Моё сводное наваждение

— Ясно. Просто раньше ты не пропускала ни завтраки, ни уж тем более обеды. Я забеспокоилась.

— Понимаю, — едва слышно соглашаюсь я. — Спасибо за беспокойство и простите за доставленные волнения.

— Мам, ей же не пять лет. Чего ты, как курица-наседка? — смеется Мирон, и я невольно вскидываю на него шокированный взгляд. Он... Для него вообще не существует никаких границ?..

— Не дерзи, Мирон, — строго замечает его мама.

Интересно, а как бы на такое ответила моя? Впрочем, не уверена, что когда-нибудь я решилась бы проверить.

— И в мыслях не было, — поднимает он руки, «сдаваясь», а затем, откинувшись на согнутую в локте руку, обращается уже ко мне: — Так и что, говоришь, сделала Бетти? Поцеловала Арчи? Так она ж с Бакланом!

— Так. Я пойду, а вы давайте спускайтесь вниз. И так полдня провалялись в кроватях. Никита?

— Можно я дослушаю про сериал?

— Как хочешь, — бросает она не слишком радостно и, наградив меня напоследок прохладным взглядом, закрывает за собой дверь.

Я шумно выдыхаю от облегчения, а Никита, кажется, хочет рассмеяться, но его ловко ловит Мир и накрывает его рот ладонью:

— Тихо, герой. Она может быть еще под дверью.

Он и сам еле сдерживает смех, а через пару секунд начинает... щекотать Ника! Тот буквально взвивается в руках Мира, глухо хохоча в его ладонь. Пытается вырваться, извивается, но Мирон держит его крепко, не позволяя громко смеяться. Ник умоляюще смотрит на меня, но при этом его взгляд полон настоящим весельем и довольством. В итоге Мир сам начинает смеяться вслух, укладывая рядом с собой брата, который мгновенно заливается звонким хохотом вперемешку с прерывистыми просьбами перестать.

Я тоже не выдерживаю, тихо смеюсь.

И, очевидно, зря.

Мир замирает и опасно прищуривает на меня глаза, а затем смотрит на все еще смеющегося Ника:

— Мне кажется, Никит, что Любу ни разу не щекотали. Исправим?

Ник задирает голову вверх и заинтригованно смотрит на меня.

— Нет-нет-нет! — отрицательно качаю я головой, усилено обдумывая план побега. Срываюсь с кровати, но Мир ожидаемо оказывается ловчее меня. Меня вновь заваливают на кровать... и в четыре руки начинают щекотать!

С ума сойти! Мне еще никогда не было так весело!

Я громко визжу и хохочу, пытаясь и сама добраться до ребер кого-нибудь из них. Руки, смех, крики — все смешивается в водовороте игры. Мы все до одного кажемся такими счастливыми и довольными, что у меня сладко поет сердце.

В итоге каждый из нас выбивается из сил, мы, тяжело дыша, разваливаемся по кровати: голова Никиты лежит на животе Мирона, а затылок последнего упирается мне в бедро. Все так естественно и просто, словно по-другому быть и не может.

Интересно, сильно ли пострадал свалившийся с постели ноутбук?

— А давайте пойдем играть во двор? — через минуту подскакивает на месте Никита. Вот уж в ком гуляет неисчерпаемая энергия — супер-быстрое восстановление. То, чем мы с Мироном похвастаться, увы, не можем.

— Дай отдышаться, энерджайзер, — смеется Мирон, очевидно, подумав о том же.

— Вы отдохните, старички, и приходите, — тоже смеется Ник, спускаясь с кровати, и уже у двери под наши шутливые возмущения добавляет: — Я буду вас ждать!

— Договорились, — салютует ему Мир, а когда дверь за нашим братом закрывается, он резко переворачивается на живот и, схватив меня за талию, подминает под себя...

Я охаю от неожиданности и тут же замираю, как пойманная в клетку птичка, ощущая, как наши сердца часто бьются почти в унисон. Втягиваю носом аромат кожи Мира — приятный: древесный, с нотками морозной хвои и совсем чуть-чуть моего собственного геля для душа. Мирон тоже шумно втягивает в себя воздух у моего уха, а на выдохе тихо говорит:

— Спал как убитый. Ты такая удобная, оказывается, фенек.

Волнение, бьющее через край, вдруг обретает иную форму, когда я осознаю, что дверь в мою комнату так и не закрыта на замок. В любую секунду может войти тот, кто якобы волнуется обо мне!

