Малабарские вдовы

– А вы посещаете друзей в других частях Малабарского холма или Бомбея? – Первин стало казаться, что Сакина приукрашивает действительность.

– Некоторых знакомых – да. – Сакина смерила Первин бестрепетным взглядом. – Надеюсь, вы не считаете нас несчастными заточенными в тюрьме женщинами лишь потому, что мы соблюдаем пурду? Это всецело наш собственный выбор.

– Я понимаю, что вы добровольно выбрали такой образ жизни. – Тем не менее Первин смущало, как мало у этих женщин контактов с внешним миром – и даже нет телефона на крайний случай.

– Я каждый день благодарю Аллаха за то, что мы не на улице, в окружении опасных личностей, что дочери наши растут как розы в огороженном стенами саду. Это особая, очень спокойная жизнь. Если бы нам позволили и дальше жить вместе в этом доме, я бы больше ни о чем не тревожилась.

– Разумеется, мы постараемся это устроить, Сакина-бегум. – Первин не без трепета прошла вслед за Сакиной в дверь, расположенную рядом с позолоченной джали. Они оказались в богато украшенной спальне, где возвышалась огромная кровать под балдахином, отделанная розовым шелком. Цвет обивки в точности совпадал с цветом роз в мозаичных наличниках двери и окон. – Какая очаровательная комната. И к ней, как я понимаю, примыкает другая. – Первин понизила голос и спросила: – Там спит ваш маленький сын?

– Все дети живут в детской с айей. Джум-Джум всегда спит в это время дня, ему только что исполнился годик. В соседней комнате я пью чай с гостями – родственниками и друзьями, – а иногда просто отдыхаю, – произнесла Сакина с благосклонной улыбкой: Первин уже поняла, что такая улыбка – ее коронный номер. – Приглашаю вас туда.

– А сколько слуг в доме? – поинтересовалась Первин, опускаясь на алую бархатную банкетку, Сакина же села в такое же кресло. Черная лакированная этажерка была уставлена английскими и французскими фарфоровыми фигурками, на большом комоде красного дерева стоял в вазе букет из лилий и тубероз. Комната производила впечатление роскоши и покоя. – А этот дивный букет вы составили?

– Да, – ответила Сакина, явно слегка встревожившись. – Мне теперь приходится самой ухаживать за цветами. Я это делаю рано утром, пока солнце не слишком жаркое. У нас был садовник, но ради экономии средств мы его отпустили, равно как и гувернантку, про которую говорила Амина, помощника повара и посыльного.

– У вас талант садовода, – заметила Первин, осознав, что Сакина, похоже, стесняется того, что владеет искусством, которым многие женщины готовы гордиться. – Раз вы отпустили столько прислуги, полагаю, уборкой занимаются Фатима и Зейд?

– Да. Их отец Мохсен – наш дурван. С нами остались Икбал, наш повар, и айя Тайба, которая живет в доме с детских лет моего покойного мужа.

Вошла Фатима, она неловко несла серебряный поднос, нагруженный двумя высокими хрустальными бокалами, налитыми до краев бледно-розовой жидкостью. Фруктово-молочный пунш оказался комнатной температуры, его не охлаждали: Первин сообразила, что в доме нет ледника.

– Очень вкусно, – заметила она, пригубив. – А Мукри-сагиб живет в доме или приходит по мере надобности?

– Он занял одну из комнат на главной половине. Одним из желаний моего мужа было, чтобы в доме проживал достойный доверия мужчина: так мы будем в безопасности. Мы надеемся, что Мукри-сагиб будет жить здесь и дальше, хотя для него, безусловно, это неудобство.

Первин еще накануне сообразила, глядя на небрежный туалет Мукри, что он обосновался в доме. Такое, однако, необычно, если мужчина – не кровный родственник. Она подумала: интересно, а не составляет ли кто-то ему компанию на другой половине?

– А у него есть жена, дети?

– Нет. Именно по этой причине мой муж решил, что он сможет посвятить себя заботе о нас. – Сакина аккуратно поставила бокал с фалудой на вышитую скатерть, покрывавшую столик. – Первин-биби, объясните, пожалуйста, какие нам необходимы бумаги.

