Страница 2 из 7
Русская демонология довольно бедна, не понятно по причине специфики православной доктрины или из-за отсутствия мощного мифологического фундамента, подобного тому, что имел Данте в качестве наследства от древних греков и римлян. Да и кому придёт в голову заниматься демонологией, кроме экзальтированных, одиноких и замкнутых подростков и несчастных женщин?
Владислав помнил, как в детстве мать взяла его к своей однокласснице, которая с семьёй жила в старой квартире ветхого панельного дома. Находясь в этой квартире, из которой те скоро переехали, она ощущала какое-то присутствие. Мать не могла сказать точно, что она чувствовала, но это было что-то нехорошее. Собака, подаренная им на грядущее новоселье, чем-то заболела и в течение трёх дней высохла и умерла накануне переезда. Владиславу было неприятно вспоминать четвероногий скелет, обтянутый кожей с участками облезшей шерсти и проглядывающими через синеватую кожу внутренностями.
Но сам он не верил в потустороннее и в мистические энергии. Поработав в отделе маркетинга, он научился не верить ничему, что прилетает в уши в виде осмысленных кем-то фактов, а большая часть мистической информации циркулирует в виде сентенций, так называемых, «учителей». Разговоры об этом его даже раздражали. «Вместо того, чтобы делать нормальную карьеру, кормить семью они занимаются какой-то хернёй, выпадают из жизни», – рассуждал он.
Он долго не мог поверить в случившееся. В принципе, он не верил до самого конца, исподволь думая, что слетел с катушек. Это то самое странное ощущение, когда делаешь что-то «как бы». Знаешь, что причина ситуации в чём-то другом, но всё равно отталкиваешься от осознанных тобой же, как ложные, фактов. Даже в финале своей истории его одолели сомнения – до того он не был готов поверить во всё случившееся.
Сразу после события во дворе на Тверской перед его мозгом стояла задача: классифицировать произошедшее. Что это было? Продукт выхлопа уставшего мозга, в попытке защититься от скучной реальности? Что-то иное?
Все манипуляции и передвижения тела можно было бы определить как результат галлюцинаций, но пропажа «Сникерса» была весомым аргументом в пользу вмешательства чего-то внешнего. Влад решил сходить на место и осмотреть его.
***
Была ночь. Ветер рвал ветки деревьев, двигая тени на стене комнаты. Накрапывал мелкий дождь, периодически ветер бросал эту морось в стёкла, в ярости, что человек отгородился от стихии. Владислав плохо спал. Что-то всё время мерещилось в стуке дождевых капель о карниз и в тенях, что складывались в чудовищные лица около его кровати. Было чувство, что к нему подступает что-то нехорошее.
Резко подняв голову, он окинул взглядом помещение – оно было пустым и только фонарный свет, вливаясь сквозь незанавешенное окно, создавал фон для теней на стене. Маленькая зелёная лампочка хромированного будильника мигала на комоде у противоположной стены. Нарочно далеко, чтобы надо было подняться и выключить противный механизм.
Воображение стало рисовать жуткие картины изломанных человеческих фигур, насекомоподобными движениями заползающих в его комнату. Но комната была пустой.
Влад принялся обуздывать воображение. Он научился делать это в детстве из-за назойливых мыслей и чудовищ, которых представлял себе под кроватью. Он воображал старый телевизор с выпуклым стеклом, который появился у них в большой комнате вскоре после его рождения, а затем выключал его. Рябь на какое-то время угасала, но потом телевизор снова включался.
На этот раз его раздражало дрожание веток за окном, биение капель воды о стёкла, фонарный свет, что, как назло, горит в три часа ночи.
Он ворочался около часа и, наконец, отвернувшись к стене и приняв позу эмбриона, почувствовал, что начинает успокаиваться и проваливаться в сон. В момент, когда засыпающий переходит в это чудесное состояние, где всё возможно, он ощутил присутствие. Такое чувствуешь, когда кто-то, кто сильно тобой заинтересован смотрит на тебя где-нибудь на остановке. Влад знал, что это просто часть информационного шума, что вечно шипит у него в голове, и поэтому не шевелился. Мгновение спустя, он почувствовал, что холодные щупальца проникают в его мозг и начинают высасывать жизнь. Он резко повернул голову и увидел в нескольких сантиметрах над собой блестящую в свете фонаря лысую голову с искажённой безумной яростью рожей и длинным алым языком, торчащим изо рта. В голове зазвучал чей-то вопль, и голова бросилась ему в лицо.
