Пока суть да дело, нахожу выход.
— У тебя нет никаких проблем. Ты занимаешься любимым делом, тебе хорошо за это платят. Детьми имеешь полное право гордиться. Приходишь домой, вокруг тебя хлопочет красавица жена…
«Чего тебе ещё надо, хороняка?», — это я опускаю. А говорю исключительно ради последних слов. Надеюсь, не зря, вон как мачеха рдеет от мимолётного и неожиданного комплимента.
— Хорошо, уговорил. Натренирую Кира, он будет выносить. Делов-то…
В любой семье, где больше одного ребёнка, любое родительское поручение уходит по ниспадающей. Старший перепоручает родительский приказ младшему, младший ещё более младшему, пока не дойдёт до самого маленького, способного исполнить распоряжение семейных властей.
Мачеха не спорит, она нейтрализована моей объективной оценкой её женских статей.
— Мы тут ремонт квартиры надумали делать, — папахен продолжает исторгать неприятные новости, — на зимних каникулах…
— Летом сделаете, — с порога отвергаю наполеоновские, но дурацкие планы, — нас с Киром в деревню отвезёте, сами в отпуске будете. Развлекайтесь, как хотите, и мы вам мешать не будем.
Как-то, в тех же Березняках случайно слышал мужские разговоры. Местный мужчина при должности с кем-то беседовал и поругивал супругу-учительницу. Та тоже надумала покрасить полы в выходные.
— Понимаешь, на выходные домой приезжают дети-студенты. Я тоже дома. И она замыслила всех нас потравить вонью от краски. А у самой во вторник выходной! Крась в своё удовольствие! Я — на работе, дети — в городе, никто не мешает!
К чему это я? А к тому, что женщины планировать не умеют. Вот и папахен, после кратких раздумий соглашается. Мачеха вяло, больше для порядка, пытается спорить. Папахен в ответ включает голову.
— Сама подумай, Вика. Мы выносим мебель из нашей комнаты. Сами спим в гостиной или в детской, где захотим. Если лаком или краской будет вонять, точно в детской. Потом разбираемся с детской. Общую комнату — в два приёма. Сгрудим мебель в одной стороне, потом в другой…
Мачеха сдаётся. План отца выглядит намного разумнее её авантюры.
2 декабря.
Ночью случилось счастье. Мы узнаём только утром.
— Ур-р-а-а-а! — Блажит Кир на выходе из подъезда. Выхожу за ним.
Всё укутано девственно белым толстым покрывалом. И уж наверняка выпавший снег не растает. Хотя со словом «наверняка» тороплюсь. Неустойчивый у нас климат. Однако вероятность того, что растает, не велика. Самый короткий световой день на подходе.
— Наверное, кто-то наверху посмотрел на календарь. Зима-то второй день уже… — замечаю во время завтрака.
Кир на автопилоте переводит родителям. Очередной маленький кирпичик в его ценный навык. И кто-то мне рассказывает, что я ничего ради семьи не делаю. Он уже может деньги переводчиком зарабатывать.
С замечательным настроением идём в школу. Хорошо бы ещё вторую обувь не брать, но в зимней полдня в школе не проведёшь. Ноги сваришь. Но хоть мыть и чистить её не надо.
Урок математики.
— Пока не научитесь обращаться с дробями с ловкостью циркового жонглёра, я с вас не слезу, — по-хозяйски прохаживаюсь между рядами.
Чем-то мне начинает нравиться моя нечаянная учительская практика. У меня и возможностей больше. Имею те же учительские права, которые мне охотно делегировал Ильин, плюс подзатыльник могу дать. Штрафное дежурство, минус в общий табель, который висит на стене, это тоже вне власти учителей. А как я некоторых таблице умножения учил? Только кто-нибудь попробует ошибиться — вперёд. Отжимается и на каждом жиме повторяет: семью шесть — сорок два. И так, сорок два раза. Класс смотрит, веселиться и сам запоминает. Выучивали с невероятной скоростью. Как говорится, не доходит через голову, дойдёт через другие места.