Страница 175 из 189
Воистину:
«Умом Россию не понять…».
Загадочная у нас с вами страна, дарагие рассияне!
Мягкотело-добрая и щедрая к трусам и предателям и, жёсткосердечно-злая к своим настоящим защитникам.
***
Примеры генеральской подлости можно приводить вечно: эта тема неисчерпаемая как материя и бесконечная как геометрическая прямая.
Если кто-то скажет, что такие позорные явления были лишь в 1941-м и 1942-м годах, а потом дескать наши командиры исправились, а совесть у них пробудилась…
То тот глубоко ошибается!
Во время контрнаступления противника под Винницей в январе 1944-го года, танк 3-го танкового батальона 40-й Гвардейской танковой бригады, с экипажем под командой молодого лейтенанта Борисова, ночью отбился от своей части и, долго проблуждав в одиночестве…
Дальше словами непосредственного свидетеля:
«В конце концов, только под утро нашел своих. Но в этой деревне всего несколько танков находилось. Моего комбата нет, только начальство в основном и машины штабные. И когда я появился, ко мне подбегает какой-то офицер:
- Кто такой? Откуда прибыл?
Так и так, отвечаю…
– Очень хорошо! Как же ты вовремя прибыл. Идем со мной!»
А я вижу, что они взволнованы, и чувствую, что-то нехорошее намечается…
Подходим к какой-то машине:
- Товарищ подполковник, вот еще один танк у нас появился.
Оказывается, это начальник разведки бригады, и он распорядился:
- Займись им!
Принесли нам чего-то поесть, но вскоре этот офицер опять прибегает и говорит мне тихонько:
- Лейтенант, положение наше аховское! У нас тут штаб бригады во главе с комбригом и знаменем, а танков всего три. А немец уже на подходе и хочет здесь нас окружить. Поэтому так: сколько в твой танк народу поместится?
– Даже не знаю…
– Хорошо, я тоже на твоем танке пойду.
Сколько на мой танк залезло людей, не знаю, не считал, но много. И вовнутрь залезли, а снаружи так облепили, что самого танка и не видно. Друг за дружку держались…
Как приехали, этот начальник разведки записал мое имя в блокнот и предупредил:
- Товарищ лейтенант, – хоть я еще младший, – я доложу начальству, чтобы вас наградили!»94.
Не… Если человек мёртвый – это надолго.
А вот если он подонок – то это навсегда.
Если кто-то думает:
«Да чёрт с ней – с этой моралью! Главное, что наши генералы во второй половине войны воевать и бить германских генералов научились».
Взять того же генерала Петрова: в 1941-м году он убежал из Одессы, в 1942-м – из Севастополя…
И, что в итоге?
Воевать же научился – фронтами под конец войны командовал?
Недаром уже после смерти Сталина, он дослужился до генерала армии и должности начальника Главного управления боевой и физической подготовки Минобороны СССР и далее – до главного научного(!) консультанта при заместителе министра.
Кто так считает - тот тоже ошибается.
Народ русский в таких случаях говорит:
«Сцы нашему генералу в глаза – ему всё божья роса»!
С августа 1942-го года Петров командовал 44-й армией Закавказского фронта, с октября того же года - Черноморской группой войск Закавказского фронта, с мая 1943-го – всем Север-Кавказским фронтом.
За подъёмом последовал откат: за неудачное проведение ряда частных наступательных операций Петров был освобождён от должности командующего Приморской армией, зачислен в резерв Ставки ВГК и понижен в звании до генерал-полковника.
За откатом – новый подъём: командующий 33-й армией Западного фронта, командующий 2-м Белорусским фронтом…
И снова откат!
После критики перед самим Сталиным членом Военного совета фронта Львом Мехлисом, Петрова снимают с должности.
Так уж и хочется пристрелить скотинку, чтоб не мучился сам и людей не гробил…
Но случилось чудо: после двухмесячного ничегонеделания, непотопляемого Петрова ставят командующим 4-го Украинского фронта. Правда, членом Военного совета фронта ему назначают «лучшего друга» – Льва Мехлиса, чтоб хорошенько присматривал, видимо.
