Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

– Вот так сходят с ума… – отстраненно, как будто о ком-то другом, подумал Петр.

Сквозь тысячелетия в него смотрела графиня де Бурлемон, его Дарья.

Глава 13. Решимость Дарьи

Настойчивость верной служанки смутила графиню.

– Что же я, по-твоему, должна делать? – пробормотала она слабым голосом.

– Пойдите к королю, – затараторила Жоржина, – и все станет как прежде! Вы опять будете самой могущественной персоной королевства, все снова начнут почитать в свете. Пойдите к королю, сударыня, вернитесь в Версаль!

Склонившись, она заглянула в лицо Дориан, стараясь угадать, какое впечатление производят ее доводы. Но под усталыми веками ее госпожи вновь загорелся неукротимый пламень:

– Ты, Жоржина, не понимаешь, о чем говоришь. Идти к королю! Ах, какая ты у меня простодушная. Ты воображаешь, будто нет ничего лучше придворной жизни. Жить при дворе?! Смешно! Погибнуть там – это да. От скуки, от отвращения или, в конце концов, от яда соперницы. Жить при дворе – это не легче, чем танцевать на зыбучем песке. Я никогда не смогу привыкнуть ко всему этому.

– Король вас любит! У вас над ним полная власть.

– Да не любит он меня. Он вожделеет. Но я никогда не буду ему принадлежать! Послушай, Жоржина. Есть нечто, чего ты не принимаешь в расчет. Король всемогущ, но и я кое-чего стою. Не забывай: я гость из будущего, из двадцать первого века, и оказалась здесь, во Франции. Ни одной женщине, кроме меня, это не удавалось. Это невозможно даже представить! И ты думаешь, я не смогу противодействовать королю Франции?

– Так вы этого хотите?

– Да, мне кажется… По-моему, ничего другого не остается.

– Ах! Совсем обезумела, совсем, совсем! Храни вас господь! – запричитала Жоржина и, закрыв лицо руками, бросилась вон из комнаты.

– Я пойду к королю, – мечтала Дарья. – Я поднимусь по Большой галерее, одетая в черное, под торжествующими издевательскими взглядами придворных, я встану на колени… Я отдамся королю… Но потом я заставлю вернуть наш титул графа де Бурлемон и наследство… Я верну своего любимого, хоть это и кажется неосуществимым. Бог не оставит меня в моих молитвах! Я грешна перед тобой, Петр, в том, что пожелала уберечь мою женскую свободу. Не было выхода…

В четверг, на очередном королевском приеме, в комнату, где сидела графиня, вошел паж и склонился перед ней.

– Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.

Людовик выглядел чернее тучи, и безо всякого приличествующего вступления перешел сразу к сути:

– Сударыня, неужели вы слышали о побеге своего мужа из тюрьмы? Все уверяли короля Франции, что это невозможно, но оказалось: не каждому слову можно верить. Именно это огорчило меня в высшей степени.

Дарья побледнела и не нашла слов для возражений его высочеству.

– Но, заверяю вас – графиня де Бурлемон вне подозрений, – король вдруг повеселел от собственной шутки. – Во всяком случае, я тоже в выигрыше: мне не пришлось прилагать никаких усилий для исполнения вашей просьбы об справедливом расследовании. Именно поэтому я смею и впредь рассчитывать на ваше доброе сердце и искреннюю любезность к вашему королю.

Прошло несколько тревожных дней и ночей. Дарья не могла найти повод для новой встречи с Людовиком и постараться предстать пред ним в более привлекательном свете, а не в качестве просительницы. И удачный случай не заставил себя ждать. На дворцовом приеме некий дворянин из свиты короля пробрался сквозь толпу придворных и склонился перед ней.





– Его Величество просит напомнить мадам де Бурлемон, что рассчитывает увидеть ее на охоте завтра, с самого начала действа.

Сердце Дарьи неистово забилось.

– Поблагодарите Его Величество, – сказала она, от волнения вытянувшись в струну, – и заверьте его, что лишь моя смерть может помешать мне присутствовать на охоте.

Услышав намек на милость короля, мадам де Монтеспан не преминула тет-атет поздравить графиню с весьма интересной возможностью.

