Дочь друга

— Следи за языком, Милада. Я не в том настроении, чтобы терпеть твой сарказм!

Я и так догадалась, что он не в настроении, но терпеть грубость после вчерашней ночи не готова. Моя злость стремительно набирает обороты, я готова возненавидеть Глеба за то, что он растоптал мои лучи света. Уничтожил то тепло, что грело меня вчерашнюю ночь и все утро.

— Глеб Владимирович, я не думаю, что мы сработаемся. Моего жизненного опыта недостаточно, чтобы подстраиваться под ваше настроение, — в голосе нет эмоций, только усталость и разочарование. — Вы больше не сможете замотивировать меня на совместное сотрудничество, — желваки на его челюсти танцуют танец ярости. Не ожидал, что я решу сбежать?

— Прекрати «выкать»! — рычит раздраженно.

Он подходит к столу, резко разворачивает ноутбук. Что-то из канцелярии летит на пол, но эта мелочь не стоит нашего внимания. Я сразу узнаю запись.

Зачем? На хрена он в этом рылся? К горлу подступает тошнота. Мне не хочется смотреть запись! Мне не хочется возвращаться в тот день!

— Почему ты не рассказала? — требовательным тоном.

— Какой в этом был смысл? — откуда у мужчин эта потребность все контролировать? Уверенность, что они с проблемами справятся лучше, чем женщина?

— Смысл? Правда, какой смысл что-то обсуждать с мужчиной, с которым ты просто трахаешься! — подходит, грубо хватает за лицо и смотрит мне в глаза. — Между нами только секс, да, Милада? Тебе неинтересно, почему в моей жизни не будет детей? Тебя не отталкивает мое отношение к женщинам? Алена ведь так подробно расписала все мои темные стороны!

В его глазах улавливаю боль. Давлю порыв залезть в его прошлое. Не хочу погружаться в его эмоции, не сейчас. Мне опять станет плохо. Слишком глубоко я пустила этого мужчину себе в душу. От этого меня разрывает изнутри. Испорченное утро – истерзанная душа. Нет больше тепла и света внутри.

— Я о них догадывалась, — спокойно отводя его руку. — Со своими любовницами разбирайся сам. Я не собираюсь прятаться за твоей спиной, стравливать тебя с твоими женщинами.

Глеб словно целенаправленно все рушит, а я не останавливаю. Пусть ломает, рушит, сжигает. Сможет построить что-то на этом пепелище?

— Чтобы я в нем разобрался, я должен владеть информацией. Не выношу, когда действуют за моей спиной и что-то скрывают! — нависает надо мной, почти касаясь носом моего лба.

— Твоя служба безопасности отлично справилась. Ты не духовный наставник, чтобы я тебе исповедовалась, — хотела добавить, что я не действую за его спиной, но вспомнила о Ване, его болезни и своем молчании.

— Тебе стало плохо! Плохо, потому что ревнивая сука решила открыть тебе глаза на правду.

— Глеб, она соврала? Нет. Мне стало плохо, потому что меня окунули в это дерьмо и заставили нахлебаться. Я выплыла, если ты не заметил!

— Я никогда не смогу залезть в твою голову, — закрывая глаза и растирая пальцами переносицу. — Извини, что сорвался, — улавливаю момент, когда он надевает маску, закрывается от меня. — Возвращайся на рабочее место, я не хочу лишиться еще одного секретаря, — не дает вставить и слово. — Перенеси все встречи, вернусь после обеда, — обходит меня и покидает кабинет…

Глава 62

Милада

Между нами пропасть. Не спешу налаживать мосты. Мне нужна пауза, чтобы подумать, но пока не думается. Глеб в тот день вернулся быстро. Злой и раздраженный, он потребовал перенести все встречи. Заперся в кабинете и пил. Меня не трогал. Я ушла, не прощаясь. Два дня я приходила на работу, а его не было. От Тани узнала, что Тихомиров вылетел в Сочи – разбираться с очередными проблемами. До открытия отеля оставалось совсем мало времени, руководство не собиралось больше переносить презентацию.

Вернулся через два дня, а меня на работе нет. Позвонил, спросил, почему задерживаюсь. Ответила, что есть срочные дела, буду после обеда.

