Когда папа варвар

- Нет, ты это видел? - услышал я краем уха отдалённый возглас.

- Да, но глазам до сих пор не верю! - чтоб их, не могут тише разговаривать?

Я даже вино немного пролил - отвлёкся на их болтовню.

- Чтобы Зигвальд Свирепый нёс какую-то бабу на руках.

- Посадил на свой стул.

- Решил сам налить вина!

Эти два балбеса так орали, перебивая друг друга, что я чуть не вскочил, чтобы догнать и дать подзатыльника.

- Сколько нам ещё осталось плыть до Эйрона? - прожевав, спросила Алёна.

Она игнорировала все эти выкрики, уже затихшие, но до сих пор стоявшие у меня в ушах.

- Завтра к вечеру должны прибыть, максимум послезавтра утром, - вместо того, чтобы подать кубок девушке, я осушил его сам.

Потом снова наполнил и подал ей.

- Хорошо, значит, у нас есть время поговорить об Илюше, - она приняла вино, отпила, немного закашлялась и снова взялась за еду.

- Зачем? - я не совсем понимал смысла в этом разговоре. - Для начала нам нужно его спасти, а уже потом по ситуации...

- Согласна, но потом, боюсь, будет не до этого: захлестнут эмоции, ты можешь, сам того не подозревая, наломать дров. Поэтому лучше сейчас, пока рядом нет Илладара, мы обсудим, что такое детское восприятие и абсолютная любовь к родителям.

Приплыли. Нет, по большому счёту я практически дозрел до всего этого, но именно сейчас я испытывал настоятельную потребность накормить эту несносную пигалицу, а ещё умудриться не сорваться и не... выпороть. Потому что меня безумно злило то, как она рисковала собой, как спала больше трёх суток кряду, заставив меня изрядно поволноваться, и как нёс её на руках тот наглый тип.

Так, всё, ты - мужик! Держи себя в руках! Тем более речь пойдёт о твоём сыне и вашем с ним будущем. В крайнем случае, выпорешь потом.

Алёна

Я смотрела на Зигвальда и не понимала собственных чувств. Это были очень сильные ощущения, руки так и зудели стукнуть его, хотя до этого я лишь хотела есть и говорить.

- Прежде чем мы начнём, я настаиваю на твоём полном насыщении, - Зигвальд встал, отошёл к противоположной стене.

Немного отпустило. В смысле стукнуть его хотелось всё меньше, точнее, отшлёпать по заднице. Странное желание. Что-то всколыхнулось, какая-то неясная мысль. кажется, я что-то важное узнала в сегодняшнем сне, но что именно - не помню.

- Хорошо, но ты никуда не уходи, - я тряхнула головой, вновь принялась жевать и пить, пить и жевать, пока не добралась до похлёбки.

Она оказалась отвратительной. Нет, серьёзно, там смешали всё: рыбу, мясо, крупу, овощи

- брр!

- Всё, я наелась, - аппетит действительно улёгся.

Точнее, отбился.

- Хорошо, только нам лучше не приближаться друг к другу, - выдал он неожиданно.

Хм, обычно так говорят девушки, а не наоборот.

- Ладно, - не стала заморачиваться, и без того будет нелегко. - Давай я тебе расскажу о том, насколько сильна и безусловна детская любовь.

Зигвальд сложил руки на груди, оперся спиной о стену и сжал зубы. Что уж, хоть не стал кричать: «не желаю ничего слышать», и то хлеб.

- Каждый маленький ребёнок в первую очередь любит свою мать. Она - главный человек, которого он видит, ощущает, от кого он получает еду и ласку. Эта любовь безусловна. Ему плевать на то, как эта мать выглядит, какое место занимает в обществе и как к ней относятся другие люди. Она - микрокосмос для своего ребёнка.

- Кто? - не понял он термина.

- Мир, - заменила специфическое слово. - Небольшой, но мир.

- Но отца ребёнок тоже видит и ощущает.

- Да, но не так много, как мать, хотя я, конечно, не могу знать, сколько времени проводила с Илладаром его мать, я тебе объясняю ситуацию в целом. Даже если она не кормила его грудью, всё равно для него она - самый дорогой человек.

- Кормила, - выдавил он через силу.

Было видно, что ему непросто даётся этот разговор, но он держится, не срывается и не уходит от него. И это вселяло очень большую надежду!

