Страница 25 из 52
— Ничего страшного, — выдыхаю я, коротко улыбнувшись.
— Посиди в машине, ладно? Я постараюсь вернуться, как можно скорей.
— Хорошо, — киваю я осторожно.
Мирон вновь хмурится, исследуя глазами мое лицо, разжимает пальцы на ручнике, поднимая руку, но в следующее мгновение тоже кивает и с тяжелым выдохом выбирается из машины. Наблюдаю, как он проходит к следующему подъезду, но вдруг замирает, словно его кто-то окликнул, и смотрит в сторону компании мужчин. А оттуда отделяется одна из фигур и, раскинув руки в стороны, направляется к Мирону.
Это... это и есть его отец?..
Мирон не двигается, очевидно, не желая бросаться в объятия мужчины, на что тот просто сжимает пальцами его плечи и что-то говорит. Мирон ему отвечает, а его отец бросает взгляд на машину... и, кажется, видит меня. Я тут же опускаю глаза на свои руки, которые, оказывается, с силой сцепила в замок. Разжимаю пальцы, шевелю ими в попытке восстановить кровообращение, а через полминуты боковым зрением улавливаю движение. И в следующий миг дверь с моей стороны открывается, а до меня доносится напряженный голос Мирона:
— Пап, не надо...
— А почему я не могу познакомиться с девушкой своего сына? — звучит совсем рядом, и я поднимаю лицо на улыбающегося отца Мирона. Сходство невероятное, вот только черты лица мужчины выглядят грубее, что ли. Кожа чуть обветрена. Но самое главное отличие — это взгляд. Острый как бритва и цепкий как клешни. — Ну, привет, красавица. Выходи, дай взглянуть на тебя как следует.
Смотрю на протянутую ладонь с грубыми мозолями и нерешительно обхватываю ее своими пальцами, немного неловко выбираясь из машины. Мужчина делает шаг назад и быстро осматривает меня с головы до ног. При этом он не перестает улыбаться, — правда, улыбка выглядит натянутой, — и немного сужает глаза, когда встречается с моим взглядом:
— Ты, случайно, не...
— Да, — хмуро бросает Мирон, появляясь сбоку от меня, чтобы приобнять одной рукой мои плечи. — Это Люба, дочка Андрея. Я как раз должен был отвезти ее домой.
— Вон оно что, — хмыкает мужчина, коротко сузив глаза уже на Мирона, а затем вновь вонзается взглядом в мое лицо: — Люба. Рад знакомству, меня зовут Олег.
— Очень приятно, — тихо произношу я.
И тут откуда-то сверху до нас доносится взволнованный голос:
— Батюшки, Мироша! Олег-негодник, ты почему мне не сказал, что он приедет? Мироша, здравствуй! Ну? Чего встали? Поднимайтесь! Поднимайтесь скорей! — И уже тише, потому что бабушка на балконе второго этажа развернулась, чтобы зайти в квартиру: — Батюшки, радость-то какая... Как чувствовала — блинов напекла...
— Ну? Чего встали? — с усмешкой дублирует вопрос отец Мирона. — Пойдемте чай пить. Заодно, — кладет он ладонь на плечо Мирона и тянет, разворачивая его к подъезду и тем самым разлучая нас, — поговорим.
Мир успевает захлопнуть дверцу машины и, обернувшись, смотрит на меня. Взгляд сожалеющий и в то же время взволнованный. И словно спрашивает: все в порядке, справишься с этим? Улыбнувшись одними губами, я зачем-то твердо киваю и иду вслед за ними.
Мы поднимаемся на второй этаж и заходим в тесную квартирку. Бабушка Мирона, пожилая, слегка полноватая женщина, причитая, заключает в свои объятия внука, стискивает его скулы пальцами и целует в обе щеки. Мирон при этом выглядит слегка смущенным, но радостным. Затем ей представляют меня и сплавляют ей же, а Олег уводит Мирона в другую комнату, последний мгновенно начинает из-за этого хмуриться. Бабушка Люся, конечно, вновь причитает, что негоже с порога сразу же серьезные разговоры разговаривать, и провожает меня на кухню, усаживая за полукруглый стол, накрытый белоснежной скатертью с вышитыми цветами. Здесь уже стоят несколько блюдец с чашками и огромное блюдо с высокой горкой пышных блинов.
— Мужчины, — выразительно улыбается она, хлопоча с чайником. — Все бы им что-то решать. С другой стороны, они столько лет не виделись... Ой, да что же я глупости болтаю? Внучка, давай, угощайся. Блинчики свежие, еще тепленькие. Маслицем их смазала, м-м-м... пальчики оближешь. А пока рассказывай, как с Мирошей познакомилась? Давно ли дружите? Ох, он не так уж часто балует меня своим обществом, но не забывает совсем, помогает, хороший у меня внук. Такой добрый мальчик вырос. А? Согласна, внучка?
