Моё сводное наваждение

Песня длится вечность и кончается за мгновение. Так бывает, когда полностью отдаешься чему-то, что очень любишь. А петь я люблю больше всего на свете. Но спустя мгновение я вспоминаю, что нахожусь вовсе не в своей комнате... И мне ...аплодируют! А на экране горит надпись, сообщающая о том, что я справилась на девяносто восемь процентов.

— Голос знакомый, — задумчиво говорит кто-то сбоку.

— Да, как будто я ее уже где-то слышала.

Упс. Но, может, пронесет? Впрочем, не оставаться же навсегда инкогнито, верно? Особенно когда аплодисменты приносят невероятные воодушевление и восторг. А лица Марины и блондинки? О-о... это дорогого стоит!

Мое место занимает следующая участница, затем еще одна и еще. Марина поет достаточно хорошо, но не дотягивает до девяноста пяти баллов, спев на девяносто четыре, потому ей приходиться выпить стакан пунша. Я убеждаюсь в том, что он действительно алкогольный, когда она на следующей песне немного путает слова. Блондинка справляется еще хуже и на третьем круге выбывает.

В какой-то момент я понимаю, что многие ждут моей очереди, а на финальном этапе, когда в игре остаемся я и еще две незнакомые мне девушки, ко мне подходит Филипп и тихо спрашивает:

— Это же ты? Sunshine[2]? Ты не поверишь, но моя младшая сестренка твоя настоящая фанатка.

— Мне очень приятно, — смущенно улыбаюсь я. — Передай ей от меня привет.

— Она же свихнется от восторга! Почему... Почему ты там себя скрываешь?

— Так вышло, — жму я плечами, не желая вдаваться в подробности.

— Понял, — улыбается он. — Поешь ты, конечно, круто...

— Спасибо. Вот, кстати, и моя очередь настала.

Я побеждаю.

Ни разу не воспользовавшись «дополнительной жизнью». А соответственно, мне не пришлось пить, чему я безгранично рада. Девочки — те, что настроены ко мне не так агрессивно, как Марина и блондинка — окружают меня со всех сторон, поздравляют с победой, хвалят мой голос, спрашивают, нет ли у меня аккаунта в том самом приложении. Я ограничиваюсь благодарностями и улыбками, чувствуя, что готова второй раз за этот день самовоспламениться — так меня смущает их неподдельный интерес. И меня опять спасают. Жаль, что не Мирон.

Марина, растолкав девочек, подхватывает меня под локоть и, о ужас, ведет к парням...

— Настало время выбирать, победительница, — говорит она, то ли не пытаясь, то ли просто не сумев, скрыть яда в голосе. — Твоего брата зря усаживали, не идти же тебе на свидание с ним. Как насчет моего?

— Отчего же? — хмыкает Мирон, и одновременно с ним голос подает Виталий:

— Огонек! Поешь прилично. Выбирай меня, не пожалеешь.

Мирон поднимается с места и, встав рядом, напряженно мне шепчет:

— Мы договорились, фенек.

Во-первых, я не совсем понимаю поведение Виталия, его улыбка какая-то хищная. Неужели он в самом деле на меня так сильно обиделся? Во-вторых, я не знаю, хочу ли, чтобы он разочаровался во мне еще сильней, если я выберу Мирона. Потому что я, кажется, хочу пойти на свидание именно с ним. Как бы я тепло не относилась к Виталию и как бы ни опасалась самого Мирона.

Ужас. Что мне делать?!

[1] Ты и я... Мы были вместе... Каждый день вместе, всегда... (перевод песни «Don't speak» группы «No Doubt»)

[2] Солнечный свет (никнейм Любы в караоке-приложении

Глава 12. Мирон

Я ни разу не ощущал такого напряжения из-за возможного решения какой-то девчонки. Ладно, она давно перестала быть для меня какой-то, но все же мне в новинку чувство зависимости от противоположного пола. А сейчас мне очень важно, чтобы она выбрала меня. Не его. И без разницы, какие у меня на то причины. Точнее, я и сам не понимал их сути.

— Могу я... — опустив глаза, едва слышно шепчет фенек. — Могу я позже принять решение? Мне нужно поговорить с Витей.

— С Витей? — тут же насмешливо фыркает Марина. — Говоришь так, словно давно с ним общаешься.

— Вообще-то мы и правда общаемся, — тихо, но и не без яда в голосе замечает эта невозможная девчонка! — И уже давно.