- Вот, а это уже не один и не два часа в день. Малыш в это время смотрит на неё, чувствует биение сердца, трогает кожу, слушает голос, вдыхает запах, получает ласку.

- Я понял, - голос Зигвальда был глух. - Но потом это забывается. Лично я не помню свою мать, только портреты.

- Что? - я растерялась от такого откровения. - Но Беренгария говорила, что ваши родители погибли несколько лет назад... Портреты показывала...

- На них мачеха, - Зиг оттолкнулся от стены, подошёл к круглому окну. - Моя мать умерла в родах вместе с новорожденной сестрой. И я не помню ни её голоса, ни запаха.

- Твоё сердце помнит, - я встала, сделала к нему небольшой шаг.

Не знаю, зачем, меня просто тянуло к нему. Я чувствовала, как что-то важное происходит в данный момент, а ещё как никогда осознала, что вот оно - зерно проблемы!

- И что оно может помнить? - иронично хмыкнул Зигвальд.

- Всё. А ещё оно тоскует, - снова шаг навстречу. - Возможно, под влиянием обстоятельств, оно заледенело снаружи. Скорее всего, именно поэтому ты и пошёл на брак по расчёту -потому что недополучил материнской ласки и считал присутствие любви в браке ненужным элементом.

- Глупости, - он резко повернулся ко мне, в его глазах плескался протест и немного растерянности. - Моя мачеха была хорошей женщиной, она любила отца, заботилась о нас с Крайлом одинаково!

- Я не спорю, - примирительно подняла руки. - Но она - другая. И было время, когда твоей матери не стало, ты оказался один на один с отцом, который потом привёл в дом чужую женщину. Ты привыкал к ней, вы притирались друг к другу, а потом тебя отдали в школу, так?

Я знала, что у Зигвальда и Крайлаха разница в возрасте шесть лет - Беренгария рассказывала. То есть, скорее всего, ему было около трёх-четырёх, когда не стало его родной мамы.

- Именно так, - он покачнулся и... тоже сделал шаг навстречу.

- Потом родился твой брат, всё внимание было ему, а потом ты подрос, стал считать себя крутым воином, которому не нужна женская юбка, разве что для развлечений. Так?

Он молчал. Сжал зубы так, что иногда был слышен скрип, тело его напряглось, взгляд стал угрожающим.

- Мы говорили об Илладаре, с чего вдруг разговор перешёл на меня?

И тут я не выдержала - заплакала. Не хотела, старалась сдержаться, но не могла. Обзывала себя слабачкой, но меня просто разрывала на части внутренняя боль. Ужасная, скручивавшая внутренности, выворачивающая душу. Словно я снова слилась с ним, почувствовала его нутро.

- Эй, ты что? - голос Зигвальда стал растерянным, из взгляда ушла угроза.

- Я. я сейчас с ума сойду-у! - не выдержала, согнулась пополам, а потом и вовсе присела на корточки. - Сколько боли-и!

- Драх, это из-за меня! - он отшатнулся, отчего я окончательно потеряла точку опоры, хотя мы не прикасались друг к другу, рухнула прямо на задницу.

Заревела ещё горше, сама себе удивляясь. Я никогда так не рыдала. Серьёзно! Даже когда мы хоронили бабушку, я плакала, но без сильной истерики.

- Ну же, успокойся, - я почувствовал, как меня обняли сильные горячие руки, подняли, усадили на стул. - Выпей.

В губы ткнулся кубок с вином.

- Не хочу-у! - продолжала я рыдать.

Вид у Зигвальда был донельзя растерянным, он не понимал, что же со мной теперь делать, как успокоить. Я и сам не знала, как это всё остановить, но пить не хотела.

- О, Размар, ты сведёшь меня с ума, - рыкнул он, обхватил моё лицо ладонями и... поцеловал!

Подействовало. Слёзы перестали катиться, дыханье перехватило, голова и вовсе закружилась. Внутренняя боль, сковывавшая грудь, ушла. Лопнула, как мыльный пузырь, уступив место пожару.

Зигвальд

Меня разрывало от чувств на тысячи кусков. Я понимал, что она попросту поймала мою боль, не могла остановиться, а от влаги её глаза стали такими прекрасными, такими пронзительно голубыми. По щекам катились слёзы, губы она искусала, пытаясь сдержаться, но у неё ничего не получалось. Зато я теперь не мог от неё оторваться, особенно от губ. Они так и манили приласкать их, попробовать на вкус.