Забери мою душу

— Я мыться. Спасибо за деньги. Люблю тебя, — сестра убежала в ванную, а я двинулся на кухню.

Стоило только открыть дверь, как тут же в горлу подкатила тошнота и скрутило рвотным позывом.

— Сука, — пальцами зажал нос и двинулся к окну, переступая через тело матери. Распахнул балконную дверь и все ставни. Высунулся в окно и задышал, с жадностью глотая свежий ледяной воздух.

Вернулся на кухню, где в луже собственной блевотины лежала мать.

— Твою ж мать! Как же меня это заебало! — саданул кулаком в стену.

Стащил с себя одежду, оставшись в одних боксёрах. Выглянул в коридор, увидел, что Настя уже вышла. Брезгливо морщась подхватил мать на руки и понёс в ванную комнату. Уложил на дно ванной. Стащил мокрую одежду, с трудом сдерживая рвотные позывы. Закинул вещи в стиральную машину и запустил стирку. Несколько раз вымыл руки по самые локти, бросая взгляды на лишённую сознания мать. Волна ненависти поднялась в груди. Сука. Сколько блять можно издеваться? Взял душ и напором воды смыл блевотину в её лица, волос и шеи. Мать пришла в себя, открыла глаза и улыбнулась.

— Игорёша, ты пришёл, — протянула руку, которую я с брезгливостью отбросил в сторону.

— Твой Игорёша три года назад сбежал, мамуля, — выплюнул.

— Сынок, — мои слова до матери не дошли.

Взбесился ещё сильнее. Тварь. Все эти шесть ебучих лет я притаскиваю её домой, вытаскиваю из наркопритонов и расплачиваюсь за её долги. Бросил душ на дно ванной и покинул комнату.

— Игорёша, куда ты ушёл? — раздался слабый голос матери в спину.

В кладовке взял старую футболку и ведро. Двинулся на кухню, вновь морщась от отвратительного запаха. Набрал в ведро воды, налил моющего средства для посуды и шмякнул тряпку на пол. Стал натирать линолеум, в каждое движение вкладываю всю ярость.

— Антон, давай я помогу, — голос сестры вырвал из мыслей.

— Тёна, иди спать, — остановился, устало прижался виском к швабре.

— Тош, ты на ногах еле стоишь, — сестра поджала губы. — Давай я помогу.

— Ты уже помылась, Насть. Не спорь, пожалуйста. Сегодня не такой страшный погром. Иди спать.

— Ладно, — сестра спорить не стала, хоть и поджала недовольно губы.

Ушла в комнату, а я, переставляя мебель, выдраил пол кухни до блеска. Засунул грязную посуду в посудомойку, выбросил тряпку, шприцы и бутылки в мусорное ведро. Поставил на пороге и заглянул в ванную, где мать дрыхла. Вырубил воду и, уже не заботясь о том, что она замёрзнет или заболеет, пошёл в её комнату. Сука. Здесь воняло сексом. Простыни были заляпаны, на полу валялся использованный презерватив. Её дружка не наблюдалось. Открыл окно, сдёрнул грязное бельё на пол. Постелил застиранную простыню. Подхватил с полки ночнушку и замер. В горле застрял ком, стоило вспомнить, как десять лет назад мать в ней заходила к нам в комнату, чтобы пожелать доброй ночи. Тогда отец был жив. Тогда семья казалась идеальной. Запихнул ночнушку обратно в шкаф и взял растянутую футболку.

Вернулся в ванную, закинув грязное бельё в корзину. Мать спала. Худая. Походящая на саму смерть. От былой красоты не осталось и следа. Все руки синие. Во рту стало горько. Взял мочалку и, стараясь не касаться её кожи, стал её мыть. Давил в себе желание сжать пальцы на её шее. Или сдавить её кости, причиняя боль. Я ненавидел её. Ненавидел так, что даже не расстроился бы, если пришёл домой и обнаружил, что она сдохла. Стыдился своих чувств. Но ничего не мог с ними поделать. Она превратила мою жизнь в адский котёл. Вновь и вновь подбрасывала дрова в огонь. Если бы не Настёна, я бы давно уже свалил. Давно бы оставил её подыхать в этой квартире.

