Страница 22 из 23
– Как я понимаю, Семен – это тот лодырь, что женихается с вашей горничной, – предположил Мануил Захарыч.
– Кстати, почему Глафиры нет на службе? – Молодая княжна вскочила, не в силах больше чинно сидеть за столом. Пшенная каша грустно желтела на тарелке.
– Семен, Семен Ильич, – редкий бездарь, по‐моему. – Елизавета Николаевна сопереживала Глафире, поэтому следила за ее сердечной привязанностью. – Я вполне могу заключить, что он связан с какими‐нибудь темными делишками.
– Да что гадать? – Глеб Веньяминыч не причислял к своим достоинствам такое качество, как терпение. – Пригласим его и спросим, с кем общается, знает ли Егора, когда и где видел Федора. А заодно и про Глафиру выведаем.
– Могу отправить за ним Степана.
– Да и зачем отправлять? Сами сходим. И урядника возьмем для пущей строгости.
Сказано – сделано. Глава сельской полиции, скучающий без дела, с радостью поддержал начинания молодого дворянина: все интереснее, чем выслушивать бесконечные бабские жалобы про кражу кур. Отправились делегацией к Семену. Тот лежал в избе, побитый и растерянный, что не укрылось от внимания дознавателей. Урядник добавил металла в голос. Услышав имена Глафиры и Федора, Семен страшно напугался, решив, что на него уже нажаловались из‐за разнуздавшейся в стогу похоти. Красивые влажные глаза заметались, и это тоже все заметили.
– А что про Егора-коротышку знаешь? – неожиданно спросил урядник.
– А, – обрадовался Сеня, – про Егора все знаю.
– А про его дела с Сабыргазы тоже знаешь?
Радуясь, что тема насилия не всплывает на поверхность, допрашиваемый выпалил:
– Конечно, знаю, контрабандист он, сучара! – Семен увидел крайне заинтересованные лица и с опозданием понял, что поспешил.
Застоявшийся без дела урядник, как веселая непуганая гончая, побежал распутывать дорожные узелки, свивая ниточки караванных путей в тугой клубок преступления. Семен отпирался неумело, больше вредил себе, чем помогал. У него на уме было одно: лишь бы не выплыла история с насилием. Знал, что Шаховские сердечно привязаны к Глафире и спуску не дадут. Поэтому ложь про Егора и контрабандистов у него выходила неумелая, жалкая, концы не стыковались. Он поведал и про роль неудачливого Федора во всей этой свистопляске. Выходило, что нужно поспешать к Егору. Так урядник и поступил, свистнув для порядку десятским и сотским.
– Поехали, еще раз все расскажешь и дорогу покажешь, познакомишь с дружком.
Семена вывели, заломив руки за спину, погрузили в полицейский экипаж и увезли. Урядник довольно потирал руки, а Глеб Веньяминыч, недовольно хмурясь, пошел к усадьбе. Специально выбрал пеший крюк, чтобы потянуть время: история с Федором не прояснилась, что отвечать Дарье Львовне?
Как все‐таки дальше жить?
Как ни крути, в истории с Семеном точка еще не поставлена. Вряд ли он придет в княжеский особняк, нет, скорее подкараулит обидчика гденибудь в селе. Значит, непременно заявится к Глафире. Чжоу Фану почему‐то казалось, что тот придет избавляться от Глаши как от нежелательного свидетеля. Наверняка он с самого начала запланировал сперва изнасиловать, а потом убить. Почему? Не хочет жениться, ясно ведь. А невесту девать некуда, только на дно реки. Перед отгрузкой нежных прелестей на тот свет решил полакомиться. Все ясно. Теперь явится добивать, чтобы не рассказала брату и тот не вызвал на поединок.
За себя лопоухий не переживал – после схватки с медведем в рождественском лесу любые стычки казались блеклыми: или побьет, или помрет – какая разница. Но бросить Глашу он не мог.
Ноги принесли к ее дому. В окне тускло горела свечечка. Вскорости потухла. Чжоу Фан подумал, что ведь и она может принять страшное решение. Придется караулить. Он ласково прошептал несколько слов Барбосу и залез на сеновал. Мокрую одежду со всех сторон облепило сено. Да что за сенный день такой!
