Страница 46 из 58
– Потом, – снимаю пиджак, аккуратно огибая ее хрупкую фигуру руками. Стягиваю полы где-то в области груди и вскользь касаюсь пальцами выступающей ключицы.
– Может, лучше такси?
– Я не пил.
Подталкиваю ее вглубь огромной территории Серёгиного особняка, направляя к машине.
В салоне повисает молчание. Все улыбки и проницательные взгляды исчезают.
Это нельзя назвать неловкостью, скорее общее недоумение в стиле: что со всем этим делать дальше? А ведь до последнего не хотел к ней лезть… если бы сегодня сама не подошла, вряд ли…
Хотя нет. Вру. Себе и ей. Беспощадно лгу.
– Так зачем ты вернулся?
Азарина смотрит перед собой, а когда задает вопрос, то голос звучит невероятно звеняще.
– Я уже отвечал, по работе.
– И надолго?
Ее глаза не блестят интересом, скорее каким-то холодом. Обидой. Именно ей.
И это логично. Я сделал все для того, чтобы она так на меня смотрела.
– Не знаю.
– Не верю, Ваня.
– Это не всегда зависит от меня.
– Не думаю, что ты не захочешь оставить за собой последнего слова. Если ты исчезнешь, это будет сугубо твоя инициатива.
Азарина раздраженно сбрасывает пиджак с плеч и откидывается затылком на подголовник. Согнув ногу в колене, упирается каблуком в торпеду. Длинное платье соскальзывает с бронзовой кожи, оголяя бедро в разрезе.
Ловлю это изменение, чуть крепче сжимая руль, а после медленно возвращаю взгляд к дороге.
– Моя, – киваю. – Тогда это была моя инициатива.
Она злится, потому что хочет слышать другое. Но ничего нового или оправдывающего себя я не скажу.
– Тогда какого черта ты сейчас делаешь? Зачем, Ваня?
– Не получается сказать себе «нет».
– Вот и у меня, – шумно выдыхает, – не получается…
– Видишь, как удобно? – чуть улыбаюсь. Хочется уже разрядить эту атмосферу скорби по прошлому.
Татка качает головой, прислоняя ладонь ко лбу. Замечаю ее улыбку и сворачиваю на обочину дороги.
– Зачем мы остановились?
– Ты хотела поговорить.
– Не хотела. Тебе показалось.
– И именно поэтому так реагируешь.
– Как? –затаив дыхание, подается чуть ближе.
Запах ее духов переполняет легкие. Что-то сладкое, едва уловимое, но слишком сильно въевшееся под кожу.
– Как при нашей встрече в ресторане, – отпускаю руль, разворачиваясь к ней корпусом, – как в моем кабинете, – чуть ослабляю галстук, – и как сегодня. Сейчас.
У нее дрожат веки.
Мой взгляд падает на оголенное плечо. Шею. Хочется припасть к ней губами. Такое необузданное желание, а перед глазами искры.
Она снова плачет. Я вижу, как блестят ее глаза, как поджимаются губы.
Эмоциональный всплеск из громких фраз остается позади.
По спине ползет мертвецкий холод. Раздражаюсь и тянусь к таблеткам. Последнее время их почти не жрал, но весь этот нервяк на работе, плотно прикрытый маской спокойствия, не мог не дать о себе знать. Плюс мысли. Постоянные, преследующие мысли о ней.
Сжимаю пальцы в кулаки. Простреливающая боль. Глухой выстрел и расползающееся напряжение. Остро. На грани взрыва. Словно тебе на живую выдирают позвоночник.
Закидываю в рот пару капсул и прикрываю веки.
Когда открываю глаза, вижу перед собой Таткино лицо.
– Все в порядке? – ее ладонь тянется к моему лицу.
Чувствую теплое прикосновение тонких пальцев к коже на щеке и по инерции крепко сжимаю ее запястье. Убрать или позволить продолжить?
66
Тата
У него ошалелый взгляд. Хотя у меня самой такой же. Это прикосновение было подобно взрыву. Выбило из-под ног последнюю почву. Слезы высыхают.
Насколько это опасно? Смогу ли я потом собрать себя заново? Ответа нет. В голове лишь желание. Что-то непрерывно давящее на мозги.
Он обжигает. Сдавливает мое запястье. Парализует.
Почему-то разговоры кажутся лишними. Ванька внимательно смотрит на линию моих губ, одновременно с этим опуская наши руки.
