Страница 21 из 83
[Мун: …]
Как ни странно, но здесь вообще никого не было видно — оно и понятно, на улицах было холодно, а у здешних жителей едва ли были деньги на адекватную тёплую одежду, так что все теснились по домам, пытаясь согреться.
Таким образом, с конца осени по весну всё Четвёртое Кольцо впадало в некое вегетативное состояние, будто все здешние жители уходили в спячку.
Сейчас уже неплохо так примораживало, так что такая безлюдность была объяснима… но не для маленькой рогатой девочки с чудаковато-синими глазками, недоумённо озирающейся по сторонам.
[Мун: …]
Неожиданно ей, наконец-то, попался хоть какой-то живой человек.
Это был пухловатый мужичок в белой рубахе. У него были короткие русоватые волосы и пышные сальные усы.
Он сидел на крыльце у какого-то деревянного продолговатого здания, грустно накренив свою голову.
[Мун: …]
Девочка, недолго думая, подбежала к нему, помахивая своими ручками.
Тот лишь обречённо поднял голову и, заметив рога девочки, взмахнул рукой, снова уткнувшись носом в землю.
[???: Чаво тыбе?]
[Мун: …]
[???: Поыздываца пришла?.. Ны ходыт ныхто к дураку стараму…]
[Мун: …]
[???: Ых… Тижёлые вримина пашли… Тварь махнатая, як дамой к себе валица… А я? А шо я? Шо мне, с хлебам, солью их встричать?]
[Мун: …]
[???: Как подумаешь… Шо они тыперича тварить будут… Шо раньше убывали друхг-друга, так и ща будут…]
[Мун: …]
[???: Эти дураки… Они ж не были в кальце-та нашем… Не видили, шо здеся тварилося… Брат на брата руку паднимал… Махнатых адни баяре за другими нанимали… Чай не жалка их… Чай и так они жывотных хуже…]
[Мун: …]
[???: А шо ым понимати?… Они в дварцах сыдят, да в злате купаюца… Им бы дырьма глатнуть, да крови вкусить… Не своей, а близкой: матушки аль чай любимой….]
[Мун: …]
[???: Да шо ж делаица-та, Лиля…]
Здоровенный мужик не выдержал и, зарывшись лицом в свои локти, принялся горько плакать, хныча очень низким басистым голосом.
[Мун: …]
Девочка приблизилась к пузатому мужчине и приобняла его. Её теплые и мягкие ручки притронулись к его огромным волосатым ручищам, а серые прямые волосы слегка пощекотали его плечо.
[Мун: …]
[???: Сп-пасибо, дывочка…]
Мужик тут же оторвал лицо от локтей и вытер оставшиеся на красных щеках слёзы своей здоровенной ладонью.
Слегка вздохнув, он глянул на лицо девочки, на её рога, снова на её лицо, а потом снова на её рога…
[???: Пасиба тыбе… Савсем уж мямлей стал, разнылся тута… Эхх… Дылать шо-та нада…]
[Мун: …]
[???: …]
[Мун: …]
[???: …]
[Мун: …]
[???: Шо думыишь… Может, и правды… Усё по-другому тыперича?]
[Мун: …]
[???: Ну да, ны отвечай дураку стараму… Вам дытишкам ано и не к чыму…]
[Мун: …]
[???: Эххх…. Новые вримена прыходят… А Дыон всё такой жы старый дурак….]
[Мун: …]
[???: Выдимо, придёца и махнатых пускать… Тыперича, кроме них здыся никаго нету, как в старые вримена были, ещё кагда батька карчмой запровлял…]
[Мун: …]
[???: А папробуют хто-ныбудь разбои совыршать, як раньше…]
Лицо мужчины стало на мгновение просто до предела серьёзным, отчего девочка даже немного испугалась.
[???: Хрыбет вырву…]
[Мун: …]
[???: Ну нычего, дывочка… Тыбе якого знати не надобна…]
[Мун: …]
[???: Правильно… Ны прыстало тыбе с дураками говаривать… Иди ты отсюдава, пока ыщё чего-нибудь не учудил…]
[Мун: …]
[???: Ыди-ыди…]
Мужчина помахал своей толстой ладонью, после чего рогатая Мун провернулась вокруг своей оси и побежала по дороге.
Она очень устала после этого разговора, так что срочно хотела домой.
Больше всего она удивилась тому, что этот мужик отпустил её восвояси, потому что она, как бы это сказать…
[Мун: …]
Не поняла ни единого его слова.
