Рассадник добра

— Нет-нет, — торопливо остановила его Машка. — Я буду есть.

Взгляд, которым наградил ее слуга, был холоднее воды в стылой ноябрьской луже. Но даже он не заставил Машку отказаться от своего намерения.

На вкус тушеные листья хищного цветка ничем не отличались от прокисшей квашеной капусты. Мерзкий металлический привкус делал блюдо еще более экстравагантным.

— Да, нам явно друг друга не понять, — пробормотала Машка, с трудом пережевывая совецкую капусту. — Если совцы считают, что люди должны есть такую гадость, они совершенно в нас не разбираются!

В коридоре царила мертвая тишина. Слуга, принесший ей еду, сразу же ушел, а охранников с их странными сторожевыми животными слышно не было. Только Машкино натужное чавканье нарушало безмолвие тюремных камер. Сидя на тонком матрасе, Машка тоскливо смотрела на недоеденную капусту и жалела себя.

Прошло несколько часов. За это время Машка успела доесть противную капусту, потребовать эксперта по защите прав человека, попроситься на прогулку, симулировать нервный приступ и обморок. На охрану ее спектакли впечатления не произвели, и Машка окончательно выдохлась и расстроилась. Хотелось спать. Глаза слипались, голова не работала совершенно, а в правое ухо на пределе слышимости самым что ни на есть убаюкивающим образом мурлыкал невидимый кот. Здоровому сну мешало только одно: живот ни в какую не желал соглашаться на пребывание в нем килограмма совецкой капусты и болезненно возражал. Его возражения не давали Машке уснуть вот уже несколько часов, когда в коридоре раздалась ночная серенада. Машка поднялась с неудобной лежанки и осторожно выглянула за дверь. Мало ли, может, это не ей поют и своим неуместным любопытством она кому-нибудь свидание сорвет? Но песня предназначалась именно ей. Правда, исполнитель не рассчитывал на то, что она ее услышит.

— Спишь ли ты, детка, спишь ли ты, крошка? — вполголоса напевал бывший покойник, тихонько постукивая по полу длинным когтем.

Ботинок на нем не было и костюма тоже, только разноцветная набедренная повязка, густо увешанная крохотными кусочками вяленого мяса, — сразу и не скажешь, что посол. Монстр монстром. Вид у экстравагантно одетого человека-птицы был удивительно пошлый и похабный, как у мультипликационного злодея-людоеда. Крылышки жалко свисали с плеч, похожие на неровные обрывки плаща.

— Не сплю, — сумрачно отозвалась Машка.

— Почему? — опешив, спросил Ва-Ран.

— Живот пучит, — охотно объяснила она. — Капусты этой вашей синей много съела. И знаешь что?

— Что? — послушно переспросил Ва-Ран.

— Это такая гадость! — закончила Машка, ужасно довольная тем, что посол попался на старую шутку.

Но, кажется, птицеголовый урод вовсе не оскорбился. Он хлопнул глазами по-куриному и спросил:

— А если я вылечу тебе живот, ты будешь спать?

— Нет, — разочаровала его Машка. — Тогда я буду дебоширить и требовать адвоката в лучших традициях американских детективов. Жаль, бутылки нет.

— Я мог бы тебе принести, — томно пообещал Ва-Ран, — если ты согласишься кое-что для меня сделать.

Он явно не смотрел американских детективов. Машка взглянула на него с жалостью и вздохнула.

— Дурилка ты пернатая. Бутылка мне нужна, чтобы ее разбить.

— Ты нелогична, — обиженно сказал совец. — Бутылку следует опустошить, если тебе так уж хочется выпить. А потом сдать в пункт приема на первом этаже. За это дают деньги.

— И он еще будет меня учить бутылки сдавать и деньги зарабатывать! — саркастически воскликнула Машка.

Такого опыта у нее уж наверняка побольше, чем у пернатого посла. Ему вряд ли приходилось заботиться о своем пропитании. По крайней мере, ей никогда не приходилось встречать каких-нибудь послов в парке собирающими бутылки. Разве что они бомжами прикидываются, чтобы поддержать экономику своей страны.

— Конечно, не буду! — отчего-то обиделся посол. — Это не моя работа — учить тебя простейшим вешам. Разве я похож на твою наседку?

