Практика в преисподней

— Я нашел ее. Люцина Кавецкая. Год смерти совпадает с годом рождения Франы. И, похоже, это не единственная смерть в том году. Тут же упокоены оба родителя Кшиштофа и Ульрик — его родной дядя, чье место он занял в совете, — произнес Вест.

Вот и ответ на все мои вопросы. Власти хотел отец Франы. Обычной банальной власти, и ради своего желания не пожалел никого. Фактически по трупам шел. По трупам своих близких, дав жизнь чудовищу…

— Да, это она, — согласился с ним Элазар. — Ксения, отойди к Весту. Соблюдайте тишину. Душа будет говорить лишь со мной, поэтому все возникающие вопросы задаете шепотом. Понятно?

— Да, — ответил Кремер, а я кивнула и облокотилась на него спиной. Меня тут же обняли и притянули еще ближе.

— Приступим! — Фонтей протянул руки к саркофагу, каменное надгробие дрогнуло, плавно поднялось в воздух и опустилось рядом с захоронением, обнажив мумифицированный труп женщины.

Длинные темные волосы лежали на плечах и груди. Бархатное платье частично истлело, но когда-то это был определенно роскошный наряд. Глубокий вырез скалывала бесценная брошь, на иссохших пальцах блестели перстни. Даже сейчас можно было сказать, что при жизни Люцина Кавецкая блистала красотой.

— Venit meam! — закричал дед.

— Душа приди, — шепотом перевел мне Кремер.

— Ego autem dico vobis! Propter quod obsecro vos ut adveho! — звучало величественно и… волшебно.

— Я буду говорить с тобой! Приди, призываю тебя! — едва слышно шептал Вест.

Пламя в факелах разгорелось и тут же потухло, но темнота не опустилась на склеп. Свет все же был. Казалось, он идет отовсюду, проникает через стены и потолок. Странный, потусторонний, серо-голубой свет.

— Люцина, ты здесь? — спросил Элазар.

— Сдес-с-с-сь… — прошелестело в ответ, а над мощами сгустился столб света, являя прозрачную фигуру красивой женщины. — Кто с-с-сва-а-а-ал меня-а-а?

— Тот, кому важны твои ответы — Эзур Элазар Фонтей!

— Чародей! — выдохнуло приведение. — С-с-садавай!

С каждой фразой произношение у призрака становилось лучше, словно женщина вспоминала давно забытые умения.

— Твоим мужем при жизни был Кшыштоф Кавецкий?

— Да-а… Он ш-шив?

— Жив.

— А ис-с-счадье, что породила моя плоть? Она ш-шива?

— И она жива, — ответил Элазар.

— Плохо! — завизжал призрак. Факелы на секунду вспыхнули и снова погасли. — Она не должна ш-ш-ш-ши-и-ить! С-с-слыш-ш-шите?

— Слышу. Я обещаю тебе, Люцина, что чудовище умрет.

— Оба чудовища!

— Оба? — удивился Фонтей. — Второе чудовище — твой муж?

— Нет, — призрак покачал прозрачной головой. — Кшиштоф всего лишь подлый с-савистливый с-с-слабак.

— Тогда, расскажи мне, о втором чудовище!

— Рас-с-сказс-сать… — Люцина нахмурилась, словно вспоминала о прошлом. — Я была влюблена в Кшиштофа, вышла с-са него с-самуш-ш-ш и только потом поняла, что он с-слизняк… Хотела уйти, но поняла, что будет ребенок. Его родители и дядя окас-с-сались чудес-сными магами, помогали. Мне касс-с-салось и муш-ш-ш с-с-стал прежним. Беременность перенос-с-сила плохо, пос-стоянно тошнило. Тогда Кшиштоф с-стал давать какую-то нас-с-стойку, от которой с-становилось хорошо. Ес-с-сли бы я только с-снала!

— Знала что?

— В нас-с-стойке турроны рас-с-створяли танталум.

— Ты, сама того не ведая, стала участницей эксперимента гефов?

— Не только я. Нас-с-с было трое… Я, Ирджина Глоссер и Нелла Завадская. Мы вс-с-се нос-сили в с-себе монс-с-стров, не с-сная того. Когда пришло время рош-ш-шать, нас-с-с помес-с-стили в какую-то пещеру. Там были турроны… Много… И Кшиштоф был. Я молила его, прос-сила пос-с-свать родителей, а он с-смеялся и говорил, что они мертвы, и я мертва…

Кремер достал знакомое устройство, сверился с записями.

— Ирджина Глоссер и Нелла Завадская, жены членов Совета, умерли в тот же день, что и Люцина, — тихо произнес он.

