Сердце отравителя

О-хо-хо…

Тяжелая рука, упавшая мне на плечо, когда я в тяжких раздумьях стояла на том же месте, хотя все уже разошлись, была полной неожиданностью.

— Эй ты, храпун с газами. Где там твои вещи? Пошли!

Ну конечно. Юндин не мог не оценить мой «подвиг». Именно в тот день мы сделали первый шаг по нашей общей дороге, на которой он стал моим Огнем, моим братом. Моим Дин-гэ. Моим убийцей.

Глава 8

Ян

К смраду можно привыкнуть, было бы желание.

Желания такого нет, как, впрочем, и любых других. В голове звенящая пустота. Она могла бы даже быть блаженной, если бы не засевшее назойливой занозой осознание: не вышло.

Опять, снова, еще раз. Год за годом, попытка за попыткой.

Это не разочаровывало уже, нет. По крайней мере, не так, как тогда, в первые месяцы, когда опьянение собственным могуществом шептало: «Это несложно, для тебя нет ничего невозможного, журавль почти у тебя в руках».

Чей-то пьяный крик над ухом не заставил повернуться, за что тут же пришлось расплатиться измаранной рубашкой. Я устало скосил глаза и понял, что на меня всего лишь плеснули дешевым пойлом.

Что ж, сильнее вонять не буду, как и все в этом вертепе.

Желудок в который раз свело.

Обстановка к аппетиту не располагала, но во рту не было ни крошки... сколько? Сколько вообще прошло с ритуала?

Без еды и нормального отдыха восстановление светило нескоро, но доползти до более пристойного места сил не было. Да и куда меня пустят в таком виде, еще и без денег? О том, чтобы тащиться к тайнику за припрятанными на такой случай монетами, не было и речи.

— Чо разлегся? — Синее в дым тело, только что щедро поделившееся напитком с моей одеждой, присовокупило к щедрому дару еще и пинок. — Мешаешь, малец.

Наскреби я хоть крупицу сил — пьянчуга уже лежал бы в луже собственной крови, но не получалось даже поднять руку для удара. А вот местный забулдыга явно входил в раж. После еще пары фраз разной забористости и пинков нарастающей болезненности я окончательно сполз на пол.

А потом что-то мелькнуло на грани видимости, и недавний обидчик, глупо охнув, плюхнулся рядом. Привет, приятель, располагайся, отдыхай, давай разлагаться вместе.

Тонкая белая рука, убравшая с моего лица слипшиеся от грязи и крови волосы, почему-то пахла шалфеем. Или это изможденное сознание решило сыграть злую шутку? Шалфей… ненавижу этот запах. Он слишком болит.

Вяло отбрыкиваясь, я пытался не дать хозяйке рук осмотреть следы пьяного усердия, но незнакомка была неумолима. Да что ей надо?!

— Вставай-ка. — Мутная пленка утомления перед глазами не позволяла рассмотреть ее, но голос выдавал совсем юную девушку. — Надо тебя умыть.

Остатки сопротивления растворились, когда меня, будто тюк с рисом, вздернули на ноги и практически поволокли прочь.

Я не нарочно не подавал признаков жизни, пока девица, пыхтя, перетаскивала меня к колодцу, не слишком ласково смывала кровь жесткой тряпкой, оценивая повреждения. Просто позволил себе расслабиться на мгновение, вдыхая вместе со спертым воздухом все более уловимый аромат и накапливая крупицы сил.

В конце концов их хватило, чтобы разорвать паутину усталости, плотно скрепляющую веки. Благо только на это, потому что, будь я в состоянии вскочить или закричать, непременно это бы сделал.

Сначала я решил, что это бред. Клятый пьянчуга двинул меня ногой по башке так, что я улетел в беспамятство. Потом подумал, что сошел с ума. Потому что… потому что это невозможно. Просто. Невозможно!

Мокрая тряпка еще раз проехалась по лбу и распухшему носу, задевая магическую маску, уже давно приросшую к лицу как вторая кожа. Я на инстинктах дернулся и напряг то, что оставалось от моих сил, не давая снять.

— Я просто умою. Нет? Как хочешь.

Восторг, смешанный с ужасом, зябкой дрожью прошел по телу. Это не бред! Это по-настоящему. Но как?!

Нин даже на миг прекратила ковыряться с бинтами, решив, видимо, что сделала мне больно.

