Мой сводный чёрт

— До чего же ты мерзкая, завистливая и озлобленная, Оля, — задыхаясь от ярости, выплюнула ей в лицо. — Ты… Если ты любила его хоть чуть, то должна знать, как много для него значила его мама.

— Мерзкая тварь, которая была против меня. Как же хорошо, что она сдохла.

Я не осознала того, что моя рука взмыла в воздух и со всей силы опустилась на щёку Оли. Голова девушки мотнулась, нижняя губа треснула и на ней выступила кровь. Во мне бурлила ярость.

— Закрой свой грязный рот, — голос был высоким и звенящим от напряжения.

— Ты что… Ты меня ударила? — Оля прижала руку к щеке, смотря на меня с ужасом и неверием.

— Да. И ударю ещё раз, если ты хоть одно мерзкое слово скажешь в сторону мамы Ромы. Я не представляю, как можно быть такой… подлой. Отвратительной.

Оля взвизгнула, рванула вперёд и пальцами вцепилась в мои волосы. С такой силой, что мне померещилось будто по черепушке провели ножом. Зажмурилась от боли и попыталась вывернуться.

— Я тебя личико подпорчу, — она смеялась. Истерично. И настолько этот смех был невменяемым и страшным, что по коже холод прошёл. — Он больше никогда в твою сторону не посмотрит. Забудет о тебе, как его папаша о матери.

— Оля! Ты совсем больная! — дверь в туалет открылась и в помещении ввалились бывшие подруги девушки. — Отпусти Чижову!

Староста только толкнула меня со всей силы в стену, из-за чего я всем лицом впечаталась в холодный кафель. Послышался хруст. Из носа хлынула кровь.

В глазах потемнело. Всё, что происходило дальше, я воспринимала сквозь шум в ушах. Олю оттащили от меня. Она верещала, кричала так громко, что в ушах гул стоял. Прибежали учителя. Увидели развернувшуюся сцену. Олю куда-то увели, меня Аня и Виолетта подхватили под локти и помогли подняться.

— Сегодня медсестры нет, чёрт. Нужны хоть влажные салфетки. Кровь не останавливается.

— К Ольге Ивановне повели. У неё аптечка есть.

Девушки почти тащили меня на себе, потому что мои ноги заплетались. Мне хотелось поскорее положить куда-нибудь голову и закрыть глаза.

— Бог мой! — голос Ольги Ивановны был полон ужаса. — Что случилось? Что с Полиной?

— Оля ударила. Ольга Ивановна, аптечка нужна. И, полагаю, скорая. Кровь хлыщет. Скорее всего, перелом.

— Да, да, — в глазах всё плыло, но я видела, как мечется по кабинету классный руководитель. — Держи, Анечка. Я вызову скорую. И родителям нужно сообщить.

В дверь раздался стук.

— Ольга Ивановна, Вас вызывают к директору.

— Сейчас! Я занята.

В голове зашумело, а меня сильно затошнило. Я зажала рот руками.

— Чёрт! Полину тошнит. Ведро! Вита, дай ведро. Вот, Поль, я держу. Может, воды тебе?

— Нет, — пришлось разжать губы, потому что мотать головой было дико больно. — Сейчас пройдёт.

— Сейчас я приложу ватку к носу. Если будет больно или щипать станет, скажи.

— Хорошо, — я моргнула.

Было больно. Но так кровь перестала стекать по губам и пачкать белую блузку.

— Полина, твой отчим сейчас приедет. Он в больницу отвезёт. Будет быстрее.

— Ольга Ивановна, — снова тот же голос, — директор срочно требует Вас к себе.

— Вы не видите? У меня тут у ребёнка кровь из носа ручьём? Подождёт!

Хлопнула дверь. На миг повисла тишина.

— Нужно в столовую сбегать. Там замороженный кусок мяса попросить. Или чего-то холодного.

— Я сбегаю, — различила голос Виолетты.

— Кровь не останавливается, Ольга Ивановна, — с паникой в голосе сказала Аня.

Снова распахнулась дверь. Тот, кто её открыл, дёрнул с такой силой, что она грохнула о стену.

— Чертаков, — будто с облегчением выдохнула Ольга Ивановна.

— Скорую вызвали? — отрывистый голос.

— Нет. Ваш отец едет. Быстрее будет.

— Хорошо. Я отнесу в вестибюль. Одену.

Каждое слово сказано отрывистым голосом. Родные руки очень осторожно подхватили под колени, подняли в воздух. Я положила голову на грудь Ромы, наконец, чувствуя облегчение. Тело совсем ватным стало, и я провалилась в темноту.

