Канарейка

  Хотелось чего-то, что смогло бы оживить атмосферу, подтвердить реальность и этих стен, и самой меня.

  И тут совсем рядом, за окошком, замысловатой трелью залилась ночная птица.

– Спасибо. – вздрогнув, поблагодарила я и, не очень-то задумываясь, вывела нечто похожее в ответ.

  Правда, губы оказались такими сухими, что получилось не очень, чтобы очень. А птичке понравилось. Слышно было, как ночная певунья вспорхнула и пристроилась на оконный проём. Там и осталась, снова и снова радуя слух живыми звуками.

  Состояние было донельзя странное. Вот, вроде бы, и насторожиться, и даже испугаться. А настроения даже просто удивиться не имелось. Вместо всего этого – просто взялась ковыряться в последних воспоминаниях, пытаясь сложить картину последних, так сказать, реальных событий.

  Вот я проснулась там, в своей кровати, вот крадусь по пустынному коридору, а дальше память услужливо разбивает произошедшее буквально на кадры.

  Загорается свет, я упираюсь во что-то твёрдое… Что это? И почему растоптанные мужские ботинки почти на уровне глаз? Стремянка! Лёвушкина аккуратная стремянка, всегда стоявшая в углу кабинета. Удобно было иметь её под рукой, на случай перевесить или просто протереть картины. Об неё я и стукнулась.

  Картины! Вот, что было нужно вору. А то, что обувь принадлежала именно грабителю – сомнений не вызывает. И как прознал, что дома никого не должно было быть? Мария? Ни за что не поверю. Только не она. Скорее… да господи, тьма народу знает, что в день памяти Лёвы я каждый год остаюсь у детей. Начиная от соседей и заканчивая сотрудниками. А вот в этот раз сложилось по другому.

– Так, и дальше?  – я сладко зевнула и закашлялась.

  Душу, вдруг, согрела злорадная мысль о том, что картины вору или ворам вряд ли достались. Может внешняя сигнализация и не была включена по причине того, что я вернулась, но локальную, подключённую к самым ценным объектам – не под силу не потревожить никакому умнику. По крайней мере так уверяли установщики.

  И всё же… Ну стукнулась головой – от этого ведь не умирают. По крайней мере от удара в лоб, который получила я.

  Сердце. Вспомнилось, как солнечное сплетение сковало ледяным холодом. Переживания и внезапный испуг просто его доломали.

– А оно стучит. – такая нелогичная мысль была последней, прежде чем организм незаметно провалился в дрёму.

* Вера Дворянинова "Мамин сыночек".

Глава 5

  Утро пришло стрелами солнечных лучей, пронизывающих висящую в воздухе пыль, щебетом птиц и звуками повседневной жизни, буднично доносившихся из оконного проёма.

  Я лежала на доисторической деревянной кровати и одними глазами обводила окружающую меня обстановку. Обстановка была полна столь любимого мной антиквариата. Правда, в самом убогом исполнении. Каменная комната без признаков комфорта, коричневое одеяло из грубой шерсти, стул, стол дремучего века… очень заинтересовал угол, завешенный иконами. Это совершенно точно были они. Слишком однотипные изображения. Да и не размещают обычные миниатюры с такой кучностью.

  А вот кто на самих иконах – не признать. И сколько не перебирала в памяти, так и не смогла понять, к какой религии их привязать.

  Попыталась привстать с лежанки, чтобы разглядеть поближе, но поняла, что не смогу. Накатившая слабость заставила снова упасть на жёсткий матрас. Впрочем, и отсюда было видно довольно чётко, что удивительно, ибо зрение всегда являлось моим слабым местом.

  Размышления прервал скрип открывающейся двери, и в помещение тихо вошла женщина. Странная до той степени, что у меня глаза на лоб полезли.

  Серую хламиду, скрывавшую костлявую фигуру, сложно было даже платьем назвать. А тело однозначно костлявое. Это выдавали тощие запястья и худое, даже измождённое лицо. Водянисто – серые глаза с характерной темнотой вокруг них, острый нос, тонкие губы. Волос не видно – все они тщательно упрятаны под мятый чепец, надвинутый на лоб.