— Согласна, — тихо улыбаюсь я.
— Сахарку добавить в чай? — присев напротив, спохватывается бабушка. — Любишь послаще?.. Ну? Чего молчишь? Не стесняйся, внучка, давай-давай, рассказывай. И блинчик, блинчик возьми обязательно. Худенькая ты такая... Диеты эти ваши современные, тьфу на них. Недоедают, а потом ходят и лают похлеще голодной дворняжки. Но это, конечно, не про тебя, по глазам вижу — добрая ты девочка, скромная. Кушай-кушай, милая.
Не могу сдержать улыбку и подхватываю край жирного блинчика, сворачивая его в четыре раза. Всего единожды моя собственная бабушка пекла блины, и я запомнила тот раз навсегда. Не только потому, что ее блины мне очень понравились, но и потому, что следом я выслушала огромное количество упреков из-за того, что съела в один присест так много. Как оказалось, уплетать за обе щеки вкусности некрасиво. И неважно, что оставшиеся блины вскоре подсохли и потеряли свой первоначальный умопомрачительный вкус.
— Я дочка отчима Мирона, Андрея. Недавно переехала жить к папе, так мы и познакомились с Мироном, — осторожно рассказываю я.
— То-то я гляжу, напоминаешь ты мне кого-то, — кивает бабушка. — Теперь вижу. Похожи вы. И Андрей человек хороший. Как только угораздило его связаться с... Опять я за старое — глупости болтаю. Как вы уживаетесь с это... с Галиной? Ладите?
— Кажется, я ей совсем не нравлюсь, — отвечаю я честно.
— Тю! А кто ей вообще нравится? Привыкла думать только что о себе! Хорошо, Андрей за Мироном приглядывает, воспитывает. Вон какой хороший мальчик вырос. Ты думаешь благодаря матери? Ишь чего! Я тебе вот что скажу, внучка: никогда она его по-настоящему не любила. И сына моего не любила. Залетела по глупости, а потом говорит, женись, а то негоже с пузом и не замужем ходить. Ишь, хитрая. А как папаня ее партию повыгодней ей нашел, так сразу и Олежа мой ненужным оказался. Она и Мирона тут бы оставила, если Андрей вдруг отказался бы его принимать. Мой Олежка-то тоже звезд с неба не хватает, потому Мироше там лучше было, надежнее, да и спокойнее. Все же ребенок должен жить в достатке, без нужд. Согласна со мной, внучка?
— Конечно, — неуверенно киваю я, пытаясь осмыслить новую информацию. Пусть моя мама строгая и не терпящая возражений, но она все же любит меня. Как умеет. А матери Мирона, выходит, нет никакого дела до собственного сына? Он поэтому кажется безразличным ко всему и всем? А его отец? По какой причине они долго не общались, интересно? Разругались?
И тут, словно потворствуя моим мыслям, из другой комнаты доносятся повышенные тона Мирона и его отца. Буквально через десять секунд в кухню влетает заметно рассерженный Мир:
— Ба, прости, но мы пойдем. Вот, — он достает из заднего кармана джинсов несколько купюр наличных денег, сложенных вместе, и кладет на стол. — Я к тебе в другой раз заеду на подольше, обещаю.
— Что ты там ей суешь? — насмешливо и грубо звучит от входа на кухню. Олег, скрестив руки на груди, оперся плечом на косяк и зло смотрит на сына: — Подачку от своего богатенького отчима? Герой какой! Раздобыл сам! Целых две кнопки нажал! Щенок, вот ты кто.
— Олег! — ужасается бабушка.
— Что? — рявкает тот. — Твой внук слабак. Забирай эту подачку и проваливай. Возвращайся, когда наберешься храбрости для того, чтобы своими умом и силами доставать деньги, ясно?
— Яснее некуда, — зло выплевывает Мирон и, схватив меня за руку, тянет мимо своего отца на выход.
— Господи! Что же вы творите... не чужие же люди... — доносятся до нас взволнованные причитания бабушки Мирона. — Нельзя же так, Олежа... Мироша, блинчиков бы с собой...
Дверь за нашими спинами захлопывается с оглушительным звуком — Мирон в ярости. Я еле успеваю переставлять ноги, чтобы не скатиться по лесенкам кубарем. Ужас. Что у них произошло? Как мне помочь Мирону? Как успокоить?..