Поцелует? Этот вопрос не дает мне покоя. Выворачивает наизнанку и заставляет забыть о последствиях. Стирает гадкое прошлое. Внутри селится какая-то убогая вера в настоящее. В здесь и сейчас.
Мне просто жизненно необходимо это банальное и затертое до дыр «здесь и сейчас». Я хочу раствориться в моменте. Забыть о прошлом. Обо всем забыть. Потому что с ним иначе. С ним не так, как с другими. И сколько бы ни прошло времени, я все равно чувствую эти сжимающие сердце тиски.
Ваня чуть резче, чем я ожидала, тянет меня на себя. Касается пальцами плеча. Мне кажется, он хотел сделать это весь вечер. Так смотрел.
Зарывается пальцами в волосы и вытягивает из них шпильки. Пряди падают на плечи и рассыпаются по спине.
Я дрожу. В голове какое-то дежавю, словно мне восемнадцать и я сижу на столешнице в темной кухне его квартиры.
Электрические разряды шарашат по телу. Дышать становится труднее. Совершенно невыносимо.
Ваня выпускает мою руку и смотрит в глаза. Пристально. Проникновенно.
Я чувствую, как меня ведет, как с каждой пройденной секундой сдаю позиции. Если он поцелует, я умру. А если нет…
Подумать об этом не успеваю. Потому что Ванькины губы накрывают мои. Колоссальный напор и вырывающиеся на поверхность эмоции. Слишком остро. Слишком близко. Слишком откровенно.
Взмах ресниц и его взгляд. Такой завораживающий, утягивающий в пучину уже давно прошедших грез.
Нет, вру. Нагло и грязно. Самой себе.
Каждое его прикосновение – удар тока. Реальность, что кружит голову.
– Я… – шепчу, чуть отстранившись. – Я… не надо.
Накрываю его губы пальцами. Часто дышу. Сложно. Все слишком сложно.
Ваня бросает уже поплывший взгляд на мое декольте. Замечаю, как сжимает кулак, а после тоже отстраняется.
– Ты права, – медленно кивает, словно пробует эти слова на вкус.
Насколько он с ними согласен?
– Прости, – шепчу.
Чувствую себя такой жалкой и очень маленькой девочкой, потерявшейся в таком огромном мире.
Почему там, под взглядами десятков людей, я ощущала себя смелее и свободнее, но стоило нам остаться наедине, и вся моя бравада растеклась лужицей, растаяла, как снег на солнце.
Ваня заводит машину. Автомобиль медленно трогается с места, а все, чего мне хочется, закрыть лицо руками. Спрятаться от переполняющих эмоций. Они плещутся во мне и никак не могут найти выхода.
Он привозит меня домой. Адрес не спрашивает. Видимо, помнит с прошлого раза.
Когда машина останавливается, я продолжаю сидеть не шевелясь. Только смотрю в лобовое стекло.
Токман шумно выдыхает и приоткрывает окно. Прохладный воздух наполняет легкие, и становится в разы легче. До боли впиваюсь ногтями в собственную ладонь, бросая на Ваньку пытливый взгляд.
Я чего-то от него жду. Я вечно что-то от него ждала.
– Через два дня я улетаю в командировку, – смотрит перед собой, – вернусь уже ближе к весне. Дело сложное. Разгребать придется много.
Зачем он мне это говорит?
– Когда вернусь, если у тебя будет желание, мы встретимся. Поговорим о… поговорим. Спешить сейчас самая неподходящая идея.
– Ладно, – часто киваю. – Хорошо.
– На чай пригласишь?
Не смотрю на него, но чувствую, что улыбается.
– Обойдешься, – пожимаю плечами, – попьем, когда вернешься.
Ванька мягко смеется и так неожиданно притягивает к себе, обхватив ладонью шею.
– С горочки прокатимся? – бросает взгляд на крутой спуск к реке.
В памяти сразу всплывает моя больная идея скатиться с горы той холодной зимой, когда все началось.
– Обязательно, – киваю и наглейшим образом стаскиваю с него галстук. Пальцы сами расстегивают верхние пуговицы рубашки. Одну за одной.
Прикусываю нижнюю губу, а когда поднимаю взгляд, вздрагиваю. Глаза. Он смотрит на меня с какой-то ошалелой дикостью. Я чувствую зарождающийся ураган и чертовски рискую. Практически переступаю грань.
Ванька втягивает воздух у моего виска. Касается волос. Сама тянусь к нему. Обнимаю.