Страница 34 из 58
Такое огромное количество долгих, тянущихся друг за другом дней. Большая стрелка настенных часов смещается вправо, отмеряя очередную минуту.
С того момента, как Ваня улетел, прошло чуть больше трех месяцев.
Я сотни раз хотела с ним связаться, но, во-первых, он не оставил ни единого способа это сделать, а во-вторых, страх, что оттолкнет, раз за разом всегда брал надо мной верх. Так было всегда. Кажется, я до сих пор осталась маленькой девочкой, которая до дрожи в коленках боится безразличия.
Этот образовавшийся холод режет на куски острым лезвием.
Я так перед ним виновата. Боже!
Размешиваю сахар в чае, сидя на кухне своей пустой квартиры. Я ее продаю. Два месяца в проекте не прошли даром. За мое лицо теперь очень и очень хорошо платят.
Я выбыла оттуда по итогу голосования раньше запланированного времени, но гонорар был такой, словно я останусь там жить еще на полгода.
– Хватит хандрить.
– Хватит, – повторяю за Сонькой, продолжая крутить ложку по часовой стрелке.
– Кстати, один из способов узнать, как он, съездить к его бабушке…
– Я ездила. Она меня даже на порог не пустила. Отношения у нас швах.
– Ну, знаешь ли, иногда стоит переступить через себя. Если для тебя действительно важно …все, что тебе от нее нужно, это узнать способ связи и просто понять, что с ним все хорошо.
– Она сказала, что он уехал туда из-за меня. И если что-то случится, то виновата буду тоже я… Почему за все это время он ни разу, ни разу не дал о себе знать?
– Ну, вполне закономерно. Ты его выгнала, потом не приехала попрощаться… и сейчас сидишь тут и жуешь сопли.
Во всем она права. Сонька не знает, что я все-таки ездила ко времени отправления. Ездила, но струсила выйти из машины…
– Я знаю. Знаю, Соня! Просто… я так хочу с ним связаться, а его бабка встала в позу. Ничем она мне не поможет. А что, если его…
Перехожу на шепот.
– Об этом тебе сразу сообщат, думаю, – Соня смотрит на свой остывший чай и меняет тему: – Блин, я даже не верю, зал на пять тысяч человек, – улыбается, – твое первое большое шоу. Я буду орать песни громче всех.
– Лучше бы его не было, этого шоу…
Нервы. Колоссальный стресс для организма. Все спланировано, идеально организовано, но, несмотря на это, меня бросает то в жар, то в холод.
Щеки горят, кажется, даже слой тонального крема не спасает. Я все равно словно покрыта пунцовыми пятнами.
– Тата, наверх посмотри, нужно нижнее веко подправить.
Пялюсь в потолок, повторяя про себя тексты песен. Ерохин был в бешенстве, когда узнал, что я собираюсь давать весь концерт без фонограммы. Но это только мои трудности. Его они не касаются.
Дыхалка с диафрагмой справятся, сто процентов. А вот подзабыть текст песни я могу с легкостью. Те, что писала не сама, точно.
К сожалению, в моем творчестве есть и такие.
– Все. Готово. Губы красим?
– Чуть-чуть давай.
За дверью шумно. Все сейчас работают на максималках. У всех мандраж. Первое и такое масштабное мероприятие… Не верю. Сама до сих пор в это не верю.
Смотрю на свое отражение, и такая тоска накатывает. Как было бы здорово, будь Ванька здесь…
Как он там? Эти мысли не дают покоя…
– Ну что, красавица, – Костя вваливается в гримерку, вручая мне корзину роз, – поздравляю с первым масштабным сольником.
– Не пугай. У меня и так глаз дергается. Народу много?
– Все билеты еще две недели назад раскупили. Зал битком.
– Страшно, – улыбаюсь, потирая друг о друга ладошки.
– Не дрейфь.
– Стараюсь
– Так, все пошли отсюда вон. Тат, настраивайся. Пара минут уединения не помешает.
«Спасибо», – говорю одними губами.
Я действительно остаюсь одна. Хожу из угла в угол. Несколько раз смотрю на себя в зеркало.
Даже стараюсь снова распеться. Пара упражнений на связки.
Чуть больше помады на губы. Вдох-выдох.
Все будет хорошо. Все просто не может быть плохо!