Вытащил её из ванной, натянул одежду и отнёс в кровать. Вооружившись щёткой и моющими средствами, надраил ванную и раковину, заменяя кислый запах блевотины запахом моющих средств. И только тогда залез под струи горячей воды, позволяя ей смыть усталость. Прикрыл глаза. Под закрытыми веками тут же образ Мишки увидел. Огромные глазища. Приоткрытые влажные губы. Взъерошенные моими пальцами волосы. И длинные стройные ножки. В паху стало тяжело. Вжавшись лбом в холодный кафель с ползущими по нему каплями воды, сжал член рукой. Почувствовал её запах и понял, что в полной заднице. Я хочу её. Хочу вонзиться в нежное тело на всю длину. Хочу оставлять синяки на её бёдрах, заставлять раз за разом выкрикивать своё имя, пока она не забудет моего братца. Пока не сотру его прикосновения с нежной кожи. Пока не вылижу каждый участок её тела.

Ярко представил, что девчонка может стоять за стеной и пальчиками касаться себя между ног. Зажмурился до звёзд перед глазами. С хриплым выдохом излился. Тяжело дыша, вжимался лбом в кафель, удерживая яркую и красочную картинку перед внутренним взором. Я блять не отпущу её больше. Срать на всё. Даже если любит Игоря, я заставлю забыть.

Открыл глаза. В ванной всё заволокло паром. Быстро стал мылить тело, только сейчас замечая, что на ребрах расцвёл синяк. Коснулся и поморщился. Завтра необходимо съездить в травму.

Вышел из ванной, заглянул в комнату. Мелкая спала. Увидел, что её плюшевый медведь свалился на пол. Поднял, положил к стене. В лунном свете шрам на щеке Тёны казался ещё уродливее. Пальцы сжались. Жаль, что не на шее матери. Сука. Как девчонке жить с таким уродством? Как расти в обществе, где гнобят за любой дефект внешности? Ладно пацану можно защитить себя кулаками, но девчонке…

Снова на языке разлилась горечь. Дико захотелось курить. Слишком херовым вышел день. Нет. Не так. Максимально хуёвым.

Поправил одеяло, которым была накрыта сестра, вышел из комнаты. Достал из нычки на шкафу пачку сигарет, подхватил мусор и вышел в подъезд. Сел на ступени, чиркнул спичкой, закурил. Выпуская дым, уставился на соседнюю дверь. Тянуло постучать. Вломиться в квартиру и взять то, чего не получил. Слишком скучал. Нет. Подыхал без неё. И сейчас слишком тяжело было держать эмоции в узде. Я хотел её. Всю. Не на одну ночь.

Чёрт. Снова мысли пошли не в том направлении. Сигарета горчила. Потушил. Поднялся со ступенек и выбросил мусор в мусоропровод.

В квартире позакрывал окна. Заглянул в холодильник и выругался себе под нос. Мать со своим уёбком всё сожрали. Настя вечно пропускала приёмы пищи, боясь выходить на кухню. Мать сметала всё подчистую.

Нужно было хоть что-то приготовить, но сил просто не было. Рёбра ныли, а запястье покраснело и опухло. Устрою мелкой праздник, отвезу завтра завтракать в кафешку. Она любит сырники, а я их готовить не умею.

Схватив свою куртку, достал из кармана деньги и карту. Засунул в карман пришитый к подушке. Знаю, что мать проснётся и будет шарить по карманам, ища деньги. Уже допускал несколько раз такую оплошность — оставлял карту или наличку в кармане или рюкзаке. Потом месяц жрали одну картошку с малой. Упал на подушку. Спать хотелось дико. По телу разлилась усталость. Но не мог уснуть. Перед глазами вновь сгорбленная фигурка, а в ушах её тихие всхлипы. Резко подорвался и ухом припал к стене. Послышалось. Не мог различить ни единого звука. Почему-то кулак, сжимавший сердце стальной хваткой, разжался. Стало легче. Не ревёт. Не рвёт душу слезами. Должен её ненавидеть. Презирать. Но оказалось, что от её слёз в лепёшку расплющивает.

Что же ты творишь со мной, Мишка?

Глава 6

Мишка

Проснулась я не от звонка будильника, а от того, что стала слышать тихие голоса за стеной. Сонно моргая, оглядела комнату, не сразу поняв, где нахожусь. Только вчера утром просыпалась совершенно в другом месте. Села на кровати и потёрла глаза, кидая взгляд за окно, где было ещё темно. Поёжилась и закуталась в одеяло по самый нос. Стала прислушиваться к голосам за стеной, но разобрать ничего не смогла. Слишком тихо разговаривали соседи. Только различала низкий голос Тёмы, заставляющий мурашки бегать по коже. За ночь обида ушла вместе со слезами. Показалось, что вчера в глазах Антона увидела сожаление и раскаяние. Сейчас же дико сильно желала увидеть его. Убедиться, что мне не показалось.