– Королеве скоро рожать, а мадемуазель де Лавальер недавно забеременела. Сейчас самый удачный момент, чтобы привлечь внимание короля, – сказала она, сверкая улыбкой, в которой, как обычно, чувствовалась затаенная злоба. – Ах! Дориан, вы заставляете меня говорить и, более того, думать о таких вещах! Я умру со стыда и горя, если король пожелает сделать меня своей любовницей; я не осмелюсь предстать перед королевой, ведь она такая добрая женщина.

Но Дарья не дала себя обмануть. Она не верила этим преисполненным добродетели протестам маркизы. Некоторые черты характера легкомысленной Монтеспан удивляли графиню, которая каждый раз не могла разобраться, что это – лицемерная ложь или искреннее чувство.

– А помните, – смеясь, воскликнула Дориан, – как мы вместе с вами ходили к прорицательнице? Кажется, вы уже тогда хотели узнать, сумеете ли влюбить в себя короля…

– Легкомысленные забавы! – маркиза махнула рукой, будто снисходительно насмехаясь над собственными капризами. – Тогда я еще не попала в свиту Ее Величества и искала любой способ зацепиться при дворе. Колдунья наговорила нам столько глупостей…

– Что нас всех полюбит король!

Молодые женщины дружно расхохотались.

– Дориан!.. Королева Франции!

Глава 14. Резиденция.РФ

– Здравствуйте, господин Президент! – Калинкин был учтив и подчеркнуто спокоен. Он удобно расположился в кресле у приставного стола, лицом к входящему. Просторное помещение желто-оливковых оттенков, с двумя знаменами и гербом Российской Федерации на стене. Слева в десяти метрах – огромных размеров монитор. За спиной – металлическая бочка на ножках, единственный новый объект в обстановке, не считая самого гостя.

– Кто вы? Как здесь оказались? – Верховный Главнокомандующий не на шутку встревожился, если не сказать поразился, увидев мужчину в своем кабинете, защищенном от внешнего мира всеми доступными средствами, от конструкции лабиринта самого здания, технических средств охраны, до телохранителей и нескольких санитарных кордонов. Погруженный в свои мысли, он вздрогнул от неожиданности. Несмотря на чекистскую закалку и выдержку, обретенную благодаря немалому руководящему опыту, не ожидал кого-либо здесь увидеть.

– Нормальная человеческая реакция… – подумал Петр.

К кнопке тревоги, размещенной под черной столешницей с экраном компьютера, нужно сделать еще пять шагов, но ноги почему-то отказали повиноваться и вросли в светло-желтый паркет.

– Теракт? – невольно пронеслось в мозгу самое очевидное объяснение для человека на первой линии огня, кортеж которого ежегодно увеличивался и в этом году достиг семидесяти спецавтомобилей, не считая вертолетов, снайперов и оперативников ФСО в форме сотрудников ДПС по всему маршруту. Он вперил властный взгляд в пришельца, надеясь парализовать его волю, как это блестяще удавалось в беседе за любимым столиком со всякими там губернаторами. Некоторые представители власти нещадно потели и боялись нечаянно опорожнить мочевой пузырь со страху. Но сегодня расклад был обратный. Однако незнакомец пока не делал никаких резких движений, да и оружия не наблюдалось, и президент усилием воли взял себя в руки.

Пять минут назад Петр Калинкин перелетел из ледовой Франции и очнулся сидящим в кресле машины времени, на экране монитора 12 июля 2024 года, московское время – 16 часов 15 минут. Он выключил агрегат, нажав красную кнопку, и стал ждать. Умная машина переместила его в нужную точку, когда хозяин резиденции был уже на государственной службе – в Ново-Огарево, а может, и в Крым, ибо кабинеты были идентичными, а точное место нахождения первого лица государства являлось секретом на всякий случай, но в именно в данном случае это не сработало.

Петр галантно предложил президенту занять свое законное место и положить руки на стол. Сам остался сидеть, повернувшись вправо, к собеседнику, и сразу преступил к делу.

– Прежде всего, я не представляю для вас никакой угрозы, но не подавайте никаких знаков или команд, я неуловим. И выслушайте, – попросил он достаточно торопливо. Затем сделал небольшую паузу и стал говорить медленнее, стараясь быть максимально убедительным. – Меня зовут Петр Калинкин, из Петербурга, вашего родного города. Буду краток. Волею судеб я награжден необычайной способностью перемещаться во времени и пространстве, как мне заблагорассудится. Я оказался здесь, и это, как мне кажется, лучшее доказательство правдивости моих слов.