Мы с Ванькой отправились в клинику. Всю дорогу потряхивало, будто обследовать будут меня. Жалела, что не выпила каких-нибудь капель или валерианы пузырек. Сложно держаться и делать вид, что все отлично. Ванька знает меня как облупленную и все замечает, но я старалась.

Старалась говорить на отвлеченные темы. Одну такую тему даже выдумывать не пришлось. Мои безответственные родители обрадовали меня очередной замечательной новостью – они решили завести еще одного ребенка. Я бы им собаку не доверила. Но разве я могу озвучить свою позицию? Молча выслушивала маму, которая была уверена, что у них все наладится, ведь папа так давно просил о наследнике. Вот мама наконец-то созрела и загорелась идеей стать еще раз мамой. Остается надеяться, что в этот раз у нее получится лучше.

После консультации у профессора Ваньке назначили новое обследование. Многих анализов у друга не было, в других нашлись расхождения, которые смутили врача. Когда Ваня вышел от профессора и пересказал мне их разговор, я потребовала потребностей. Чувствовала, что друг боится поддаться надежде. Я тоже боялась. Боялась поверить раньше времени, а потом получить удар, после которого не захочется жить…

Дождемся полного обследования. Главное, что Ванька готов был идти дальше, не пускать все на самотек. А мне остается только молиться, чтобы все у него получилось…

Как и обещала, вернулась на работу после обеда. В Тихомирове что-то изменилось, будто эти два дня он не работал, а о многом размышлял.

Галстук и пиджак валяются на диване. Рубашка расстегнута почти до середины. Он не спрашивает, где я была. Если бы служба безопасности проверила меня, Тихомиров не был бы так расслаблен.

— Пойдешь сегодня со мной на свидание? — голос не требовательный и властный, а располагающий, уговаривающий. На губах улыбка.

— Нет, — спокойно и равнодушно.

Я осталась в том дне и в той точке, когда он своими обвинениями и грубостью растоптал ростки доверия. В отличие от Глеба, я не отпустила ситуацию. Во мне не было больше той легкости, с которой я шла на работу в то утро. Умерла частичка света, а воскрешать это чувство я не хотела. Не готова пережить это снова.

На следующий день Тихомиров за мной открыто ухаживал: цветы от курьера, утренний кофе на столе со свежими пирожными, билеты на концерт. Не отзывались знаки внимания внутри радостью. Цветы остались в офисе, кофе выпила, пирожные съела, за билеты поблагодарила, вместе с Ванькой сходили на концерт. Друг уверял, что за два дня обследований из него выкачали всю кровь, несмотря на это Ванька был бодр.

Выходные решили провести дома. В субботу он работал, в понедельник ему придется лечь в клинику и все оставшиеся обследования пройти там. Я отсыпалась. В обед готовила что-нибудь вкусненькое, мы сидели на кухне, неспешно поглощая мои кулинарные шедевры. После ужина отправлялись гулять в парк. Дурачились, делали смешные снимки. В конкурсе «дурацкое фото» я выиграла с большим отрывом.

Ночью разбудила неясная тревога. Сердце билось неспокойно, так бывает, когда приснится кошмар. Открыв глаза, тихонько осмотрелась. У кресла стоял большой букет цветов в корзине. Штора отодвинута в сторону, бледный свет луны заглядывал в спальню и немного ее освещал. У окна спиной ко мне стоял Глеб. Он смотрел в темное стекло, но вряд ли видел что-нибудь интересное. Руки спрятаны в карманах, плечи расслаблены. Мне не хотелось его тревожить. В этой темноте мы были молчаливыми созерцателями. Стараясь не думать о том, зачем Тихомиров пришел ко мне ночью, я лежала и делала вид, что сплю. Мне нравилось смотреть на него такого… открытого, что ли.

Задвинув шторку, прошел в полной темноте до кресла, тихонько, чтобы не потревожить мой сон, опустился в него. Чувствовала на себя взгляд Глеба. Если бы я сейчас встала и села к нему на колени, свернувшись клубочком в объятиях, мы так и просидели бы с ним до утра. Глеб пришел не за сексом. Ему нужно что-то большее, что-то глубокое и чистое.

По моей щеке катится слеза, тихо падая на подушку. Он все равно не видит и никогда не узнает. Слезы – очищение. Я люблю его, но сможем ли мы быть вместе? Могу я принять его таким, какой он есть, ведь по-другому у нас ничего не получится?..