  Возраст?  Даже судить не возьмусь.

– Вижу, ты уже пришла в себя, Лира. – шепеляво скрипнула пришелица.

  Взгляд её был суров, бесцветные губу поджались. При этом, несколько провалились, подтверждая догадку о неполном комплекте зубов.

– Бо-о-же, вот это ведьма. – подумала я, запоздало понимая, что обращение "Лира" адресовалось мне.

– Встать можешь?

  Я отрицательно покачала головой.

– Видать, сильно прогневила господа нашего, за что и покарал. Матушка Тейла очень недовольна тем, что пропускаешь занятия хора. Но мы с сёстрами молимся за твою заблудшую душу. И тебе велено поститься. Проси, дабы даровано было выздоровление и скорее смогла вернуться к служению.

  Я с тихим ужасом слушала сию отповедь, а из-за спины монашки тем временем проскользнула тень в такой же хламиде и чепчике, оставила на столе кувшин с тарелкой и так же тихо испарилась. Даже лица её разглядеть не успела. Разве только, отметила, что ростом вторая была поменьше ведьмы, читавшей мне нотацию.

  На этом тётка, видимо, сочла свою миссию исполненной, повернулась и скрылась за дверью.

  А я осталась лежать, пытаясь впихнуть в голову то, что сейчас произошло.

  Лира…  Что-то это имя смутно напомнило, но что? Как будто только сейчас очнувшись, взялась осматривать, ощупывать саму себя. То, что представало глазам оказалось худое, молодое, побитое и не моё. Сдёрнула идиотский, наподобие детского, чепец – по плечам рассыпалась копна густых, длинных огненно-рыжих волос. И тут я вспомнила…

  Это был последний предутренний сон.

  Тоненькая девушка по имени Лира с вот этими самыми косами, серо-зелёными глазами и красивой улыбкой что-то рассказывала мне. Что-то ведь объясняла, дай бог памяти… И, помнится, даже благодарила.

  Прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Помогло. Образ ярко вспыхнул в голове. И слова… что-то про то, мол, как она счастлива, что я освободила её из этого ада. Она бы не справилась, а я – другая, мне – под силу. И ей там теперь полная благодать, а мне – удачи.

  Прелесть какая. И что теперь прикажете со всем этим делать? Оставалось только одно – поверить. Вариант "сойти с ума", в силу характера, являлся неприемлемым по определению.

  На самом деле, происходящее не вызывало особо острой паники ещё и потому, что, после событий прошедшей ночи, я уже подсознательно была готова к чему-то подобному. Слишком уж достоверной казались встреча с внуком и его обещание, что всё будет хорошо.

– Зато я точно знаю, как выгляжу. – пришла мысль. И ещё о том, что читанные книги о попаданках уже не кажутся такой уж фантастикой. - Надо же… ну всё, как по закону жанра.

  Что ж, будем осваиваться в новой реальности. Для начала бы чего грызнуть и попить. Взгляд остановился на оставленной на столе тарелке. Интересно, чем потчуют в местном аду?

– Хоть бы в руки подать удосужились, ведьмы. – досадливо поморщилась я, – Видели же, что вставать тяжело. Или как? Здесь полагают, что выздоровлению способствуют исключительно страдания, аскеза и молитвы?

  Полежала, глубоко дыша, собираясь с силами. Ибо, ради того, чтобы рассмотреть иконы, можно было и не заставлять себя подняться, а вот ради глотка воды и еды – однозначно придётся. Иначе, сами понимаете, грешной душе, за которую там нынче усердно молятся так называемые сестры, не достанет сил задержаться в таком симпатичном, но слабом теле. Будет очень жаль.

  В общем, худо-бедно, до стола дотянула и плюхнулась на стул.

– Это вот что имелось ввиду? – я недоумённо разглядывала то, что мне оставили к трапезе. На тарелке сиротливо лежал кусок чёрного хлеба из муки грубого помола. И всё. В кувшине – вода. – А, ну да, ну да… Поститься же велено. Чтоб вас там … Эх, ироды.

  Тихо скрипя зубами, взялась грызть сухарик. Сегодняшний "хлеб мой насущный" оказался ещё и не первой свежести.