— У меня не было наседки, — печально отозвалась Машка, рассчитывая пробудить в подлом извращенце сочувствие. — У меня была только воспитательница в детском саду, которая била меня по голове ложкой.

— Правильно, — одобрил Ва-Ран. — Яйца обязательно нужно стукать по темечку, чтобы они быстрее проклюнулись. Не всякая наседка об этом знает.

— Ну тебя-то явно много стукали по темечку... — проворчала Машка.

И что он, этот птицеголовый, понимает в воспитании детей? А туда же, эксперта из себя корчит. Эх, так бы и скрутила его воробьиную бошку, да в суп!

Совец ойкнул и резво отпрыгнул от нее подальше. Машка виновато шмыгнула носом: она в очередной раз забыла, что телепатия не миф, выдуманный жадными до денег «экстрасенсами», а трагическая реальность. По крайней мере, этого мира.

— Извини, — сказала она примирительно. — Это была неудачная шутка.

— Больше так не шути. — Ва-Ран передернулся. — У меня нервы не эльфийские.

— У меня тоже, — немного подумав, сообщила Машка. — А между прочим, эти самые нервы мне в вашей Башне треплют уже целый день.

— Так то тебе, — сказал, пожав плечами, совец. — Это неважно, ведь у тебя нет перьев.

— Ну и что? — не поняла Машка. — При чем тут перья?

— Перья — это главное, — значительно сказал Ва-Ран и торжественно задрал клюв. Правильно, у него-то перья были.

— Ох, и в каком инкубаторе таких козлов разводят? — вздохнув, риторически вопросила Машка. Ей никогда не нравились существа, оценивающие окружающих исключительно по внешнему виду. Такой подход к делу она считала идиотским.

— Я покинул яйцо на благословенной равнине Шакатсу, и это было очень давно, — задумчиво пробормотал Ва-Ран. — Там не водилось козлов, только медлительные слизни торжественно переползали с листа на лист. И никогда мне не приходилось встречать столь странное человеческое существо, как ты. Люди, конечно, в принципе довольно странные, но не настолько.

— Безусловно, я уникальна, — не стала спорить Машка. — Но это не причина для того, чтобы держать меня здесь, словно экзотическое животное.

— Мы не держим животных силой! — оскорбился Ва-Ран. — Это жестоко. Мы же цивилизованный народ.

— Вот если бы ты не сказал, ни за что бы не догадалась, — серьезно сообщила ему Машка.

— Между прочим, об этом сказано во всех ознакомительных материалах, которые мы бесплатно раздаем на ваших ярмарках и даже доставляем в самые бедные семьи, — укоризненно сказал Ва-Ран.

— Подозреваю, что эти самые семьи давно приспособились заворачивать в них рыбу, — буркнула Машка. — В любом случае, я их не видела.

— Да, возможно, — согласился совец. — Как жаль, что ты не цивилизованное существо.

— Но-но, — взъерепенилась Машка, — попрошу без оскорблений! Между прочим, я поцивилизованнее некоторых! Когда один невоспитанный товарищ заснул на наших мешках с овощами, мы не запихнули его в сырой подвал, а со всем уважением отправили спать домой!

— Ты не можешь быть цивилизованным существом, даже если ты умна и воспитанна. — Лицо Ва-Рана ничего не выражало — с Машкиной точки зрения. Однако она справедливо полагала, что у птиц вообще довольно туго с мимикой. Голос же совца дрожал. — У тебя же нет перьев.

Машка отмахнулась.

— К черту перья!

Совец вздрогнул, воровато оглянулся, хотя доподлинно знал, что в камере никого, кроме них двоих, нет, — и прикрыл глаза руками.

— Что-то не так? — испуганно спросила Машка.

— Меня здесь не было, когда ты сказала эту ужасную вещь! — глухо произнес Ва-Ран.

«Видимо, богохульство или что-то в этом роде», — быстренько сообразила Машка. Ей вовсе не было стыдно или страшно: за время пребывания в этом чокнутом мире она привыкла к тому, что все время попадает в подобные дурацкие ситуации. Но ведь боги все понимают. По крайней мере, точно больше, чем люди и равные им по уровню развития нелюди. А потому боги на такую ерунду не обижаются.

Подождав немного проявлений божественного гнева и не дождавшись, Ва-Ран успокоился.