Зимний сад

– Ваша мама сломается без меня, – сказал он, с трудом выговаривая каждое слово.

– Я о ней позабочусь, пап, обещаю, – с дрожью в голосе ответила Мередит. – Ты же знаешь, что позабочусь.

– Она не сможет пережить это снова… Пообещайте, что поможете ей.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Ему было все труднее дышать.

– Что именно пережить? – спросила Нина.

– Угомонись, Опра! – взъярилась Мередит. – Отстань от него. Пусть поспит.

– Но он же сказал…

– Он сказал, что нам нужно помогать маме. Будто об этом надо просить. – Мередит стала возиться с папиными одеялами и взбивать подушки, точно квалифицированная медсестра.

Нина понимала: если Мередит пытается занять руки, значит, ей страшно. Скоро она захочет ото всех убежать.

– Не уходи, – сказала Нина. – Нам с тобой надо поговорить…

– Не могу, – ответила Мередит. – Работу не поставишь на паузу, просто захотев. Вернусь через час.

И она ушла.

Нина машинально достала камеру и принялась снимать – для себя, не собираясь никому показывать снимки. Когда она навела камеру на папино бледное лицо, слезы, которые она уже не могла сдержать, затуманили взгляд, превратив фигуру отца в сероватое пятно на фоне огромной деревянной кровати с балдахином. Она хотела было сказать: Я люблю тебя, пап, но слова застряли в горле.

Нина бесшумно вышла из комнаты и притворила дверь. В коридоре она наткнулась на мать и, поймав ее полный боли взгляд, протянула к ней руку.

Но мать только отпрянула и, плотно закрыв дверь, скрылась в спальне.

Вот так. В жуткой тишине коридора перед Ниной будто снова пронеслось все ее детство. Хуже всего то, что она сама виновата.

К ее матери нечего было тянуться.

Тем же вечером Мередит с Джеффом поехали за девочками на вокзал. Встреча получилась совсем не такой, каким должно быть возвращение домой, – безрадостной, полной грустных взглядов и недомолвок.

– Как держится дедушка? – спросила Джиллиан, как только двери машины захлопнулись и они вчетвером оказались в тишине.

Мередит хотела бы соврать, но дочери были уже слишком взрослыми, чтобы ограждать их от правды.

– Не очень, – тихо сказала она. – Но он будет рад вас увидеть.

Глаза Мэдди наполнились слезами. Неудивительно: она всегда была особенно впечатлительной, смеялась и плакала громче других.

– Мы навестим его сегодня?

– Конечно, солнышко. Он нас ждет. Тетя Нина тоже приехала.

При упоминании Нины Мэдди улыбнулась, но это было лишь жалкое подобие ее обычной реакции.

– Класс.

Этот тихий, сдержанный ответ почему-то ранил Мередит сильнее всего. В нем слышалось предчувствие перемены – горя, которое навсегда изменит их семью. Мэдди и Джиллиан обожали Нину, считали ее едва ли не рок-звездой.

Но теперь новость о ее приезде вызвала лишь еле слышное класс.

– Возможно, стоит показать дедушку кому-то еще, – сказала Джиллиан. В ее спокойном и мягком голосе Мередит уже угадывала интонации будущего врача. В этом вся Джиллиан – твердая и невозмутимая.

– Его уже осмотрело много отличных врачей, – сказал Джефф. Он выждал минуту, позволив всем вникнуть в эти слова, а затем завел двигатель.

В другой ситуации, коротая время в пути, они бы стали болтать, смеяться и рассказывать истории, а дома сели бы на кухне играть в карты или включили бы в гостиной кино.

Но в этот раз то и дело повисало молчание. Хотя девочки и пытались завести разговор, вяло рассказывая об учебе, о порядках в студенческих женских клубах и даже погоде, это не помогло развеять напряжение.

Приехав в «Белые ночи», они зашли в дом и поднялись по узкой лестнице на второй этаж. На верхней ступеньке Мередит обернулась к девочкам с мыслью предупредить их, что дедушка в плохом состоянии, но потом осеклась: они уже взрослые. Так что она тихонько кивнула, открыла дверь и проводила их в спальню.

– Привет, пап. Смотри, кто приехал.

