Мама, это ты?

Я буквально не знала, куда девать глаза. Судорожно сцепив пальцы, я пробормотала:

— Я детей до спальни провожу, поцелую и вернусь.

Зря я это сделала. Стоило мне войти в детскую, как закружилась голова. Слёзы выступили из глаз, а потом я и вовсе осела на ковёр. Знакомый, чёрт возьми, ковёр! Радужный, ворсистый, на котором стояла деревянная лошадка-качалка, которую…

Додумать я не успела, просто упала в обморок. Опять! Если честно, так это дело надоело…

Глава 14. Озадачить доктора

Князь Олег Степанович Репнин

Я еле сдержал себя, чтобы не пойти в детскую вслед за Полиной. Пожелал своим сорванцам спокойной ночи здесь, в гостиной, а после поднялся в кабинет, из которого вышел на балкон, опоясывающий вкруговую практически весь этаж. Покурить.

Да, я давал себе зарок, что брошу, но именно сейчас как-то не бросалось. Нервно было, хотелось успокоить себя хоть чем-то, занять руки. И губы. Заменить её губы, к которым хотелось прикоснуться, хотя бы сигарой.

— Чёрт, сейчас же врач приедет, надо будет кровь сдавать! — ругнулся я, убирая зажигалку от кончика сигары.

Хорошо, что поджечь не успел.

— Нет, надо что-то с этим делать, — вздохнул я, возвращаясь в кабинет и убирая сигару обратно в резную шкатулку.

Подарок кузена. Того самого, который помогал мне рыть под Драги. У них там, в Италиях, с контрабандой всё просто, особенно на Сицилии. Много чего есть, причём куда более серьёзного, чем табак. Я даже пробовал когда-то, ещё в студенческую бытность. Потом было так паршиво, что я зарёкся ставить сомнительные эксперименты над организмом. Вот только сейчас, похоже, этот самый организм решил поставить эксперимент надо мной.

Смогу я удержаться и не совратить Полину, или таки пущусь во все тяжкие?

Давно у меня такой реакции на постороннюю женщину не было. По молодости да, порой приходилось приматывать взбунтовавшуюся плоть носовым платком к ноге, чтобы не мешала. Да-да, идёшь такой в школьный туалет, прикрывая пах папкой для бумаг, снимаешь штаны и приматываешь. Потому что нет никаких сил удержаться от эрекции, когда видишь очень красивую девушку. Новую учительницу рисования, которая впорхнула в нашу довольно унылую школьную жизнь на какой-то год, а потом ушла в декрет.

Оставив после себя половину класса разбитых сердец.

С тех пор я вырос, возмужал, научился сдерживаться. Познал женщин, в конце концов. Понял, что не стоит реагировать только на внешность, в какой-то момент даже усомнился, что захочу связаться с кем-либо из тех, кого выводили в высший свет – уж больно много там было фальши. Тщательно скрываемой всевозможными способами, но едким туманом забивавшейся в лёгкие и оседавшей на губах. Мерзость!

Собственно, так и вышло. С женой я встретился случайно, выискивая в одной довольно удалённой от столицы губернии древний артефакт.

То была картина, с помощью которой владелец оставался вечно молодым. Для этого ему требовалось не так уж и много усилий: раз в год он должен был напоить зловещее полотно кровью, желательно человеческой. Стоит отметить, держал её граф Давлетьяров подальше от столичных магов в доме, оформленном на доверенного. Пустом, чтобы никто-то и не увидел её. Сам дом запер артефактом, да так крепко, что мне пришлось попотеть, взламывая защиту.

Попотел я и от процесса поисков. Разумеется, не в одиночку, нас работала целая команда. Тогда-то я и встретил Катерину, что жила в небольшом городке, близ которого располагался тот самый дом. Его мы нашли не сразу, хотя у нас были более-менее точные данные от Давлетьярова. Разумеется, тот дал их не просто так, а под давлением. Да и кто станет делиться подобной информацией без веских на то причин?

А причины были не просто веские, они не оставляли ему выбора. К тому времени Давлетьярова взяли под стражу, причём из-за какого-то довольно банального преступления. Сейчас уже и не упомню подробностей, ведь самое интересное началось после допроса, в процессе которого один из дознавателей заметил за ним ряд странностей. Например, удивительную регенерацию, вовсе не свойственную человеку. Впрочем, она его не спасала от боли, которую он чувствовал каждую секунду своего бытия до того момента, пока не признался. Вот тогда-то нас и отправили искать опасный артефакт.

