Страница 12 из 83
Вся суть Авагарлийского Креста была в том, что бы осознать то самое «нечто», что осознал Дью далёкие десятки тысячелетий назад.
[???: Освяти нас неубиенных своим пресвятым осознанием, да позволь вознестися в Царствие твое Небесное… Аве!]
[Тава: Аве!..]
Несмотря на то, что аптапаро, по факту, просто повторял фразу «аве» за монахиней перед ним, он чувствовал невероятное успокоение после каждого её слова.
Её голосочек был таким тихим и мягким, что некоторые слова он вообще не понимал, но всё же они произносились с такой искренней добротой и необозримой любовью, будто девушка не читала сейчас молитву, а на прямую разговаривала с этим Дью.
[???: Первовзнесенный, первозванный, первопостигиший, да освятится имя твое и покажет нашим сердцам неубиенным путь до Царствия Небесного… Аве!]
[Тава: Аве!]
Монахиня, наконец, мило улыбнулась, взглянув себе куда-то под ноги и, опустив руки после молитвы слегка поклонилась зверолюду.
Тот лишь нелепо откланялся в ответ, впрочем без каких-либо стеснений или смущений.
Эта девушка казалась ему какой-то нарисованной, практически нереальной. Она была такой спокойной и такой умиротворённой, будто она и была одной из героинь тех легенд про Дью и вошествие предтеч.
[Филька: Что здесь происходит?]
[???: Филимон, у нас сегодня уже четвёртый посетитель.]
[Филька: Четвёртый?.. А, это снова ты…]
В небольшой зал вошёл долговязый мужчина с длинными чёрными волосами, прикрывающими его блекло-синие глаза.
Это был Филимон или же Филька, как его звали друзья и знакомые.
Он стоял с лопатой на перевес, весь покрытый потом. Все девушки тут же обратили на него внимание.
И если сероглазая монахиня принялась с ним беседовать, то девушка с золотыми волосами и метлой лишь глянула на него искоса, убедилась, что ничего чрезвычайно срочного или важного не произошло, и принялась и дальше заниматься своими делами.
[Сергей: …]
[Тава:…]
[Фильками: Ты какими судьбами здесь, Тава?]
[Тава: П-п-пришёл помолиться.]
[Филька: Господи, да что ты трясёшься? Успокойся, здесь все свои.]
Парень подошёл вплотную к аптапаро и сильно хлопнул его по спине.
[Филька: Знакомься, это Циллиана, а та, кто убирается, Бернадет.]
[Тава: А я Т-т-тавагото… П-п-приятно познакомиться.]
[Филька: …]
[Циллиана: Сколько могил уже вскопано, Филимон?]
[Филька: Всего четыре, как и всегда. В любом случае, нас финансируют, да и бизнес Кацо, наконец, поправился, так что от голода не умрём.]
[Циллиана: Вместе с той картошкой, что мы получили на двоих с матушкой да ещё и с твоей долью — зима нам не страшна.]
[Филька: Это да… Как там кстати она поживает?]
[Циллиана: Матушка всё лежит в келье… Столько времени прошло, а она всё никак не может поверить, что наш дом развалился. Мама провела там всю свою жизнь.]
[Филька: Ну ничего… Авось к зиме как раз оклемается…]
[Циллиана: Надеюсь…]
[Филька: …]
[Циллиана: …]
[Филька: Бернадет, а у тебя как дела?]
[Бернадет: Убираюсь, какие тут могут быть дела?]
[Филька: Не знаю, мало ли там случилось что…]
[Бернадет: Здесь, в четырёх стенах, разве что листик залетает.]
[Филька: Мммм… Не ходили сегодня за Максом?]
[Бернадет: Боюсь… Мы уже не сможем никак его вытащить… Его охраняет он.]
[Филька: Он… В таком случае… Нам, и правда, остаётся лишь рассчитывать на лучшее…]
[Бернадет: …]
[Филька: Макс сильный… Он сильнее каждого из нас… Я верю, что он выдержит это…]
[Бернадет: …]
[Филька: …]
[Бернадет: Я… Я тоже верю…]
Лицо девушки преобразилось. Прежнее равнодушие — на самом деле, оно скрывало глубокую печаль и скорбь. Её тонкие брови скосились, глаза опустились, а нежная кожа будто слегка побледнела.
