Цвет греха. Чёрный

Так и тянет сказать: “Нет, я — не она, вы ошиблись!”.

А потом всё-таки свалить…

Глупость полнейшая, конечно же. Выглядеть ещё более нелепо тоже совсем не хочется. Вот и сажусь в гостевое кресло, смыкаю ладони вместе, укладываю их на колени, заодно и те прикрываю, на них и смотрю. И просто жду. Того, что он сам расскажет дальше.

Надеюсь, разговор будет коротким!

Недолго надеюсь. Вся моя надежда умирает в жестоких конвульсиях, и я обламываюсь практически в первые пять секунд. Сразу, как только мужчина устраивается в кресле напротив, а на пороге появляется господин Кайя. Он не один. С ним — полицейские. Их аж четверо. И все — мужчины. Суровые. Высокие. При оружии. Рассматривают меня не менее придирчиво и цепко, чем прежде сам Адем Эмирхан.

Свободных кресел тут больше нет. Но дополнительными местами на диванчике у окна они не пользуются. Остаются стоять на ногах. Тот, что ближе всех, достаёт пластиковый планшет, к которому прикреплена бумага и ручка. Готовится записывать.

— Госпожа Дикмен позвонила в полицию. А полицейские не могут проигнорировать вызов, поэтому тебя нужно опросить, Асия, — миролюбивым тоном поясняет происходящее для меня директор. — Помни, ты не обязана отвечать, если это доставляет тебе психологический дискомфорт, — добавляет и это.

Намёк молчать?

По ничего не выражающему выражению лица директора и не понять толком. А тот, который в кресле напротив, и вовсе мрачнеет, как грозовая туча. Опять меня пристально разглядывает. На этот раз его тёмный взгляд ощущается практически повсюду. Блуждает от шеи к плечам, по рукам и к линии груди, ниже — по животу, к бёдрам и коленям, а затем и к босым стопам. Останавливается на них. Будто зацикливается. А я сама настолько застреваю на этом факте, инстинктивно поджимая пальчики на ногах, что пропускаю первый вопрос от полицейского. Спасибо, его тут же повторяют.

Вопросы — не сложные. Сперва те, что касаются непосредственно моей личности и всего сопутствующего, включая адрес проживания и род дополнительных занятий, помимо школы. Это немного успокаивает. Делиться тем, что заучиваю практически с четырёх лет — занятие нехитрое.

А вот дальше…

— Как давно вы знакомы с Кааном Дикменом?

Вздыхаю.

— С первого дня, как учусь в этой школе, — отвечаю честно.

Полицейского такая формулировка не особо устраивает, и он вопросительно приподнимает бровь.

— Примерно три с половиной года, — выдаю более точную информацию.

— Были ли у вас с ним прежде конфликты подобного рода, как сегодня?

С учётом, что он мне последние два года вовсе прохода не даёт, при каждом удобном случае передо мной возникает…

— Нет.

Да, я лгу. И оправдываю себя тем, что прежде всё не заходило настолько далеко. Чтоб вот так — руки распускать начал.

Да и к чему им знать?

Узнают они, узнают и остальные. И тогда сказанное госпожой Дикмен в мой адрес начнёт распространяться дальше. Кто знает, какими приписанными подробностями обрастёт. Опомниться не успею. Уж языки в школе «Бахчешехир» наверняка постараются. Ну уж нет! Ни за что. Мне нужно лишь потерпеть ещё немного. Сдам экзамены. И больше никогда его не встречу на своём пути. Избавлюсь. Начну новую жизнь.

— В чем заключалась суть вашего конфликта?

Что я там про своё молчание только что думала?

Правильно. Если уж молчать, то совсем.

Не врать же полицейским?

Да и…

— Она не обязана отвечать, — напоминает о том, что было сказано мне ранее.

Не директор.

Адем Эмирхан.

Я… удивлена.

Решаю ведь, он тут присутствует лишь по настоятельной просьбе господина Кайи, вместо моей матери, раз уж тут все так уверены в том, что они женаты. И пусть я не в курсе, насколько это правильно и достоверно с точки зрения закона, но всё же — как видим мы все, превосходно срабатывает.

— Почему вы его ударили? — кивает на замечание господина Эмирхана полицейский и задаёт новый вопрос.

Я только и успеваю, что рот открыть. Или скорее, закрыть. Он же у меня открылся от недоумения ещё после предыдущего вопроса и чужого сопутствующего ответа.