На прощание руководство шепнуло, что если довезём в целости и сохранности, то будет нам большой почёт. Премия. И повышение по службе.

Не знаю, как прочие, но я после такого намёка решил уничтожить картину во что бы то ни стало. Ибо нечего! И таки уничтожил, правда, сам едва концы не отдал.

Дом Катерины располагался аккурат по соседству с гостиницей, где мы сняли номера. Я видел её каждое утро – она любила ходить за булочками в ближайшую пекарню. Свежая, словно бутон розы, лёгкая, витающая в своих мыслях и рассеянно улыбающаяся прохожим. В том числе и мне.

После одной из тех улыбок я понял, что вот она – та, с которой я свяжу свою жизнь. Да, я не сразу осознал сию истину в полной мере, смирился с неизбежным и того позже. Уже после того, как нашёл ту злосчастную картину. И, как было уже упомянуто, едва не отдал Богу душу.

Выходил меня не кто иной, как мать Катерины. Сама девушка тоже помогала, но основное сделала именно моя будущая тёща. Она лично пришла в больницу, куда меня поместили мои сослуживцы. Никто не ожидал, что я выживу, место в морге уже определили, да вот тёща не дала. Оказалось, она не только помогала больнице финансово, но и приходила к больным. Да не просто так, оказалось, что она обладает целительским даром, более того, умеет видеть души. Влиять на них, в иных случаях помогать избавиться от скверны.

Собственно, именно это она и сделала со мной – помогла очиститься от той грязи, которая вылилась на меня, когда я уничтожал картину-артефакт. Катерина ей добросовестно помогала. Столь же добросовестно я отвёл её в церковь, едва смог подняться на ноги. И вовсе не из чувства благодарности, хотя, безусловно, я его испытывал. Просто я не мог (да и не видел смысла) с ней расстаться. Ибо понял, что всё пустое, если я просто уеду и больше не увижу этих замечательных зелёных глаз. Милой улыбки, вьющихся светло-каштановых волос, стройной фигуры. Не услышу нежный голосок, который нежил мой слух всё это время.

К слову, именно после того дела меня повысили до начальника департамента культурного наследия. Не без ворчания на тему уничтожения артефакта, но тем не менее. Насчёт неравного брака с мелкопоместной графиней тоже выказали неудовольствие, но плевать я хотел на это.

— Ваше сиятельство! — стук в дверь и голос Фёдора вырвали меня из воспоминаний. — Господин Прозоровский прибыл.

— Впустите! — откликнулся я, убирая в шкаф шкатулку с сигарами. — И позовите Полину.

— Добрый вечер, Олег Степанович, — поздоровался доктор, входя в кабинет.

Вид его был весьма встрёпан, но движения и выражение лица спокойны. Правда, губы его дрогнули, а глаза сощурились, стоило дворецкому привести Полину. Точнее принести.

Следом пытались прорваться дети, которым, по идее, пора принимать ванну и готовиться ко сну.

— Папа, она так неожиданно упала! — верещал Павлуша.

— Ей стало плохо в нашей спальне, — куда спокойнее, но тоже взволнованно говорила Людмила.

Между ними просочился кот, вспрыгнул на спинку дивана, на который я взмахом руки велел уложить девушку, и уставился на нас презрительным взором.

— Дети, ну-ка марш обратно! — грозно прошипела Генриетта Марковна на заднем плане. — Взрослые сами разберутся, что к чему.

Я стоял и чувствовал себя престранно. На кожаном диване вновь лежала Полина, только в этот раз на её лице не было ссадин. Оно успешно зажило после того компресса, который я ей сделал. Кот и вовсе удивлял!

Эта наглая рыжая морда, которая никого-то, кроме Катерины не признавала, явно волновался за нашу новую горничную, точнее уже няню. И если к детям он относился ещё более-менее лояльно, да и то до тех пор, пока они собаку сюда не привезли, то ко мне всегда ревновал. Вот и сейчас он посмотрел на меня недовольным взором, демонстративно поточил когти об дорогую обивку.