Кошусь на вибрирующий телефон, долго не решаясь взять трубку. Звонит Ванина бабушка. Она никогда мне не звонила. Никогда в жизни…
– Здравствуйте, Вера Антоновна…
– Таточка, Ваня… Вани больше нет.
– Что? Что вы такое говорите?
Вздрагиваю от хлопка двери. В гримерную заглядывает кто-то из команды со словами:
– Тата, уже пора выходить. И так двадцать минут зал на разогреве держим. Поторопись!
– Иду, – бормочу, крепко сжимая телефон.
– Может быть, это ошибка? Он же не мог…
– Тата!
Костя выхватывает телефон из моих рук и выключает его.
– Потом наговоришься. Все, время, – стучит пальцем по циферблату часов на своем запястье.
– Ваня… он… он…
Говорить я не могу. Шевелю губами, но слов не слышу, только тихие завывания.
– Что с тобой?
Ерохин поддевает мой подбородок и медленно тянет на себя.
– Что произошло?
– Он умер… сказали, он умер. Вани больше нет.
– Ошибка, слышишь, это ошибка! Сейчас ты должна собраться и выйти на сцену. Ты не можешь подвести столько людей, только не сегодня, Тата, – Костя говорит на повышенных тонах. Я не понимаю, он злится или просто хочет до меня достучаться.
– Я понимаю.
– Все, успокойся. Хочешь, дам таблетку? Станет легче.
Часто киваю, протягивая дрожащую ладонь.
– Сразу две, и запей обильным количеством воды. Хорошее успокоительное, должно помочь.
Смотрю на блистер и понимаю, что просто не могу выйти на сцену. У меня ноги не двигаются. Сердце сдавливает такой щемящей болью. Голова стала совсем тяжелой.
– Я хочу все отменить, – скулю, как жалкая собачонка. – Я здесь, а он там… я должна все отменить.
– Ты не можешь ничего отменить. Возьми себя в руки и выйди на сцену.
В гримерку заходит кто-то еще. Как же много народу. Душно. Оттягиваю облегающий ворот своего платья.
– Включите ей фонограмму!
Ерохин сжимает мои плечи. Встряхивает.
– Ты выйдешь и просто будешь открывать рот. Ясно тебе?
Ничего не понимаю. Что он говорит? Он же что-то говорит?
Как оказываюсь на сцене, ума не приложу. Просто в какой-то момент открываю глаза, а передо мной целая толпа людей. Шумно. Очень шумно.
Начинается проигрыш. Вот тут нужно вступать, разлепляю губы и понимаю, что Костя все-таки включил фонограмму.
Голос мой, а вроде и нет. Так много автотюнинга. А еще у девочки, она стоит так близко к сцене, глаза разноцветные, как и мои. Только она этого не стесняется…
Как я это вижу? Почему подмечаю такие нелепые сейчас детали? Душно. Очень душно…
«– Зачем ты носишь линзы?
– Что?
– Это мило. Это не дефект…»
Его голос у меня в голове. Лицо перед глазами. Вытягиваю руку, словно хочу дотронуться. Но не получается. Образ размывается. Исчезает.
Кусаю губы и опускаюсь на сцену. Сажусь на самый край, во весь голос подпевая фанере, нет, я словно пытаюсь ее перекричать с выключенным микрофоном.
По щекам слезы. Горячие. В душе пусто. Нужно собраться.
В какой-то момент я прошу вырубить плюс. Хочу петь сама. Сейчас мне это нужно. Это помогает.
…Ерохин набрасывает на мои плечи куртку и провожает до машины. Отмечать свой успех я не собираюсь. Еду на все еще не проданную квартиру. Игнорирую Сонькины звонки. Не до нее. Ни до кого.
Внутри пусто. Темно и пусто.
Когда в дверь звонят, медленно поворачиваю голову в сторону прихожей.
Может быть, это Ваня? Да, это точно он.
Он жив, я это чувствую.
Поворачиваю ключ, хватаю ртом воздух и дергаю ручку на себя.
– Серёжа…
– Собирайся, поехали.
– Куда?
51
Тата
– Вы, главное, успокойтесь. Такое бывает. Произошла путаница в документах. Токман жив. Да, состояние оставляет желать лучшего, пока он так и не пришел в себя…
– Может быть, нужны деньги, какое-то лечение?