Согревшись, начал бороться с дремотой, но удача не всегда ему сопутствовала. Проснувшись, вздрагивал, подползал к окошку, оглядывал двор, потом с другой стороны – улицу. Везде спокойствие. Ладно, можно дальше караулить, ну или подремывать. Ночью Семен не заявился. Тем хуже. Придется проводить Глашу на службу и там присматривать. Рассвело. Погремела ведрами Аксинья Степановна. Ушла. Глаша не появилась. Да что это такое?
Чжоу Фан осторожно спустился с сеновала. Одежда высохла, день выдался теплым и солнечным. Он подкрался к окну и осторожно заглянул внутрь. Барбос заинтересованно следил за отвисшими на коленках штанами. В темной горнице удалось разглядеть пшеничную голову под одеялом. Жива.
Уйти со двора он не осмелился. Залез на крышу сарая, распластался под осенним солнцем и стал ждать: сейчас Семен непременно явится. Он специально пропустил ночь, чтобы застать Глашу одну, без матери. Надо быть настороже. Мирная жизнь села текла, как будто не случилось ничего страшного. Ни соседи, ни коровы, ни собаки не догадывались, что для Чжоу Фана время разделилось на до и после. Еще вчера он мечтал стать правой рукой Сунь Чиана, сидеть в богатой лавке, нацепив на худые плечи шелковый халат. Глупый! А Солнце?
Кто ее защитит? Раньше он думал, что оставит ее на попечении Семена, тот станет заботиться, как подобает мужу. Но эти надежды постепенно таяли, как печной дымок в небе, а теперь и вовсе растворились.
Если у Глафиры отныне нет жениха, то почему бы Чжоу Фану не забрать ее с собой в Кульджу? Много денег, хороший дом, сытая жизнь в большом городе. Разве плохо? Если раньше он не смел помыслить о Глафире как о своей собственной жене, то поведение Семена многое меняло. Об этом следовало подумать. К вечеру насильник так и не явился, а караульный, дождавшись Аксиньи Степановны, сбегал к себе, взял еды и одежды, никого не встретил и вернулся на пост. Не то чтобы он ждал нападения, теперь уже не так, как накануне. Но мысли оказались больно важными, их следовало додумывать без шарканья чужих шагов, в привычной ямке сеновала. Вторую ночь он спал не тревожась: пока мать дома, злодей не нагрянет. Значит, битва состоится завтра. Ну ладно, Чжоу Фан готов, он не с пустыми руками. Утром снова проводил с крыши глазами гремящие подойники Аксиньи Степановны и чавкающую калитку. Спустился во двор, заглянул в окно и убедился, что Глаша так же лежит под одеялом – значит, жива, приходит в себя. Перекусил на обжитом сеновале и улегся дальше ждать Семена.
План восстановления доброго имени подвергся некоторой реконструкции. Он обелится, без этого невозможно: найдет Сабыргазы и вернет украденное, приедет на Каракуле в Кульджу, а потом сразу наведается в Новоникольское просить руки Глафиры. Она даст согласие, потому что вряд ли найдется жених после того, что произошло в стогу. Чжоу Фан всем расскажет, что он вовсе не безъязыкий садовник, а вполне успешный торговец, образованный, дальновидный. С его мнением сверяется партнер, его переманивают конкуренты. Он посадит Глашу между горбами и увезет в Китай. Так надежнее будет.
За несчастного немтыря ей замуж идти не больно‐то захочется, а за удачливого иностранного коммерсанта – почему бы и нет? Но все начнется в Петропавловске, без доброго имени его ни за что не пустят в счастливое будущее.
Солнце уже стояло в зените, а вредный Семен все не шел добивать свою жертву. Интересно получалось. Глафира тоже не торопилась на службу. Вот это да!
К вечеру Чжоу Фан начал волноваться. Может, самому наведаться к Семену – вон его дом, сверху прекрасно видно. Насильник тоже никуда не выходил – наверное, зализывал раны. Снова пришел вечер под ручку с Аксиньей Степановной, куры заснули на своих насестах. Сон почему‐то не заходил в лопоухую голову. Он смотрел на звезды и рисовал, как повстречается с Глафирой, что скажет. Раньше каждый день по многу раз виделись, а теперь почему‐то страшно стало. Чем больше представлял встречу, тем меньше она нравилась. Смолчать про насилие, которому стал свидетелем, нельзя. Ей наверняка стыдно, надо утешить, поддержать. Но слов таких нет. И… и ему самому почему‐то стыдно, что так получилось, что именно он увидел этот дергающийся зад, эти беззащитные белые ноги. Как на нее смотреть после увиденного?