— Мир, — выдыхаю я. — Твоя мама... Вдруг она вернется?..

— Ох уж эта моя мама, — тихо смеется он, но голову поднимает. Правда, для того, чтобы утопить меня в своем пронзительном взгляде. — Лю... Кажется... Нет, ты совершенно точно сводишь меня с ума. Я... я осторожно, ладно?

— Что ты...

Подушечка его большого пальца слегка надавливает на мои губы, вынуждая замолчать, сам же он сильнее склоняется к моему лицу и шепчет в уголок моего рта:

— Ничего не бойся, фенек...

А затем обжигает мою кожу своими мягкими губами. Мое сердце ухает в пропасть, оставляя на своем месте искрящуюся сладость... Словно в моей груди взорвался ком сахарной ваты. Он-то и склеил между собой стенки моих легких, не позволяя дышать.

Палец Мирона исчезает, уступая место его горячим и чуть влажным губам...

Голова кружится, в висках истерично стучит пульс, и кажется, я вот-вот потеряю сознание. Из-за поцелуя! Его поцелуя...

Но вдруг все исчезает, и я не сразу соображаю, что чувствую: облегчение или досаду.

— Дыши, Лю, только осторожно, — слышу сквозь идущий на убыль звон в ушах встревоженный голос Мирона.

Послушно выпускаю воздух и аккуратно вновь набираю его в грудь. Лицо начинает гореть от стыда: какой, должно быть, жалкой я выгляжу, совершенно не умея целоваться, к тому же почти теряя при этом сознание.

— Прости, — глухо прошу я сквозь пальцы рук, в которые прячу лицо.

— С тобой не соскучишься, фенек, — уже веселее замечает Мир, поднимаясь с кровати. — Мы еще поэкспериментируем, не переживай. А сейчас нам, наверное, все же лучше спуститься вниз, чтобы не заставлять мою сердобольную родительницу бегать по лесенкам.

— Мир, постой, — окликаю я его уже у самой двери, сев в кровати. — Я почти всю ночь размышляла... Ну, о Марте. Мы можем поехать к ней без предупреждения? Иначе я боюсь вообще передумать.

— Запросто. Когда? Завтра?

— Завтра у меня иностранные языки...

— Ты никогда не прогуливала уроки, фенек? — широко улыбается он. — Иногда это очень забавно. Попробуем?

— Попробуем, — тихо, но легко соглашаюсь я. Потому что с ним я готова пробовать многое, если не все. И меня это почти не пугает. И тут я вспоминаю: — Еще один вопрос, Мир. Ты серьезно смотрел «Ривердэйл»[1]?

— Не выдумывай лишнего, фенек, — смеется он, открывая дверь. — Просто проспорил одному придурку.

— Но сериал классный, да? — тоже смеюсь я ему в спину.

— Хватит, ты и так уже все уши о нем прожужжала, — весело бросает он, не оборачиваясь.

Я смеюсь еще громче, про себя поражаясь тому, как насыщенно по эмоциям начался сегодняшний день. Но главное — не сглазить. А то мало ли...

[1] «Ривердейл» — молодежный сериал (США

Глава 20. Любовь

С Мироном мы встречаемся вновь, когда я выхожу из своей комнаты, рискнувшая облачиться в джинсовые шорты и блузку без рукавов из воздушной ткани белого цвета, а он спускается с третьего этажа, тоже сменив свой наряд на более подходящий: светлые джинсы и... белая футболка. Мы несколько секунд, улыбаясь, оцениваем друг друга, а затем Мирон, одобрительно хмыкнув, предлагает наведаться на кухню и что-нибудь съесть.

За время перекуса мы с ним не говорим ни о чем важном, но у меня складывается впечатление, что эта простая беседа — ужасно значительное событие в моей жизни, так влияет на меня его общество. И я вдруг думаю о том, что хочу проводить с Мироном каждую минуту своего времени...

Пугающая мысль.

Не потому, что у меня тогда не останется времени ни на что другое, а потому, что я сомневаюсь, что Мирон одобрительно отнесется к такой идее.

Я свожу его с ума? Глупости, верно? Как я кого-то могу сводить с ума? Особенно Мирона, вокруг которого вьются девушки посолиднее меня. А вот то, что он меня сводит с ума — совершенно точно. Я не могу нравиться ему всерьез, верно? Учитывая то, что он не спешит раскрывать передо мной свои душу и мысли.