Страница 31 из 58
Мне повезло. Точнее, я сделал все для того, чтобы мне повезло остаться. И присвоение внеочередного звания – еще один хороший знак.
На данный момент я человек на подхвате.
Полковник Орехов – один из центральных координаторов разведывательных операций. То, что я попал именно к нему, можно сказать, в качестве стажера, еще один жирный плюс.
Просматриваю последнюю появившуюся информацию и закрываю ноутбук.
Через четыре часа у меня самолет.
– Сёмин, до метро не подкинешь? – выхожу из здания, практически сразу сталкиваясь с Гришкой.
– Прыгай, – хлопает по крыше машины ладонью.
Сёмин, как и я, находится в штате Орехова. Работник из него так себе, протирает штаны в кабинете без особых результатов, а потом в первых рядах бежит за зарплатой.
– Что-то рановато сегодня, а то, как ни посмотрю, ты каждый день после девяти уходишь, – закуривает сигарету, опуская стеклоподъемник. – Далеко пойдешь. Андрей Вениаминович таких любит.
Последнее говорит с ухмылкой.
Возможно, кого-то другого данная подача может задеть, но не меня точно.
– Далеко пойду, – улыбаюсь, чем, похоже, раздражаю Гришку только больше.
– Ну а, с другой стороны, чего тебе, бабы нет, детей нет… Это я во всю эту кабалу семь лет назад как ввязался, теперь папа то, папа се… А потом: «Гриша, мы же собирались на море. Гриша, нормальные люди бизнес свой открывают». Задолбала.
– А зачем женился тогда?
– Так как все.
– В плане?
– По залету, Ванька, по залету. Так что найдешь какую-нибудь вертихвостку, охомутает она тебя, и сложишь ты все свои перспективы и стремления на полочку.
Хочется заржать в голос.
Сколько Сёмину? Лет тридцать шесть, а он до сих пор капитан. В личной жизни не сложилось, в работе тоже. Теперь основной его род деятельности – это разглагольствования о жизни и что всех нас ждет одно и то же. Так себе позиция.
– Спасибо, что подвез.
Дома принимаю душ, переодеваюсь в гражданку и вызываю такси.
По дороге звоню Татке. Честно говоря, за три недели ее отсутствия все как-то поменялось. Свободного времени стало больше, а вот душевности меньше.
Даже дома неуютно. Приходишь, и даже пахнет по-другому.
– Ванечка, привет. Прости, я уснула. Полтора часа как приземлились, меня в гостинице сразу вырубило. Я соскучилась. Но! Кажется, у меня намечается два выходных.
– Я тоже скучаю. Видеосвязь включи.
– Ой, я страшная, не буду.
– Включай.
Татка что-то там копошится, но видео подключает.
– Вот, любуйся. Я настоящая Баба-яга. А ты куда едешь?
– Серёга позвал в рестик.
– Ясно, – вздыхает, – Ваня, я хочу домой. Так грустно.
– Опять ревела?
– Нет. Да…
Татка трет глаза. Ерохин, звонивший мне еще позавчера, был прав. Моя девочка сдувается. С каждым разом все чаще ревет и не хочет с утра до ночи просиживать в студии. Все, что касается гастролей, для нее вообще сравнимо с испытанием на выживание.
Татка быстро загорается, но так же быстро гаснет. Весь ее энтузиазм тает на глазах.
– Осталось всего три месяца.
– Целых три месяца. Ты опять засиделся на работе и ничего не ел?
– Я ел. Ты сама там на одной воде.
– Мне нужно похудеть еще на один килограмм, – вздыхает. – Ванечка, давай созвонимся часика через четыре. Я хочу немного поспать. А сразу после концерта отзвонюсь, ладно?
– Конечно.
…в аэропорту быстро регистрируюсь на рейс и в полудреме ожидаю время вылета.
Три часа полета. Ночной Сочи встречает приятной погодой.
Беру такси и сразу еду к Татке, по времени как раз успеваю на завершающую часть выступления. Там меня встречает ее концертный директор. Именно он побеспокоился о ее состоянии и позвонил мне.
Моя девочка стоит на сцене улыбается и смотрит в толпу. За кулисами путаются какие-то люди.
– …спасибо вам, мои хорошие, мои родные!
