Грязная тайна

— Жуткая история, — соглашается Руслан. — Я вполне понимаю твои эмоции.

— У меня теперь при каждом взрыве сжимаются внутренности. Перед глазами кровь, крики и слёзы.

Руслан подходит ближе и ненавязчиво берёт меня за руку. Видимо, чтобы поддержать и успокоить. Улыбаюсь ему в ответ и даю понять, что все в порядке. Я выдохнула, а фейерверк перестал взрываться.

Секундой позже перевожу взгляд на Медведя. Он закинул руку на плечо моей сестры. Обнимает её и смотрит куда-то в сторону. На его фоне Катя кажется совсем тонкой и изящной. Хрупкой фарфоровой статуэточкой. И все же они замечательно смотрятся.

Руслан рассказывает мне свою историю, связанную с фейерверками — менее кровавую, конечно же, а я не могу оторваться от Медведя. Очень сложно, почти нереально. Точно так же было, когда мы танцевали в ресторане. Песня закончилась, а я стояла, прижавшись к нему, и жалела о том, что не могу управлять временем. До бесконечности отматывала бы его назад.

Катя что-то говорит Басаргину. По всей видимости, очень смешное, потому что он коротко смеется и слегка запрокидывает голову. Сердце покрывается тонким слоем инея. Сестра встает на носочки, тянется к его губам и нежно целует. И тогда я наконец отворачиваюсь. Представляя их наедине, я свожу колени, ощущая острый прилив неконтролируемого возбуждения.

— Руслан, я бы хотела уехать домой, — обращаюсь к своему новому знакомому. — Ты оставайся — вечер только начался.

— Я отвезу. Обещал же.

Мы подходим к Кате и Мише, чтобы попрощаться. Сестра обнимает меня на шею и радуется тому, что я уезжаю не одна, а в компании мужчины. Просит отписаться, когда буду дома.

Я забираю сумку из гардеробной, выхожу на улицу. Там уже ждёт меня такси, возле которого курит Руслан. Он просит прощения, что не на личном авто, — по глупости попал в аварию незадолго до концерта.

Всю дорогу мы довольно живо общаемся на заднем сидении. Время пролетает незаметно, я отвлекаюсь и расслабляюсь в компании мужчины. Но о том, чтобы в омут с головой как с Медведем, — такого нет даже в мыслях.

— Оставишь мне свой номер? — спрашивает Руслан, когда такси останавливается у подъезда. — Если нет — я все равно возьму его у Катьки.

Смеюсь в ответ и все же диктую номер. Руслан делает дозвон. Прощаемся мы на замечательной тёплой ноте и договариваемся сходить на свидание.

Уже в подъезде меня накрывает. Вроде бы все складно и логично — я развеюсь, погуляю. Рус интересный и весёлый мужчина, который поможет мне забыть Медведя раз и навсегда. Через месяц у него свадьба с моей сестрой, и пускать слюни на жениха во время торжества будет по меньшей мере ужасно и неправильно. Но на душе все равно тяжело, словно привязали многотонный булыжник.

Открыв ключом входную дверь, я попадаю в прихожую. Сразу же улавливаю обалденные съедобные запахи. М-м!

Снимаю обувь, бросаю сумку с одеждой в прихожей. Захожу на кухню и замечаю у плиты папу. В нашей семье он единственный обожает готовить и может колдовать над блюдами часами. Получается всегда шикарно!

— Привет рыжим! — громко здороваюсь.

Отец оборачивается, улыбается.

— Привет конопатым. Как прошёл концерт?

— Хорошо. А где мама?

— Отпустил её с подругами в караоке.

— Идеальный мужчина! И где найти такого мужа, как ты, пап?

Мама часто рассказывала нам с сестрой о разнице первого и второго брака. Если в первом сложно было дышать, то второй раскрыл в ней настоящую женщину. Не ту, которая должна сутками стоять у плиты и подчиняться мужчине. А ту, которая имеет права и свободу.

— Мой руки — будем ужинать, — командует папа. — Пока мамы нет — сядем в гостиной.

Заледеневшее сердечко тает и нагревается, стоит только папе выразить ко мне свою любовь.

Мою руки, переодеваюсь. Выхожу в гостиную, а там уже накрыт ужин. Боб-гуляш — традиционное блюдо венгерской кухни с копчёностями, фасолью, картошкой и сладким перцем. Папа колдовал над ним весь свободный вечер.