Владислав вскрикнул и вскочил на постели. Он по-прежнему был один в комнате, за окном шёл мелкий дождь, а ветки деревьев рисовали на стенах пляшущие тёмные узоры.
***
Утром Владислав, зная, что ничего не найдёт, стал обыскивать комнату в поисках следов чьего-то присутствия. Он заглядывал под кровать, открывал ящики комода, осмотрел шкаф – само собой ничего там не было.
Перед выходом, уже позавтракав, он зашёл в комнату, чтобы захватить с комода кое-какие вещи для работы и, уже отворачиваясь, приметил мелкую деталь, на которую в любой другой момент не обратил бы внимания. Кремовая штора, висевшая сбоку от окна, была вспучена со стороны улицы. Сначала он не понял, почему за это зацепилось его сознание. Потом в голове промелькнула мысль, что штора не могла быть выгнута с той стороны: у него уже давно стояли пластиковые окна, так что сквозняк с улицы не проник бы.
Виски стянуло, как будто обруч с закручивающимся механизмом сдавливал ему голову. Владислав подошёл к шторе и, собрав волю в кулак, резко отдёрнул её. За ней ничего не оказалось. «Может просто осталась складка после уборки», – попытался он себя успокоить, хотя прекрасно понимал, что мягкая ткань в принципе не способна самостоятельно поддерживать какую-либо форму.
Владислав бросил в рюкзак флешки, нервозно огляделся по сторонам, обул кроссовки и вышел из квартиры.
В это время кремовая штора заколыхалась, и на ней проступила выпуклость. Если бы кто-нибудь стал приглядываться, он бы увидел неровные очертания лица
***
После долгих часов интенсивной работы мозга организм требовал немедленной смены положения и воздуха.
Стояла неладная хмурая погода, но бывают дни, когда и она радует. Когда витает в воздухе что-то, содержащее намёк на свободу и грядущие перемены. В большинстве случаев такая атмосфера исчезает, не оставляя даже воспоминания о себе. Но на этот раз Владислава переполняла уверенность, что нечто должно произойти, причём нечто такое, что перевернёт всю его жизнь. Правда, он не знал на какой бок.
Выйдя из подъезда со стеклянными дверями, он вставил наушники и нажал на сенсорную кнопку. «Биопсихоз» и трансовые треки понесли его по волнам предчувствий и непонятных ожиданий, как будто он перестал быть человеком, а увидел себя сверху – комочком материи, перемещающимся из пункта в пункт, руководствуясь странными двухмерными мотивами. Прежде чем идти на место первого столкновения, Владислав зашёл в кафе и взял сэндвич. Внутри сидеть не хотелось – он вышел за дверь и принялся за ужин на верхней ступеньке, пропуская редких посетителей и шумные группы непонятно чему радующихся молодых людей. Один из подростков задел его плечом.
– Ты бы извинился, парень! – развернувшись, сказал Владислав.
– А ты не стой на входе, – ответил тот.
Мелкая морось стала заметна на фоне горевших в поздних сумерках фонарей. Владислав засунул в рот остатки сэндвича и, отлипнув от стены, медленно зашагал в сторону Тверской, где в одном из дворов встретился с пожирателем «Сникерсов». «Крабус… Почему Крабус? – подумал он. – Странное название пришло в голову, эти щупальца совсем не напоминают…» С громким сигналом прямо мимо него пронеслась скорая, Владислав едва успел отскочить. «Решили подобрать новых пассажиров?!», – с раздражением подумал он.
«Разрежь вены – стань свободным!», – неслось из наушников и раздражение на мир сгорело и захлебнулось в адреналиновой волне.
«Семь с половиной часов», – увидел он время на большом электрическом циферблате над гигантским глобусом.