— А с чего вы взяли, что она его ударила? — мрачно переадресовывает вопрос полицейскому муж моей матери.

Бывший муж теперь, уже, получается?

Можно решить, мне больше думать не о чем…

Но надо же хоть на чём-то сконцентрироваться.

На чём-то, что не является Кааном Дикменом.

А то слишком заметно начинают дрожать мои руки…

— Или, может, у вас плохо со зрением и на моей подопечной нет ни единого синяка или ссадины? — добавляет сухо мужчина. — Она защищалась. Когда нападаешь, в запале неосторожности действительно может порваться юбка, рубашка или же слететь обувь, но чулки точно не рвутся. По крайней мере, до такой степени.

То, о чём он говорит, сиротливо ютится в полупустой мусорке. И всеобщее внимание мгновенно приковывается к ним. Один из полицейских и вовсе достаёт обсуждаемый предмет. Не голыми руками. В перчатках. А затем засовывает их в специальный маркированный пакет, который тут же герметично запечатывает и прячет во внутренний карман своей куртки.

— Мы вас услышали, господин Эмирхан, — комментирует свои действия служащий закона. —  Больше вопросов нет.

Правда, всё?

Заканчивается.

Так сразу даже не верится.

И я не прогадала…

Едва полицейские освобождают кабинет директора, а нас остаётся трое, как дверь снова закрывается. На ключ.

— Вряд ли госпожу Дикмен устроит такое. Она обязательно найдёт малейший повод — любой, даже самый минимальный предлог, придумает что-то новое и подаст настоящую жалобу, — выдаёт с усталым вздохом господин Кайя. — Уверен, адвокаты их семьи уже собирают компромат и доказательства. На всех нас.

Не для меня говорит. Для моего… кого?

И это, между прочим, тоже знатно напрягает!

Особенно теперь, когда полицейские уходят, а он — нет.

Правда, станет помогать?

С чего бы?..

— Адвокаты — не проблема. С ними я разберусь.

Наверняка муж моей матери имеет в виду, что у самого есть адвокаты не хуже, а то и покруче, учитывая наличие нехилого бизнеса, ему должно быть и не такое по карману, вероятно — вообще сущая мелочь в океане его текущих ежедневных доходов. Но почему-то в первую секунду я воспринимаю мужские слова совсем иначе. Слишком уж крепко и внушительно сжимаются мужские кулаки, а черты лица задевает пугающе нехорошая тень.

— Хорошо, — кивает директор школы.

Собеседник тоже кивает. Но его кулаки никак не разжимаются. А меня опять клинит. На этот раз потому, что вижу кое-что ещё — то, чего не замечаю прежде. Рукава рубашки не застёгнуты наглухо, как тот же ворот. Манжеты раскрыты и завёрнуты выше положенного, а от линии запястий тянутся чёрные узоры, определённо составляющие какой-то единый рисунок, который теряется где-то там, под недрами самой рубашки. Не  удаётся рассмотреть и понять толком из-за малого обзора, а моё воображение всегда работало хорошо. Решает поработает ещё. Прямо сейчас. Настолько хорошо, что почти совсем забываю, что тут вроде как не одна, и бездумно рассматривать незнакомого мужчину, да ещё и при свидетеле, которые, если уж на то пошло, вовсе не обращают на меня в последующие минуты никакого внимания, продолжая между собой свой диалог…

Да что же это такое сегодня со мной?

Сплошные недоразумения.

Пора с этим завязывать!

Тем более, и повод есть.

Достойный!

— Я опаздываю… кое-куда, — говорю, как есть, прихватывая свой рюкзак, выражая всю свою готовность уйти отсюда.

Господин Кайя тут же спохватывается, взглянув на свои наручные часы. Время действительно позднее. Нас всех тут давно не должно быть. Уборщики, которые занимаются своей непосредственной деятельностью в подобных местах исключительно после того, как помещение полностью освободится, точно проклянут на семь раз за такую задержку.

— Да, мне тоже давно пора быть в другом месте, если честно, — виновато улыбается и поднимается на ноги господин Кайя, обходит свой стол и протягивает руку бывшему мужу моей матери. — Рад был с вами познакомиться. Надеюсь, это наша с вами не последняя встреча. Если я могу быть чем-то полезен в вашей ситуации, просто дайте знать. Договорились?