Лоб сморщился, а ярко-голубые очи потускнели, чуть ли не посерев. В мгновение ока, но девушка успел постареть лет на 10, настолько печальное выражение лица у неё было.
Увидев это, зверолюд… Ему стало жалко её…
[Тава: …]
Но почему? Он даже не знал её, не понимал, в чём состоялось её горе, но всего один взгляд — и он тут же проникся к ней жалостью… Большей, чем к себе…
[Тава: …]
В этот момент аптапаро прозрел….
Это было так просто, так легко и удобно….
Чтобы не беспокоиться о себе, надо было беспокоиться о ком-то другом. Вместо того, чтобы переживать собственные страдания, надо было разделять чужие.
[Тава: …]
Возможно, именно поэтому он чувствовал себя так плохо в тот день, когда его ребёнка умертвили.
Это была первая вещь в этом бренном мире, которую ему было жалко.
Будучи выродком, неудачником и изгоем… У Тавагото просто не было повода кого-то жалеть, но теперь…
Он не знал, почему это случилось… Он знал только одно…
Из его сердце скрылась вся тоска и потрясения, ужас и разочарования….
Нет, они не исчезли, они просто залегли на дно под весом тяжёлого сочувствия к этой золотоволосой девушке, чьё невероятно милое лицо настолько преобразилось от неизвестного горя.
[Сергей:…]
[Филька: Циллиана, не видела кстати Кацо?]
[Циллиана: Вроде бы он в поместье Амбьердетчев. Говорят, что их новый глава крайне падок до всяких магических безделушек.]
[Филька: Новый Амбьердетч…]
[Циллиана: Он хороший человек… По крайней мере, так говорят люди.]
[Филька: Понятно… Можно будет попробовать записаться к нему на службу…]
[Циллиана: …?]
[Филька: Ну… Зимой могилы копать бесполезно, да и трупы, в основном, закончились… К тому же ещё и вчерашний закон… Надо будет найти другие методы заработка.]
[Циллиана: Почему же именно Амбьердетч?]
[Филька: Наверняка, ему нужны собственные люди, а не оставшиеся пешки его предшественника… По крайней мере, мне так кажется.]
[Циллиана: Хм….. Ну, попробовать стоит.]
[Тава: А п-п-почему бы не наняться работать во дворец?]
Зверолюд неожиданно встрял в разговор, о чём тут же пожалел, прикрыв рот руками.
[Сергей: …
[Филька: Мы… Не ходим во дворец.]
[Бернадет: Да, туда нам дорога закрыта.]
[Тава: А…]
Аптапаро уже хотел спросить почему, но чувство такта и, не поверите, страх остановили его, и он заткнулся, не успев толком ничего сказать.
[Сергей: …]
[Филька: …]
[Бернадет: …]
[Циллиана: …]
Посде этого наступило неловкое молчание, и Филька попросту развернулся и ушёл, Циллиана двинулась в другой коридор, а Бернадет, слегка вздохнув и сделав своё прежнее молодое и равнодушное лицо, продолжила подметать белокаменные полы.
В зале осталось только два человека: растерянный аптапаро, глупо оставшийся один посреди маленькой залы и…
Пара матово-чёрных глаз, взирающих откуда-то со стороны…
***
Наконец, Тавагото остался один в своей комнате.
Вода в тазике уже была холодной, а полотенца так и не высохли, валяясь на полу, так что мыться было бесполезно.
Зверолюд сначала даже опешил, не понимая, что ему делать, но в итоге он просто разделся и лёг под одеяло.
За окном уже было темно, луны почти не было видно из-за нависающих жирных туч, а ветер всё также неугомонно метался по влажной земле.
[Тава: …]
Аптапаро лишь лежал и смотрел в потолок.
Он не чувствовал страха.
Он не чувствовал смятения.
Он не чувствовал обречённости.
[Тава: …]
Разорванные тела, казнённые аптапаро — всё это сменилось мягким голоском сероглазой Циллианы, чьи зубы так по-милому глупо торчали из-под губы, спокойным и таким родным голосом Фильки и…
[Тава: …]
Зверолюд снова не мог заснуть.
Перед его глазами раз за разом всплывал этот полный печали и боли взгляд…
Он не давал ему покоя, царапая его и без того уже довольно истормашённый разум.
И казалось бы…
[Тава: К чему это?…]
6. Дуновения столицы
[Тава: …]