Хитничья жила

Русский демантоид ждал своего триумфального возвращения и выхода в свет, где он мог сверкать, искриться. Но, пока люди наверху строили заводы и спорили о нуждах коммунизма, он сидел под землей, крепко скованный породой.

И его час настал. С приходом нулевых уральские бизнесмены всерьез заинтересовались самоцветами: на них можно было хорошо обогатиться, особенно если заняться чем-то редким, эксклюзивным вроде демантоида или александрита.

Тамара Железняк опередила конкурентов и предложила мужу свой бизнес-план. Тот с интересом поддержал ее идею, поскольку давно хотел проинвестировать какой-то выгодный проект, а тут деньги сами шли в руки. Виталий пробил информацию в Роснедрах и узнал, что в течение года состоится аукцион по продаже лицензии на Елгозинское месторождение демантоида в Свердловской области, после чего подал заявку. Конечно же, он выиграл: по-другому быть и не могло. И сразу начал обустраивать участок, чтобы завезти технику, людей и запустить процесс добычи.

Компания «Демур» обосновалась на месторождении с весны 2014 года: тогда-то и начались первые работы под руководством Козлова Михаила Андреевича, опытного поисковика, геолога советской школы. Структура власти была такова, что пост генерального директора занимала сама Тамара Железняк (она же и владелица, официальное лицо), вторым человеком после нее шел племянник Антон, управляющий директор, который решал все организационные вопросы, предварительно согласовав их с тетушкой, подбирал персонал и выходил на фирмы, предоставляющие услуги огранки и оценки камней. Третьим важным звеном в цепочке руководителей был Козлов, начальник участка и главный геолог проекта. Он контролировал все в карьере и делал важнейшую работу – приносил Тамаре камень, за что явно не был обижен в зарплате.

В подчинении у Козлова было несколько геологов и восемь-десять мужиков-работяг. Этот пласт людей, населяющих карьер, постоянно менялся и обновлялся: кто-то уходил в поисках лучшего, и его место долго не пустовало, переходило к следующему бедолаге, околачивающему пороги в поисках работы, а кого-то все устраивало, но до поры до времени, и тогда он тоже увольнялся, чего не скажешь про верхи. Руководители бессменно оставались на своих местах и на мышиную возню в низах не реагировали. Их подобные проблемы не касались. Они были спокойны, ведь прекрасно понимали, что кадры не переведутся: не эти, так другие. Незаменимых охранников или камазистов нет.

Семейство Железняк гордилось своим детищем, которое их обогащало, а созданная компания быстро стала узнаваемой фигурой на рынке цветных драгоценных камней: ограненные демантоиды шли на экспорт в Японию, Канаду, США.

И как-то вышло так, что в самой России про уникальный камень толком и не знали, в то время как заокеанские ценители с готовностью выкладывали от полутора тысяч долларов за один карат…

Козлов подъехал к станции и мерил платформу нетерпеливыми шагами, когда из электрички вышла Валентина в желтой куртке «Найки». Он махнул ей рукой, и она живо направилась к нему.

– Ну здравствуй, Валентина! – бодрым голосом обратился к ней начальник Елгозинского участка, на что та кивнула, поздоровалась: – Я Михаил Андреич. Ну что, поехали? Покажем тебе наш карьер.

Вале Гордеевой хватило беглого взгляда, чтобы понять, что перед ней геолог, и признать в нем своего. В отличие от городского Антона с его холодно-сдержанной манерой, Козлов, наоборот, казался открытым и простым, несмотря на то что руководил целым карьером и годился ей в отцы.

Это был крупный человек, ростом выше среднего, в темном свитере и рабочем комбинезоне; его красное, испещренное морщинами лицо выдавало полевика – того, кто много времени провел на открытом воздухе и в полной мере испытал на загрубевшей шкуре воздействие ветра, солнца и мороза.

Они сели в синий старенький «Форд-Фокус» и, минуя деревню, поехали по проселочной дороге вглубь пожелтевшего, осеннего леса.

– А это Елгозинка, – пояснил Козлов, провожая взглядом удаляющиеся в зеркале домишки. – Ты здесь была?

– Нет, я ж неместная, – покачала головой Гордеева.