Приходила несколько раз в себя и вновь падала в вязкую черноту. Когда окончательно пришла в себя, за окном было темно. На стульях сидели Олег Леонидович и Рома.

— Как ты, Поля? — мужчина тут же подорвался.

— Пить хочется, — прохрипела, не узнавая собственный голос.

Олег Леонидович тут же поднёс ко рту бутылку с соской на горлышке. Я успела сделать пару жадных глотков, как он убрал её.

— Много нельзя. Сейчас врача позову.

Мужчина вышел. Я скосила глаза на Рому. Хотела подняться, но он оказался рядом и положил руки на плечи.

— Тебе несколько дней нельзя будет вставать, — безжизненный голос. Пустой. — Лежи.

Я подняла руку и коснулась пальцами носа. На нём был наклеен пластырь, который маячил перед глазами. Раздражал.

— Так. Здравствуйте, Полина. Посмотрим. Какая у тебя фамилия?

— Чижова.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Когда родилась?

— Девятнадцатого апреля.

— Хорошо. Что последним помните?

Я замялась, силясь вспомнить.

— Как в школу утром собираюсь.

— Сегодня?

— Да. Мама и… папа приехали из Франции. Это ведь сегодня было? — посмотрела на Олега Леонидовича. Он кивнул.

— У девушки шок. Поэтому забыла основные события. Такое бывает. Что ж могу сказать, Полина. У тебя сотрясение и перелом носа без смещения. Два-три дня мы понаблюдаем, потом отпустим домой. Лекарства все уже отец Ваш купил. Выздоравливайте.

Врач ушёл.

— Кушать хочешь? — Олег Леонидович снова оказался возле меня.

— А где мама? — прикусила губу.

— У Светы токсикоз после перелёта, — лицо мужчины стало виноватым.

— Хочу. Булочку с яблоком, — отвернулась, пытаясь скрыть слёзы.

Она даже в больницу не пришла. Очередное доказательство того, что я ей совсем не нужна. Олег Леонидович ушёл.

— Я люблю тебя, Полина, — нарушил тишину в палате Рома.

От удивления я перестала плакать. Посмотрела на парня огромными глазами, не веря своим ушам.

— Люблю безумно. Никого и никогда так не любил, — парень не смотрел на меня. Его взгляд бегал по палате, будто он боялся, что я сейчас вскачу и убегу. — Я думал, что сердце остановится от страха, когда ты отключилась.

— И я люблю. Больше всех на свете.

— Я виноват. Из-за меня ты здесь.

— Не говори глупостей, — фыркнуть не получилось. — Я первая Олю ударила.

— Что? — в чёрных глазах увидела шок.

— Она… оскорбила меня сильно. Я дала её пощёчину. Что с ней будет?

— Меня это меньше всего интересует. Только знаю, что придушу её, если на глаза попадётся.

— Она влюблена в тебя. Нет… Она одержима тобой, Рома. Оля пойдёт по головам, только бы добиться тебя.

— Ты же понимаешь, что ей ничего не светит?

— Понимаю. Я. А она нет. Все будут виноваты вокруг в том, что вы не вместе. Все будут мешать.

— Малыш. Давай закроем тему, — Рома склонился и поцеловал мою руку. — Тебе нельзя много разговаривать.

— Рот уже затыкаешь, — шутливо надула губы.

— Я бы совсем другим способом заткнул, — шепнул на ушко, прикусив мочку.

Я вспыхнула, залилась краской. Услышала довольный смешок.

— Пирожок с яблоком. Ещё с картошкой и грибами. И с вишней.

Взволнованный Олег Леонидович вернулся в палату.

— Спасибо, — я улыбнулась. — Вы решили меня откормить.

Мужчина кивнул головой.

— Полина, что тебе из дома привезти? Расчёску, зубную щётку, одежду?

— Ой, — я растерялась. — Я так не скажу. Можно мне подумать?

— Да.

— Бать, езжай домой, мы сообщением напишем. Или позвоним. Ты после перелёта не спал.

— Как я оставлю…

— Я останусь, батя. Давай, мне не хочется потом, чтобы ты на соседней койке лежал.

— Да, Олег Леонидович, поезжайте домой. Мне пока ничего не нужно. Правда.

— Хорошо. Завтра утром приеду.

Он склонился и поцеловал меня в лоб. Пожал руку Роме и ушёл.

— Он выглядит несчастным, — заметила я, едва за мужчиной закрылась дверь.