— Люб, отойдем-ка на пару слов? — обхватываю я пальцами ее плечо, но поздно...

— Огонек! — удивленно усмехается этот придурок. — Это как? Во сне, что ли? Потому что я не припомню, чтобы разговаривал с тобой больше одного раза.

— Зачем... — поднимает она удивленный взгляд на него. — Зачем ты так говоришь? Мы же...

— Люб, — уже рычу я. — Пойдем. Я тебе все объясню.

— Что — все? — ошарашенно смотрит она уже на меня. — Например, почему все вокруг настолько фальшивые?

— Ты говори, да не заговаривайся, девочка, — холодеет голос у брата Марины. — Я вообще не понимаю, о чем ты тут говоришь.

— Заткнись, — бросаю я ему, не отрывая глаз от Любы. Выражение ее лица не описать словами — смесь обиды, ярости, неверия и презрения, направленные на Виталю. — Фенек...

— Ты не хочешь, чтобы остальные знали о нашей переписке? — шипит она. — Но почему? Потому что дружить с такой, как я, стыдно?

Марина начинает громко хохотать, остальные тоже усмехаются, я же плюю на чужую свободу воли и начинаю с силой тащить фенека от этой компашки. Но нам в спины все же прилетает насмешливое от Марины:

— Дурочка, с тобой явно переписывался не мой брат! Наверное, тебя дурил твой собственный!

Люба оборачивается на ржущих во весь голос ребят, и я ее одергиваю, рыкнув:

— Не останавливайся.

— Это... — часто дышит она. — Это правда?

— Давай найдем тихое место, и я тебе все объясню.

Люба резко втягивает воздух, словно ей вмиг стало трудно дышать, а затем вырывает руку из моих пальцев и выплевывает:

— Ты!.. Ты ужасный человек, Мирон!

Знаю.

Люба еще секунду прожигает меня гневным взглядом, а затем разворачивается и исчезает в толпе чужих тел.

Черт! Я, проклятье, не хотел, чтобы она узнала об этом вот так! Думал рассказать, когда представится подходящий момент. Когда она привыкнет ко мне. Привяжется так же, как к ней привязался я, черт побери! Я вообще не думал о последствиях, когда начал с ней переписку от чужого имени. Тогда мной двигало желание разговорить ее, понять, что она скрывает, в принципе узнать, что она за человек!

Узнал, черт, на свою голову.

И теперь бегу за ней, распихивая локтями веселящийся народ, как какой-то дебил. Потому что мне, хрен знает отчего, важно, чтобы она меня поняла и... простила? Жесть, вообще не соображаю, что делаю!

Конечно, она бежит в свою комнату. В последний момент успеваю помешать ей закрыть дверь перед моим носом и слышу сбоку недовольное от мамы:

— Мирон, ты что творишь?

Сейчас мне плевать на все ее интриги и замыслы. Я просто хочу объясниться с фенеком.

— Уходи! — кричит она, вцепившись пальцами обеих рук в ручку и полотно двери. — Не хочу тебя видеть!

— Мы просто поговорим, фенек, — рычу я, отдирая ее руки и закрывая за собой дверь.

— Как... как ты мог? Ты же сам сегодня предложил быть честными друг с другом! Тогда, когда знал, что уже давно обманываешь меня!

— А что мне оставалось делать? — злюсь я. — Я не знал тебя! Боялся за Ника, за Андрея. Ты могла быть кем угодно, и я должен был узнать, кого мы пустили в свой дом!

— Узнал? — выплевывает она. — Доволен? Теперь меня можно не бояться? А все потому, что я невозможная дура! Жалкая идиотка, которую легко обмануть! А затем и унизить на глазах у своих друзей! И я спрашиваю у тебя, Мирон, ты доволен?

— Недоволен! — рычу я. — Я не горел желанием, чтобы ты узнала вот так, ясно?

— А на что ты рассчитывал? Что я никогда не встречусь с Витей? Как же глупо я сейчас выглядела! — обреченно хлопает она себя ладонями по бедрам и опускается на пол у изножья кровати, пряча лицо в ладонях.

Ну да, именно ее слез мне и не хватает. Резко выдыхаю и иду к ней, следом опускаясь рядом:

— Извини, фенек. — Молчу мгновение, а затем не сдерживаюсь: — О чем ты хотела поговорить с этим дебилом? Почему сразу не выбрала меня?