10. Апостол смерти
[Тава: …]
Аптапаро медленно распахнул свои глаза и взглянул на серый потолок. Возле него валялась уставшая Мун, раскинувшая свои ноги так, что её пятки упирались ему в щёку.
[Тава: …]
Протирая свои очи, юноша присел на край кровати, согнувшись от непосильной тяжести в голове.
Казалось, на его шее повисла железная цепь с тяжёлым грузом — настолько долго он спал.
[Тава: …]
Окно было открыто, и из него подозрительно веяло приятным, но странным холодком. Белым и невнятным свечением солнце кое-как пробиралась в закрома комнаты, откидывая длинную угловатую тень зверолюда на дощатый пол.
Кое-как напялив на себя зелёную рубашку с серой шерстяной безрукавкой, он поднялся на ноги и слегка попрыгал, разминая свои онемевшие конечности.
В тазике осталась ледяная мутноватая вода — он умылся ей, но холод лишь неприятной маской осел на его лице, будто пройдя мимо его пустовато звенящего сознания.
[Тава: …]
Девочка, развалившись «ангелочком» на скомканном одеяле, спала, как убитая, так что аптапаро решил не будить её до поры, до времени. Судя по температуре, он проснулся слегка рановато — возможно, прямо сразу после рассвета.
[Тава: …]
Обув свои башмаки, зверолюд слегка топнул ими по порогу, вдалбливая пятки, и, выйдя из комнаты, спустился вниз по лестнице, немощно придерживаясь за шероховатые деревянные перила.
[Тава: …]
Стойка. Столы. Стулья. Пара бочек. Записная книга. Небольшой сосудик с водой. Свечи.
Здесь, на первом этаже, было много чего, но только не людей.
[Тава: …]
Видать, он, и правда, чересчур рано поднялся с кровати, раз даже корчмарь ещё спокойно спал. Внутри гостиницы царил глуховатая тишина, лишь слегка прерываемая каким-то ребристым гулом с улицы.
[Тава: …]
Зверолюду хотелось наружу — вдохнуть полную грудь холода и зарядиться ими на весь день, продереть свои утомлённые глаза и подготовиться к наступающему рабочему дню.
Дотопав до двери, он провернул ручку своей тощей ладонью, и, слегка неуклюже вывалившись, оказался на улице.
[Тава: …]
Аптапаро удивлённо разинул свои козлиные глаза, оборачиваясь по сторонам. Его кудрявые волосы развевались по ветру, пока он вертел своей головой, а всё тело замерло в какой-то полубегущей позе.
[Тава: …]
Как минимум, повсюду лежал никто иной, как снег — белый и хрустящий. Белым ковром он улёгся на улочках Йефенделла, уже изрядно притоптанный и местами вовсе растаявший. С крыш обильно потекла вода, и всё залило, а на карнизах начали появляться самые первые мелкие сосулечки, тянущиеся продолговатой капелькой, обрывающейся овальным кончиком.
[Тава: …]
Серые тучи безжизненным полотном охомутали небо и связали и без того уже сдыхающие лучи солнца. Ветер практически прекратился — не то, что вчера или до этого. Иногда, конечно, слегка поддувало, из-за чего всё более ясно чувствовалось зимнее покалывание на побледневшей от мурашек коже.
[Тава: …]
Но не только первая плотная пороша удивила Тавагото — на выходе из переулка, где была гостиница, стояла просто уйма людей.
Сначала аптапаро сильно задрожал, вспомнив то, как его в этом же переулочке поймали люди, желавшие убить зверолюдов.
[Тава: …]
Но нет. Отдалённые нахмурившиеся лица стояли к нему боком, и никто и не собирался на него смотреть.
[Тава: …]
Накинув на свою голову серый холщовый капюшон, Тавагото приблизился к толпе, уставившись на источник шума.
Вокруг него стояли мужчины и женщины, старики и дети, люди и зверолюды, аристократы с подпоясанными сюртуками и обычные рабочие мужики в меховых телогрейках.
Лица их были довольно бледноваты, лбы нащурены, а глаза пристально сужены.
[Тава: …]
Перед всей этой процессией был, естественно, уже до боли всем знакомый император Сергей Самозваный.
Рыжеволосый юноша сидел всё в том же своём костюме. Несмотря на то, что его одежда явно не подходила для такого мороза, так как была очень тонкой и нескованной, он не дрожал, не потирал руки, не покрывался румянцем и не показывал хоть каких-нибудь признаков жизни.