Место Силы 4. Андромеда

18. Особое мнение

Виллар глубоко задышал, собираясь с мыслями. В этот миг мне было его жалко, как никогда. Захотелось отвернуться, как будто ему стало бы легче, если бы я не видела его мучений.

— Я хочу быть честным, — сказал Виллар. — Перед всеми. Вне зависимости от того, как мои слова повлияют на мою судьбу. Если меня распылят — я уверен, со временем найдутся другие, которые поймут то же, что и я. Я не буду оправдываться — мне плевать на себя. Я боюсь смерти — но это лишь мой личный страх, он не должен становиться основой вашей жалости. Я не считаю происходящее судом. Я считаю, что это — война. И тех, кто меня защищает… — Он посмотрел на хранительницу и продолжил окрепшим голосом: — Я считаю их своими главными врагами. Потому что те, кто хочет меня распылить, принимают меня всерьёз хотя бы. Я утверждаю, что наша техника безопасности — чушь. Набор идиотских мантр, которые мы повторяем для самоуспокоения. Тогда как правда — вот она: создаваемые нами миры абсолютно реальны. Населяющие их живые существа — реальны. Их разум — реален. Уничтожая целые миры взамен собственного, мы совершаем жертвоприношения, как дикари. Но масштабы совершенно иные. И чтобы спасти нас — горстку выживших — уже погибло в миллиард раз больше. Сама эта ситуация ужасна, но я бы принял её, как все мы в своё время принимали скотоводство и огородничество. Чтобы выжить, нужно что-то вырастить, а потом съесть, в этом имеетсялогика. И пусть сейчас едим не мы, а Кет — логика сохраняется. Но дело в том, что мы уже давно создаём существ, превосходящих нас силой духа. Создаём тех, кто мог бы помочь нам победить Кета раз и навсегда, уничтожить эту тварь или вышвырнуть её туда, откуда она явилась. Мне говорят, что шансы малы. Мне говорят, что если мы и победим таким образом, то отнас останутся лишь единицы выживших. А я говорю: это будет справедливой ценой за те несметные полчища ни в чём не повинных существ, которых мы уничтожили ради сохранности собственной жизни. Иногда нужно вытащить задницу из тёплого кресла и рискнуть, чтобы добиться большего! Но это не выгодно тем, кто кормится с Общего Дела. Индустрия созидателей. — Виллар мигнул презрительной ментомой. — Страшнее всего вам даже не истребление. Себя-то вы видите живыми. Вы боитесь того, что после победы над Кетом ваше господствующее положение закончится. Созидатели, живущие в Безграничье, более не будут венцом эволюции, начнётся совершенно другая жизнь. И сейчас, перед тем, как мне вынесут приговор, я прошу каждого, кто желает мне смерти, признаться честно самим себе: вы этого боитесь. Что рухнет система, созданная Баэлари, и бережно выпестованная вами. Но у Баэлари не было выбора, она не видела других вариантов. У нас есть выбор и есть варианты. Нет только смелости сделать шаг вперёд. Кто-то должен умереть, произнося верные слова — пусть это буду я. Никто из вас не увидит, но через двести или триста лет, когда Кет будет уничтожен, на месте портретов Баэлари будут висеть мои портреты. Я закончил.

Три секунды тишины, и судья сказал:

— Я готов вынести вердикт, если никто не хочет высказать особое мнение. Напоминаю. Высказав особое мнение, вы берёте подсудимого под свою ответственность и разделяете его судьбу. Я вижу возможность того или иного решения в процентном соотношении, вы его не видите. Я отдам предпочтение большинству. Высказав особое мнение за ту или иную сторону, вы добавите десять процентов этой стороне. Вы не можете знать, перевесит ли результат, поэтому вы рискуете. В случае если вы поддержите Виллара, и я присужу ему распыление — вас распылят обоих. Если присужу заключение — вы будете заключены вдвоём. Присужу отчисление — и вы оба будете отчислены. Протокол требует выждать минуту. По истечение её, если желающих не будет, я вынесу приговор. Высказать особое мнение может только один.

Стало тихо.

Почти беззвучно Айк сказал:

— Дураков, надо полагать, нет.

Дураков…

У меня быстро и тяжело билось сердце.

Я ненавижу Виллара.

Я хочу, чтобы он сдох!

Его портрет на стене…

Самовлюблённый позёр! Ничтожество! Пустышка!

Нет. Я не могу позволить ему умереть так. С ментомой торжества. Чтобы он опять был звездой, сияющей на недосягаемой высоте, а я… А я — наивный ребёнок, такая же, как все, продукт своей эпохи, раб своего происхождения.

Почему он может совершать безумства, а я — нет?!

Он меня ненавидит так же, как и я его, он не ожидает от меня такого удара. Вот он, миг торжества!

Если он будет оправдан — пусть всю жизнь будет терзаться чувством ненависти-благодарности ко мне, пусть я буду его цепями.

Если умрёт — пусть знает, что утянул за собой меня. Пусть ему будет больно в самом конце — не за себя, так за меня!

— Алеф! Куда ты? — всполошилась Нилли.

Пальцы Айка скользнули по моему плечу — он не успел меня удержать.

Я прекрасно понимала, что делаю глупость, что рационального в моём поступке — ноль, даже отрицательная величина.

Растоптать всю свою жизнь, ради того, кого ненавидишь! Что может быть безумней!

Но тупая, упрямая злость тащила меня к трибуне, единственной, оставшейся свободной. Ещё десять шагов, девять, во…

Он вышел с другой стороны и положил руки на трибуну. Спокойная аура, ни одной лишней ментомы.

Я замерла, шумно выдохнув, и еле успела удержать ментомное извержение, которое разукрасило бы меня всю, будто полоумную бродяжку, цепляющую на себя красивые фантики. Пока жила на земле, я видела её каждый день. Она ходила, пританцовывая, и что-то напевала без слов.

Возможно, она тоже слышала Музыку, но это не мешало ей быть полоумной бродяжкой, цепляющей на себя красивые фантики.

Я удержала белую ментому.

За трибуной для особого мнения стоял Тайо. Извечный прихвостень Виллара, его тень, его безвольный раб.

Откуда он взял такую смелость?

— Прошу высказаться, — сказал судья.

Мне пришлось пятиться назад, чтобы хоть как-то замаскировать свой несостоявшийся поступок, за который мне уже было стыдно.

— Я особо не умею говорить, — сказал Тайо чуть ли не развязным тоном. — Всё, что сказал сейчас Виллар — это для меня, пожалуй, слишком сложно. Триста лет спустя, портрет на стене, всё такое… Как по мне, если ты понимаешь, что можешь что-то сделать — надо брать и делать. Здесь и сейчас.Прекрасно служить Общему Делу. Но уничтожить Кета насовсем — стократ прекраснее. Только Виллар осмеливается говорить о таких вещах. И я тоже буду честным: я пойду за ним. Иных друзей у меня нет. Пятёрка, породившая меня, погибла на дальней станции месяц назад…

Я вздрогнула.

Вспомнила, как прошла по туннелям-коридорам эта новость.