— Безумно вкусно! — хвалю его.

— На десерт ягодный пирог.

— Я уже учуяла аромат. Не терпится попробовать.

Сытые и довольные мы сидим перед телевизором и смотрим старую американскую комедию. Папа заливисто смеется, я подхватываю, хотя сюжет проходит будто мимо меня.

— О чем задумалась, Алис? — интересуется он, каким-то чудеснейшим образом считывая моё настроение.

— Да так… Пап, а у тебя была когда-нибудь запретная любовь? Когда нельзя, но очень хочется?

— Была, конечно. У кого её не было?

— И как ты это пережил?

— Никак. Наплевал на всех, пошёл по головам. Отвоевал твою мать и счастливо зажил с ней. Потом родилась ты, и моё счастье увеличилось во много-много раз.

Я опускаю голову ему на плечо и зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться.

— А если не получится идти по головам?

— Значит, не такая сильная любовь.

— Может, просто другие обстоятельства? Например, не хочется делать больно третьему человеку, потому что он тоже тебе безумно дорог?

Папа заглядывает в моё лицо, хмурится. В добрых зелёных глазах мелькает что-то отдаленно похожее на осуждение. Я пугаюсь, сердечный ритм зашкаливает. Держусь изо всех сил, чтобы не выдать себя.

— Это ты о ком, Алис? — спрашивает папа.

— Не о себе, конечно же. Я говорила тебе, что как минимум до тридцати лет не планирую влюбляться.

— Ладно.

Отец шумно выдыхает, а моя чувствительная кожа сплошь покрывается алыми пятнами. Не знаю, поверил он или нет, но оставшуюся часть вечера мы не трогаем подобные темы.

Глава 26

Смерть сестры здорово выбила меня из колеи два года назад.

Она всегда хотела жить. Возможно, даже больше, чем я и всё моё окружение вместе взятые. Яркая, смелая, весёлая. В глазах неизменный озорной блеск. Язык подвешен, впереди много планов и идей: посетить вулкан на американском континенте, покорить волны океана на доске для серфинга и обязательно прыгнуть с парашютом. Она показывала мне весь список, но это то, что я лучше всего запомнил.

Наташа не любила сидеть на месте и часто вляпывалась в неприятности. По мелочам. Родители до сих пор не знают и части того, чего знал о ней я. Мы были близки, несмотря на разницу в возрасте.

Это уже потом сестра переехала в другой город, связалась с дурной компанией и впервые попробовала нюхать. Изменений в её поведении не замечал никто. Ни я, ни родители. Они пропадали на работе, занимались собой и много путешествовали.

Моя карьера на тот период стремительно шла в гору. Я перевелся в областную прокуратуру на должность первого заместителя руководителя. Ответственность, ни минуты продыху. Времени на встречи с Наташей оставалось все меньше и меньше.

И если раньше она часто звонила с криками: «Миш, тут такое случилось! Послушай, что расскажу!», то в последние месяцы до того, как остановилось её сердце от передозировки, наше общение несложно было пересчитать на пальцах одной руки. Наташе было двадцать, когда всё случилось. И никого из родных не было рядом. Никого, кто протянул бы ей руку помощи.

О смерти Наташи я узнал спустя два дня. После того как она перестала отвечать на мамины звонки — набрал знакомым. Квартиру, где обитала сестра, взломали правоохранительные органы и обнаружили окоченевшее тело.

Присев на корточки, я кладу букет из белых гортензий на её могилу, ощущая, как грудную клетку сплющивает тяжелой бетонной плитой. Корю ли я себя за случившееся? Каждый чёртов день.

Поднимаюсь на ноги, отхожу в сторону. Достаю пачку сигарет и закуриваю. Сегодня у Наташи день рождения. Должен был быть. Если бы не ебучая наркота, то сестре исполнилось бы двадцать два года. Это немногим больше, чем сейчас Алисе.

Я понятия не имею, почему вспоминаю Рыжую ведьму. Возможно, потому что когда я увидел её на трассе — одинокую и потерянную, то понял, что не смогу проехать мимо, уж больно она напоминала мне Наташу. В зелёных глазах присутствовал точно такой же озорной блеск. Наверное, не хотелось, чтобы он угас.