Звукач выключает микрофон, и Азарина медленно, стараясь не запутаться в огромном белом подоле, шлейф которого тянется за ней на метр, уходит со сцены.
– Я так устала, – выдыхает и укоризненно смотрит на концертного директора.
Меня пока не видит.
– У нас для тебя сюрприз.
– Какой еще сюрприз? Я собиралась вернуться в номер и отоспаться.
– Обернись.
Наташа со вздохом раздражения поворачивает голову в мою сторону. Секунда тишины, которую мгновенно сменяет Таткин визг.
– Ванечка, – бросается ко мне на шею, – ты прилетел. Даже ничего не сказал, я же... я же…
– Скучала?
– Очень. Ты надолго?
– На два дня.
47
Тата
– Ванечка, – целую, как в последний, нет как в первый раз.
Трогаю его лицо, я должна убедиться, что он настоящий. И неважно, что Ванька крепко прижимает меня к себе.
– Я так скучала, – шепчу, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.
Моя эмоциональность сейчас просто зашкаливает.
Трепет внутри закручивается в бурю. Настоящий хаос из чувств. Они такие острые, словно бритва. Одно неверное движение, и можно так сильно пораниться…
– Ты меня опередил, честно, я уже хотела купить билет и слетать домой.
– Одинаково думаем.
Ваня лениво улыбается, утягивая меня подальше. Сегодня я даже в гримерку не возвращаюсь, просто ухожу с ним, крепко цепляясь за его руку.
Два чудесных. Два самых замечательных дня. Я и предположить не могла, что Ванька устоит мне такой сюрприз.
И плевать, что расставаться с Токманом потом будет нелегко. Он так мне нужен.
Я устала.
Вымотана.
Работа меня сжирает.
Я отдаю людям так много своей энергии, что для себя самой практически ничего не остается. Для меня важно быть настоящей, но, как правило, это требует слишком много ресурсов. Когда ты все принимаешь близко к сердцу, потом обязательно хочется лезть на стены.
За два года карьеры я так и не научилась воспринимать критику или те гадости, которые люди хотят скрыть за этим словом. До сих пор пропускаю весь этот негатив через себя. Впитываю его как губка, а потом рыдаю до поздней ночи от чувства безысходности.
Оно давит. Разрушает тебя.
Ваня толкает дверь и, пропустив меня вперед, набрасывает свою джинсовую куртку на мои плечи.
Распущенные волосы мгновенно подхватывает ветер, и они лезут в лицо. Приглаживаю треплющиеся пряди руками, стараясь как можно быстрее убрать их за уши.
– Куда мы?
Ванька крепко сжимает мою руку, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем.
– Прогуляемся.
Делаю глубокий вдох, полностью растворяясь в моменте.
Мы идем на набережную. Молчим. Где-то вдалеке слышится музыка из прибрежных кафешек, шум проезжающих машин… но это не мешает наслаждаться моментом. Нашим уединением.
Запах моря все ближе. Кожа покрывается мелкими мурашками от усиливающегося потока ветра.
– Такое звездное небо, – запрокидываю голову, и она кружится от перенасыщения эндорфинами. – Искупаемся? – играю бровями и с легкой руки сбрасываю джинсовую куртку к своим ногам.
Материал падает на землю, и я грациозно переступаю через него, утопая высокими каблуками в песке.
– Конец сентября, – Ванька с недоверием смотрит на бушующее море, быстро возвращая внимание ко мне.
– Струсил?
– Нет, просто, когда у тебя подскочит температура, ты быстро найдешь виновного. То есть меня.
– И когда я так делала?
– Всегда.
Ударяю Ваньку в плечо кулаком за клевету. Ну, хотя он прав, конечно…
– Если я заболею, Ерохин продлит мои «каникулы», – улыбаюсь.
– Или оштрафует, – язвит Токман.
– Или оштрафует, – соглашаюсь, стаскивая с Ивана футболку. – Ты же скучал? – трогаю горячую кожу и медленно пячусь. – Скажи, что ты скучал?! – держу курс ровно к воде.
– Я скучал.
Ванька не отстает. Следует за мной шаг в шаг. В какой-то момент резко тянет на себя. Впивается в губы, помогая высвободиться из платья. Огромного платья, шлейф которого уже успел промокнуть от накатывающих волн.