Элазар так скрипнул зубами, что даже я услышала. Чародей злился. Это и понятно. В замкнутом магическом мирке одновременно умерли три женщины, и никто не придал этому значения. Чудовищное, фатальное упущение, которое, возможно, уже стоило миллионы жизней, а, быть может, и гораздо дороже.

— Продолжай! — приказал он призраку.

— Первой рош-ш-шала Иртш-ш-ш-шина… Она кричала так… До с-с-сих пор вс-с-споминаю-у-у. Она умерла, так и не родив. Из ее ш-ш-шивота достали мертвого монс-с-стра. Кровь… С-с-столько крови и турроны вокруг. Нелла почти не кричала, она потеряла с-с-сознание, а гефы рес-с-сали ее ш-шивую. Дос-с-страли красного монс-с-стра. Он не оправдал их надеш-ш-шд. Родился бес-с-сполым и бес-с-сдушным, но с-с-сильным. Только тогда я поняла, что мне не ш-ш-шить. Им не нуш-ш-шны были матери, только потомс-с-ство… Еще когда нос-с-сила дитя, чувс-с-ствовала, что она мною питаетс-с-ся…

— Она?

— Да, — призрак стал еще прозрачнее. — Я родила девочку, с-с-славную, долгош-ш-шданную. И радовалас-с-сь… Пока малыш-ш-шка не открыла глас-с-ски. Я родила не девочку, а бес-с-сдушное чудовище. Она не была чис-с-стокровным гефом, потому что была ш-ш-енщиной.

— Что было потом? — Элазар не сводл глаз с Люцины.

— Потом? — удивленно спросил призрак. — Потом я умерла, меня с-с-сарезали, как свинью на бойне. Пос-с-следним услышала Кшиштофа, он нас-с-сывал, рош-ш-шденного мною монс-с-стра, билетом в будущее. Это вс-с-се… Ус-с-стала… Отпус-с-сти…

— Et libera animam meam! — величественно произнес Фонтей, и призрачная Люцина растаяла. Надгробие заняло положенное место, скрыв останки женщины, а на стенах вновь вспыхнули факелы.

— Все еще хуже, чем я думал! — сказал Элазар, проходя мимо нас к выходу. Мы побрели за ним, ибо никаких дельных мыслей пока не было.

Единственное, что меня зацепило — рождение красного бесполого монстра. Уж не тот ли это верховный туррон, которого видела в своих астральных путешествиях? Интуиция подсказывала, что это он. А кто я такая, чтобы спорить с проведением.

* * *

Возвращались молча. Не знаю, о чем думали маги, а мне было искренне жаль Люцину Кавецкую. Наверное, очень страшно разочароваться в любви. В этом случае и винить некого. Сама обманулась, сама поверила, сама позволила запасть в душу, а значит, сама себя предала. Предательство, вообще, скверная штука, а уж по отношению к себе — просто преступление. А ребенок? Ведь она любила малышку все месяцы, что носила в себе. Даже когда родила любила… А смогла бы я разлюбить и принять тот факт, что мой ребенок монстр? На этот вопрос ответа не было.

Небо над студенческим городком по-прежнему скрывали серые тучи, полностью отражая мое внутреннее состояние. Я ощущала некую подавленность и отчасти даже безысходность. Гефы, как вирус, как зараза, от которой не придумали лекарств, проникали во все места, где не встречали достойного отпора. А там, притаившись, маскировались, прятались, видоизменялись… Любой человек мог оказаться под их влиянием. И как выяснить это? Как? Неужели, опасаться каждого и не доверять никому? От подобных мыслей становилось еще хуже.

— Выясни, что произошло с мужьями почивших дам! Если не ошибаюсь, с членами Совета Глоссером и Завадским, — отдал распоряжение Фонтей, как только портал закрылся за нашими спинами. — И пригласи ко мне Юлку, Глеба… и… Ладно, зови и Едемских. Они ребята толковые. Думать будем.

Кремер кивнул, прикоснулся к моему виску губами и исчез.

— А я? — спросила, пожалуй, рассчитывая на то, что меня хоть на час сейчас отпустят. Хотелось вытянуться и просто закрыть глаза. Усталость последних дней, ранение и постоянная психологическая напряженность давали о себе знать.

— А ты за мной! — не глядя на меня, Элазар направился к входным дверям университета.

Тяжко вздохнув, я поплелась следом. Оставаться с ним наедине почему-то было сложно. Чувствовала скованность, жуткое неудобство, хотя не находила ни одной видимой причины.

На лифте к апартаментам чародея поднимались в полной тишине. Я даже не смотрела на него, предпочитая изучать пол под ногами, а вот его взгляд чувствовала.