Деревня осталась позади. Единственную улицу составляли старые бревенчатые избы в два ряда, на одной из которых Валя разглядела вывеску: «Магазин», крупные буквы издали белели на голубом фоне. Краска частично облезла, и табличка вписывалась в общую картину запустения и разрухи.

– О, и даже магазин здесь есть?

– А как же! Здесь еще живут. И наши мужики приносят выручку, ходят за куревом и так, по мелочам: семечки, булки к чаю, лимонад. Здесь идти-то минут десять до нашей базы. Совсем недалеко.

Валя кивнула, мол, все понятно, и перед тем, как «Форд» свернул с дороги направо на карьер, остановила взгляд на кучке мужиков, шагающих по левой стороне.

Их было трое. Они ходили туда-сюда, один – с лопатой, двое – с кайлами, и громко перешучивались между собой. Чуть подальше, у обочины, стояли два внедорожника.

– А это не ваши ребята?

– Нет, это хита20, нелегалы. Там приповерхностная россыпь, они отрабатывают ее, – ответил Михаил Андреевич просто, без эмоций.

По выражению его лица нельзя было определить, как он относится к этим парням, не напрягает ли его, начальника участка, подобное соседство.

– Они тоже ищут демантоиды?

– Да, но это уже за пределами нашей лицензионной площади. Пусть себе копаются, лишь бы к нам не лезли.

Ей хотелось спросить, а не рискуют ли нелегалы тем, что промышляют у всех на виду, причем с таким задором, как будто так и надо и нечего скрывать, но впереди показалась база.

Машина въехала на ровный, накатанный участок, по периметру которого стояли четыре домика, а посередине – ряд легковушек: «Девятка», «Нива», «Хонда-Цивик». Тут же встроился и «Форд».

Валя вышла и осмотрелась по сторонам. База находилась на небольшой возвышенности, дорожка от нее полого спускалась за отвалы, где по гудящим звукам техники несложно было угадать карьер. Со всех сторон подступала тайга, и даже в ясный день на площадку ложилась тень от частокола из исполинских пихт и сосен. Гордеева подумала, что ночью здесь должно быть жутковато, кругом такие дикие леса – а впрочем, ей не привыкать.

Следом из машины показался Михаил Андреевич и, не теряя времени, приступил к экскурсии.

– Это наша база, здесь мы живем. Сам карьер в той стороне, идти тут две минуты. Пробежимся здесь и айда21 с тобой туда, – показал он на отвалы.

В этот момент из ближайшего балка22 выглянул мужичок. Его черные глаза блестели, а заискивающая улыбка не сходила со смуглого морщинистого лица. Валя поздоровалась, и щупленький, низенький человек в майке, спортивном трико и тапках поздоровался в ответ. По акценту можно было принять его за выходца из южных республик или гастарбайтера из Центральной Азии. Валя их не различала, но вскоре поняла, кто перед ней такой.

– А вот и Алик-джан23, наш повар из солнечного Ташкента, – представил сотрудника Козлов. – Или как, по-вашему, ош…?

– Ошпаз24! – сказал узбек.

– Значит, ошпаз. Так вот, ты припоздала. В обед сегодня был вкуснейший плов. Приехала бы ты пораньше, Валентина, и тебя бы накормили. Алик, больше не осталось ничего?

– Нэ, все поэли мужики, – с сожалением ответил Алик, разглядывая гостью.

Женщин на карьере не водилось, а безвылазно сидящему здесь Алику видеть их в других местах не приходилось. На неделе он нес вахту повара, а в выходные оставался за охранника; курево и какие-то заказы по мелочам ему привозили мужики.

– Вот так вот, Валентина. В большой семье не щелкают – это про нас.

– Не переживайте, еще наемся ваших блюд, – ответила с улыбкой Валя.

20

Хита, хитники – так на Урале называют людей, занимающихся незаконной добычей самоцветов.

21

Диалектное (Урал) Вперед, пойдем!

22

Передвижной домик на полозьях: используется как временное жилище или хозяйственное помещение.

23

Уважительное обращение к мужчине в Центральной Азии. Но здесь имеет иронический оттенок.

24

(с узбекского яз.) Повар или специалист по приготовлению плова.