Нина сидела на каменном подножье камина, спиной к ярко-рыжему пламени. Увидев их, она встала.

– Даже не верится, что это мои племяшки, – сказала она, но не рассмеялась, как сделала бы прежде.

Она подошла к девочкам и крепко их обняла. Затем обняла и Джеффа.

– Дедушка очень вас ждал, – сказала мать, поднимаясь из кресла-качалки возле окна. – И я тоже.

Мередит не знала, заметил ли кто-то еще перемену в ее голосе.

Так было всегда. Насколько холодна была мать с собственными дочерями, настолько же тепло относилась к внучкам. Многие годы Мередит задевало расположение матери к Мэдди и Джиллиан – куда большее, чем к ней самой, – но в конце концов она стала радоваться, что ее дочерям достается бабушкина забота.

Девочки по очереди обняли бабушку, а затем повернулись к кровати с балдахином.

На ней не шевелясь лежал папа, белый как мел; он попытался улыбнуться.

– Мои милые, – едва слышно прошелестел он.

От Мередит не скрылось, как ошеломило девочек его состояние. Они привыкли видеть дедушку крепким, надежным – таким, как яблони в их питомнике.

Джиллиан первая наклонилась к нему и поцеловала.

– Привет, дедушка.

У Мэдди глаза были влажными от слез. Она взяла сестру за руку и попыталась что-то сказать, но не сумела.

Он дотронулся дрожащими пальцами до ее щеки:

– Не плачь, принцесса.

Мэдди вытерла глаза и кивнула.

Отец попытался сесть, и Мередит подошла помочь. Она взбила подушки и подложила ему под спину.

– Мы все здесь, – хрипло проговорил он и посмотрел на жену: – Аня, пора.

– Нет, – отрезала та.

– Ты обещала.

Мередит почувствовала, что в комнате, точно облако дыма, повисло напряжение. Она взглянула на Нину, и та кивнула – значит, тоже это заметила.

– Начинай, – потребовал отец с непривычной суровостью.

На такой приказ мама возразить не смогла, только глубже откинулась в кресле-качалке.

Не успела Мередит уложить в голове эту поразительную капитуляцию, как отец снова заговорил.

– Ваша мама согласилась рассказать нам сказку. Впервые за столько лет. Как раньше.

Он посмотрел на жену, и в его улыбке было столько любви, что у Мередит сжалось сердце.

– Думаю, это будет сказка о крестьянке и принце. Моя любимая.

– Нет, – то ли подумала, то ли произнесла Мередит, отпрянув от кровати.

Нина пересекла комнату и села на пол у ног матери. Когда-то давно это было ее – их обеих – привычное положение.

– Иди сюда, Мэд, – сказала Нина, похлопав по полу.

Джефф выбрал большое кресло возле камина, и Джиллиан устроилась рядом с ним. Только Мередит не двигалась – казалось, ноги не хотят ее слушаться. Она много лет притворялась, что сказки матери ничего для нее не значат, но теперь вынуждена была признать, что обманывала себя. Она всегда любила слушать их, в такие минуты даже начинала любить мать. Именно по этой причине она постаралась забыть их. Слишком уж много боли сказки причиняли.

– Садись, Бусинка… – нежно сказал папа, и, услышав свое детское прозвище, Мередит перестала сопротивляться.

Она оцепенело пересекла комнату и опустилась на восточный ковер, как можно дальше от матери.

Та неподвижно сидела в кресле-качалке, узловатые руки лежали на коленях.

– Ее зовут Вера, она бедная крестьянка, почти никто. Конечно, она пока это не сознает. В столь юном возрасте такое не понимаешь. Ей пятнадцать лет, она живет в Снежном королевстве – волшебной стране, которая с недавних пор разлагается изнутри. Злые силы завладели этим краем, их предводитель – бессердечный Черный князь – жаждет все уничтожить.

По спине у Мередит пробежали мурашки. В памяти всплыла картинка – мать заходит к ним перед сном и рассказывает удивительные истории о каменных львах, мерзлых деревьях и журавлях, поглощающих свет звезд. Рассказы всегда происходили в темноте, и голос матери, как и сейчас, завораживал. Такие вечера ненадолго их сближали, но наутро от этой близости не оставалось даже следа, а о сказках они днем не упоминали.