Ритуал не удался, совершенно точно. Мертвое тело незнакомой девушки осталось мертвым, бесполезное заклятие выжгло меня до дна и рассеялось, не дав результата. Так почему она стоит передо мной, во плоти, пусть и чужой?

— Где твой дом? — В голосе нет дружелюбия, только вымученная внимательность человека, желающего поскорее разобраться с досадным недоразумением. И все же это ЕЕ голос, пусть и звучащий иначе и из чужих уст. — Серьезных ран нет, но тебе нужен отдых. Я могу отвести тебя домой.

— Нет дома. — В горле пересохло настолько, что ответ ей, скорее всего, пришлось угадывать. От собственного карканья сделалось почти смешно. Она не узнаёт меня. Конечно, не узнаёт. Слава небесам, что не узнаёт. Но поверила бы она, что когда-нибудь я буду разговаривать так?

— Ну кто бы сомневался, конечно нет. — Как же знакомо она ворчит! — И денег наверняка нет, а еще тебя, скорее всего, кто-нибудь хочет убить. Потому что не может же хоть что-то быть легко и просто! Ну давай, говори сразу: хочет тебя кто-то убить?

— Ты. — Ответ сорвался раньше, чем разумная мысль успела предотвратить его, пришлось спешно кривить пересохшие губы в подобии улыбки. — Судя по тому, как пыталась с меня скальп снять грязной тряпкой.

— А еще? — К счастью, она ничего не заметила, принимая оговорку за пьяную шутку. Ах да, от меня же разит спиртным, можно соответствовать.

— Ну, еще пара десятков человек, наверное.

Она что-то пробурчала под нос и на мгновение пропала из поля зрения, а я почувствовал, как изможденное тело почти готово подорваться на ноги, хотя полминуты назад это казалось невозможным. Только не уходи, пожалуйста! Не исчезай!

— Вставай. — Прикосновения поднимающих почти что за шкирку рук нельзя было назвать нежными даже с большой натяжкой, но сейчас я был готов предпочесть их самому сладкому поцелую. Она здесь, рядом. Живая.

Сумрак накрыл вновь, и половину дороги я не запомнил, слегка очнувшись, лишь когда по глазам сквозь веки ударил навязчивый, чуть рябящий свет, а совсем рядом прозвучал апатичный мужской голос:

— Вам кого?

— Лекаря и койку. — Нин-джэ слегка встряхнула меня, будто пытаясь продемонстрировать собеседнику. — Подлатайте его и дайте отлежаться. Я заплачу.

Смешно… Все повторяется.

— Мест нет, — прогнусавил все с той же безразличной интонацией мужчина, очевидно сторож при какой-то ночлежке или доме милосердия. — Приходите в другой день.

— Да сейчас, я же каждый день от мостовой отскребаю недобитков. — Девушка ощерилась, больно сжав мое плечо. — Конечно, этого положу где взяла, а в свободный день какого-нибудь другого притащу, мне же без разницы. Так вы себе это представляете? Хоть в угол на солому его киньте, все в тепле и под присмотром.

— Мест нет. — Непоколебимости привратника могла бы позавидовать монолитная крепостная стена.

Я почувствовал, что меня вот-вот сложит от неконтролируемого смеха.

Те же, там же и туда же!

Помнится, в тот раз все начиналось так же. Или так же заканчивалось? Что изменилось в тот момент, когда она притащила меня в какую-то богадельню, приплатив, чтобы меня не залечили до смерти, а поставили на ноги?

— Да что ж ты будешь делать! — Нин-джэ возмущенно фыркнула и, осознав, что дальнейший диалог с мужчиной плодов не принесет, переключилась на меня: — Ты там смеешься или блевать собрался? Если второе, то не на меня, а то правда брошу где взяла.

На этот раз приступ смеха сдержать не удалось, и организм тут же отомстил за преступную трату энергии подломившимися коленями.

— Тебя по голове слишком сильно били, да? — с брезгливым участием спросила та, кого тут быть не могло и не должно было. — Ты скажи, в приюте для душевнобольных места точно есть.

— Просто смешно. — Дыхание восстановить получилось далеко не сразу. — Что теперь?

— Пойдешь со мной пока что. И я имею в виду именно «пойдешь», потому что таскать твой бренный ливер мне порядком поднадоело. Или идешь ножками, или возвращаешься обниматься со своим другом. Ну же, давай, поднимайся.