– Простите, – спохватилась Первин, сообразив, что слишком увлеклась личными вопросами. – Я хотела бы для начала еще раз показать вам документы на махр, которые ваш муж подписал в 1913 году.

Первин открыла портфель и подала Сакине ее договор на махр, вариант на урду. Глаза Сакины медленно скользили по строкам.

– Я все понимаю. Здесь описан комплект украшений, который я собираюсь передать в вакф.

– Полагаю, столь ценные вещи хранятся в банковском сейфе? – предположила Первин, доставая деловой блокнот, чтобы делать пометки.

– Никаких банков, – решительно возразила Сакина. – Мой свекор снабдил все спальни сейфами, в своем я и держу свои драгоценности.

– А! Получается, они здесь.

– Хотите взглянуть? Я их в последний раз доставала еще до болезни мужа.

– Конечно. – Первин обрадовалась, что процесс оценки оказался таким простым.

Сакина грациозно поднялась, подошла к стене, сдвинула в сторону небольшую картину с орхидеями. За картиной открылась медная пластина с двумя круглыми циферблатами. Через несколько секунд дверца распахнулась, Сакина вытащила ящик, в котором стояли футлярчики. Вернулась к Первин, расставила бархатные футлярчики по столу.

– Какая прелесть! – не удержалась Первин, когда Сакина достала сверкающее ожерелье из бриллиантов и изумрудов в изящной золотой оправе. В футляре поменьше оказались такие же браслеты, еще в одном – прелестные серьги с бриллиантовыми подвесками. Размеры и чистота камней поражали. Первин разбиралась в драгоценностях хуже, чем ее невестка. Она пожалела, что рядом нет Гюльназ.

– Серьги и подвеска из бирманских изумрудов в четыре карата и индийских бриллиантов в два карата. В каждом браслете пять изумрудов по карату и пять бриллиантов по карату. – Сакина посмотрела на Первин, глаза ее блестели.

Первин все равно не могла оценить, каково денежное выражение всей этой красоты.

– А вы делали оценку?

– Никогда. Будучи невестой, я заключила по этому подарку, что муж мой очень меня ценит. Но его больше нет, мне некуда надеть такие изысканные украшения. Разумнее будет передать их в вакф.

Первин кивнула, отметив про себя, как Сакина отзывается о чувствах своего бывшего мужа. Возможно, то, что она раньше думала по поводу любви между мужем и тремя его женами, попросту слишком сентиментально. Она записала в блокноте: «Выразила согласие».

– Ну а что касается пяти тысяч рупий, которые вы должны получить в качестве второй выплаты по махру?

– Их тоже следует передать в вакф. Мы все решили отказаться от своей доли, такая у нас договоренность.

Возможно, в рамках единой семьи, где много жен и детей, подход Сакины выглядит совершенно естественно. Все общее. Но у Первин возникло ощущение, что вдова не понимает всех последствий своего решения.

– Вы хорошо осведомлены о правилах мусульманских благотворительных фондов?

Сакина ответила извиняющейся улыбкой.

– Этим занималась Разия, а со мной своих дел почти не обсуждала.

– Полагаю, вам следует их прочитать. Я принесла официальный документ, в котором объяснено назначение вакфа, в том числе и долей, которые распределяются между членами вашей семьи. Правда, он на английском.

Сакина снова улыбнулась и попросила:

– Тогда просто растолкуйте.

Первин подытожила: назначение вакфа – выделять пятнадцать тысяч рупий ежегодно на нужды и лечение раненых ветеранов войны. Кроме того – это она уже обсудила с мистером Мукри, – каждой из жен Фарида будут выплачивать из вакфа тысячу и одну рупию в год. Такое же пособие будет назначено и каждому из детей по достижении ими восемнадцати лет.

В конце этого сложного объяснения Сакина вздохнула.

– Пятнадцать тысяч – большие деньги, да? Когда муж был жив, он каждый год жертвовал деньги в вакф! Возможно, слишком щедро. Теперь вопрос в том, как финансировать вакф и дальше при отсутствии дохода.

– Доход вы будете получать по-прежнему, ведь он не продал свою фирму, – пояснила Первин, удивляясь, что Сакина этого не знает. – А Мукри-сагиб упоминал, что у вакфа есть планы открыть медресе?