А вдруг снова убежит?
Вот про то, как набравшись «боевого опыта», «герой» Севастопольского драпа воевал под самый занавес Великой Отечественной Войны, о том как он командовал войсками во время проведения Моравско-Острожской операции (10 марта – 5 мая), пишут современные мне историки:
«Немецкой разведке удалось вскрыть подготовку советских войск к наступлению, а также установить точное время его начала. Чтобы избежать потерь от артиллерийского огня немецкое командование в ночь на 10 марта отвело свои войска с переднего края на вторую линию обороны.
К утру 10 марта в полосе действия ударной группировки фронта разыгралась снежная буря. Видимость упала до 100—200 м, что исключало применение авиации и точное ведение огня артиллерией. Оценив обстановку, командующий 38-й армией генерал-полковник К. С. Москаленко предложил командующему фронтом обратиться в Ставку ВГК с просьбой отложить начало наступления до улучшения погоды. Его поддержал командующий 1-й гвардейской армией генерал-полковник А. А. Гречко. Однако И. Е. Петров отклонил предложение командармов…».
Вот как про ту же Моравско-Острожскую операцию, про то - как командовал вверенными ему войсками генерал армии Петров и заодно - про его «совесть», рассказывает непосредственный свидетель описываемых событий - писатель Константин Симонов,95:
«Мы спустились в блиндаж. Там стояли стол, три стула и голая кровать с железной сеткой.
– Что говорят метеорологи? – сразу же спросил Мехлис.
– Ничего хорошего не обещают, – сказал Гречко.
Погода и в самом деле была отвратительная. Ночью шел дождь, земля размокла, а дождь продолжался. Похоже было, что он затяжной.
– Может быть, вы отмените наступление? – в упор глядя на Гречко, сказал Мехлис.
Я почувствовал за этими словами напоминание о неудаче предыдущего наступления. Гречко ничего не ответил.
– На какой час у вас намечено? – спросил Мехлис.
– Артподготовка намечена на десять, – сказал Гречко. – Но мы сначала в семь двадцать проведем частичную артподготовку и разведку боем. По одному батальону от каждой из трех дивизий. Этой разведкой боем мы обнаружим, не ушел ли противник, захватим пленных и узнаем от них, не догадался ли он о предстоящем ударе. А если он раньше не догадался и начнет отходить на вторую линию сейчас, встревоженный этой разведкой боем, то сделать этого он все равно не успеет.
– На сколько назначена разведка боем? – переспросил Мехлис.
– На семь двадцать, – повторил Гречко.
Мехлис вышел на улицу, постоял там несколько минут и вернулся в блиндаж.
– Ничего не видно, видимости никакой.
– Да, видимости никакой, – согласился Гречко.
– Может быть, есть смысл отложить? – сказал Мехлис, впиваясь в Гречко глазами. – Сколько осталось времени до вашей частичной артподготовки?
– Еще двадцать пять минут, – сказал Гречко. – Сейчас я прикажу начальнику штаба связаться с командующим фронтом. На то, чтобы всех известить, что откладывается, нужно десять минут. Все сидят на телефонах. Товарищ Павлов? – Гречко назвал начальника штаба каким-то псевдонимом. – Позвоните от моего имени командующему, что видимость не улучшается. Есть основания все отложить на час.
Мехлис чуть заметно поморщился. Кажется, ему не понравилась эта формула запроса.
Мы вышли из блиндажа. Через некоторое время Гречко тоже вышел и сказал Мехлису, что приказано все отложить на час. Он вернулся в блиндаж, а я продолжал стоять с Мехлисом на воздухе. Погода была все та же. Минуло и семь часов, и семь двадцать, и восемь… В начале девятого Гречко снова вышел из блиндажа, и я оказался свидетелем их разговора с Мехлисом.