Место Силы 4. Андромеда

17. Последнее слово

Ближайшие два дня Виллар на занятиях не появлялся.

Эти два дня не прошли для меня даром. Я, вдобавок к основной нагрузке, подключилась к инфоархивуи принялась штудировать учебники следующего оборота. Создание материальных предметов интересовало меня в первую очередь.

Что мной двигало? Чувство, которое мне было неприятно осознавать: злость.

Я злилась на Виллара. Как бы плохо ему сейчас ни было, на занятии вновь прозвучали эти славословия. Виртуоз, опередил всех, готов к работе на дальних станциях… Про него уже говорили, как про состоявшегося служителя Общему Делу, несмотря на всё, что он натворил.

А меня хвалили, как ребёнка, который впервые сам вымыл посуду — так я это воспринимала.

Я была просто талантливой слушательницей музыки. А Виллар будто бы творил собственную. И все вокруг понимали его исключительность, как и то, что он плохо вписывается в действительность.

Я же вписывалась в неё превосходно. Передо мной лежало великое будущее, а перед Вилларом — ужасные перспективы. И всё же я — завидовала ему.

Но я не могла заставить себя выдумать идеи, в которые верила бы сильнее, чем в Общее Дело. Не могла преступить законы общества, которое только-только приняло меня, и в котором я до сих пор не разочаровалась.

Всё, что я могла — это накинуться на учёбу с удесятерённой силой.

Нет, мне не было так уж важно стать лучше всех. Я всего лишь должна была стать лучше Виллара, вот и всё. Пусть он и не догадывался об этом противостоянии, но в моём воображении мы с ним были антиподами. И, как молекулы материи и антиматерии, просто не могли существовать в одном месте в одно время. Кто-то из нас должен был исчезнуть в оглушительном взрыве.

Который, всего вероятнее, уничтожит и второго.

— Ты загонишь и уничтожишь себя, — сказала перед сном Нилли.

— Угу. — Я не отвела взгляда от консоли.

— И чего ради?

— Угу, — согласилась я.

— Мрак, — резюмировала Нилли и опустила крышку капсулы.

Сегодня у неё был день чистки энергии. Мой совет помог, Нилли продолжала уверенно слышать музыку станции, а на специальных сеансах — слышала и другую, истинную. Я же слышала их обе, не позволяя им смешиваться.

Утром занятия перенесли на час — об этом мы узнали по изменившимся тактам музыки. Как и о причинах переноса.

— Феноменально! — говорил Айк, не то восхищаясь, не то возмущаясь. — Даже находясь под стражей, он умудряется срывать расписание.

Все студенты и стаффы нашего сегментастанции сгрудились в зале, которого я прежде не знала. Если он и вправду так редко использовался, то я вновь восхищена гигантизмом создателей станции.

Восхищена, как дочь еретиков, выросшая на земле, откуда почти всю энергию перенаправили сюда. На это.

— Введите подсудимого, — велел бесстрастный судья за трибуной.

Он не подавал никаких ментом, вообще. И аура его была абсолютно пустой. Он напоминал мертвеца.

— Знаешь, почему он такой? — спросила шёпотом Нилли. — Он живёт в специальной капсуле, его энергетика постоянно очищается. Там же он получает питание. Выходит только для судебных процессов. Он совершенно объективен, следует только букве закона. У него нет и не может быть привязанностей. Ему уже три сотни лет, представь! Мы для него — пыль и прах.

Конвоиры ввели Виллара, закованного в наручники. Он, оказавшись на людях, немедленно покрыл ауру ментомами гордости и насмешки. Однако они выглядели, как выцветшие и покоробившиеся плакаты на стене. Дунет ветер — облетят.

Стеной же было отчаяние, которое виднелось за ментомами, в самой ауре. Если основой ауры стало отчаяние — значит, Виллар пришёл к краху.

Мне сделалось его жалко.

Те, кого мы ненавидим, должны получить по заслугам, но при этом они должны рычать от ярости и сражаться за свои неправильные идеалы до конца, только тогда победа будет сладка. Но что проку уничтожить того, кто уже сам осознал всю глубину своих заблуждений? Хуже, чем сейчас, ему всё равно не может быть. И в такие моменты занесённое нами оружие оборачивается против нас самих.

Потому что в мире есть лишь одно настоящее зло, и имя ему — Кет. Всё остальное — нужно нам для развития. Вот чему научил меня Айк.

— Слушаю обвинение, — сказал судья.

Мне показалось, что он очень устал. Хочет поскорее вернуться в свою капсулу и погрузиться в искусственный сон. Реальность была для него слишком утомительной.

Можно ли назвать объективным того, кто ради прекращения мучений скорее вынесет решение, требующее меньше времени на разбирательства?..

Судья стоял за самой большой трибуной. Виллар находился напротив него, за трибуной поменьше. Ещё три завершали пятиугольник, и одну из них занял ректор.

Мало кто его встречал. Он не произносил речей даже в самом начале, на торжественном посвящении. Он просто тихо и спокойно решал административные вопросы в своём кабинете, и для него все мы, всё происходящее с нами — лишь массивы данных, которые непрерывно обрабатываются и анализируются.

— Ученик Виллар нарушил закон Уникальности Сознания, — еле слышно сказал ректор, как будто не решился толком и проговаривал слова про себя, пытаясь понять, как они будут звучать. — Скопировал сознание обитателя искусственного мира и переселил его в искусственно созданное тело. Кроме того, Виллар систематически нарушал устав станции, подвергался взысканиям. Идеи, высказываемыми Вилларом, опасны и, при их воплощении, грозят непоправимыми бедствиями, вплоть до уничтожения жизни как таковой. В связи с этим, ссылаясь на последний инцидент, как на провоцирующее событие, я считаю необходимым во-первых исключить Виллара из числа учеников и лишить его возможности работы на дальних станциях в любом качестве. Во-вторых, настаиваю на тюремном заключении сроком год, и не меньше трети этого времени он должен провести в капсуле энергетической очистки. В-третьих, учитывая тяжесть проступка, я рекомендую распыление Виллара с обязательным поглощением его энергии контурами станции. Впоследствии эта энергия будет использована в учебных целях. Я закончил.

— Не поняла, — прошептала Нилли. — Они хотят отчислить его, посадить в тюрьму, а потом убить?

— Да нет, — так же шёпотом отозвался Айк. — Обвинение выдвигает максимум. Ну, знаешь, это как ловить рыбу. Рыба попадётся, может быть, в три-четыре ячеи, но если раскинешь сеть лишь на ширину этих четырёх ячей — вряд ли чего-то добьёшься. — Тут он посмотрел на меня. — На земле ведь ещё ловят рыбу?

— Ловят, — кивнула я.

Что нам ещё остаётся, на земле. Мы хотим жить.

Они хотят жить.

И я хочу жить. Отдельно от них — я тоже хочу жить.

И Виллар — я видела это по его ментомам — хотел того же самого.