Страница 63 из 98
— Я спросил. — Он коротко коснулся своего лица. — Хотел бы я сказать, что эти шрамы были напоминанием мне, что я могу умереть, но, честно говоря, я не помню, как они появились. Меня там не было. — Он постучал себя по голове. — Я думаю, то, что я не помню, будет преследовать меня вечно. Не помнить, что я сделал. — Он коротко рассмеялся. — Я сжег много мостов, когда активно употреблял. И я даже не могу вспомнить, почему.
— Наверное, тогда тебе лучше держаться от этого подальше.
— Вот почему здесь нет ни выпивки, ни наркотиков. Это место для празднования созидания. — Он посмотрел на здание, в котором, как я знала, он жил. В матовом окне горел слабый свет. — Идея отца. Это сработало. Это заняло меня, уберегло от улиц.
Я подумала о Шесть и его стремлении дать мне возможность отвлечься, найти хобби. Он тоже хотел, чтобы я была занята, чтобы не попасть в беду. И от одной мысли о нем, когда моя цель приезда сюда заключалась в том, чтобы перестать думать, у меня защемило сердце и сжалось горло.
— Ты жил на улице? — спросила я, прочистив горло.
— Какое-то время да. — Он сделал глубокую затяжку. — Мои родители выгнали меня. Не хотели иметь со мной дело. Не могу их винить, и, в конце концов, это, вероятно, помогло мне очиститься. А как насчет тебя? Когда-нибудь была бездомной?
— Нет, если только я сама не хотела, и даже тогда это было недолго. Мы с мамой не ладим, уже год не разговариваем, но какое-то время она платила за мою квартиру.
— Должно быть, она действительно любит тебя, — сказал он, возвращая то, что я ему сказала.
— Может быть, — сказала я, решив не распространяться об этом, не сегодня. Сейчас было не время обсуждать наши с мамой дерьмовые отношения. Они отличались от отношений Джейкоба и его отца, это уж точно. Потому что я не могла жить с Лалой, а она проявляла лишь кратковременный интерес к тому, чтобы помочь мне. Психиатры, больницы и прочее, что в конечном итоге лишь накладывало повязку на мои многочисленные проблемы, не решая их, по-настоящему не помогая.
— Мне пора идти, — сказала я. — Это первая ночь Брук дома после больницы. Ей может понадобиться помощь. — Это не было настоящей причиной, по которой я хотела уйти. Но я уже достаточно рассказала Джейкобу о своей жизни, и внезапно я почувствовала себя уставшей, измотанной, была так заполнена отсутствием Шесть, что не была уверена, что у меня осталось место для чего-то еще.
— Хорошо. Ну, если ты когда-нибудь передумаешь, ну, знаешь, выставлять здесь свои работы, просто дай мне знать.
— Ага, так и сделаю. — Но я бы не стала.
ГЛАВА 23
Ноябрь, 2003 г
Брук устроилась на работу. Я думала, что это очень быстро, слишком рано. Но что, черт возьми, я вообще понимаю? Не так уж много, судя по тому страху, который охватил меня, когда она рассказала мне о работе, а потом вскользь спросила, могу ли я помочь ей, если Норе это понадобится.
В тот день, когда она заговорила об этом, ее лицо полностью осветилось. Как будто искра, которая до этого дремала в ней, внезапно зажглась снова. И я, заикаясь, ответила «нет», а потом увидела, как этот свет немного померк на ее лице. Это было важно для нее. Она хотела сделать это, чтобы почувствовать, что может обеспечить себя и Нору. И действительно, разве не в этом заключалась конечная цель? Когда я пригласила Брук переехать ко мне, я сделала это с мыслью, что, в конце концов, она уйдет. И она не могла этого сделать без какой-то финансовой поддержки.
Поэтому я сказала ей, что помогу. И теперь со вторника по субботу Брук выходила за дверь примерно в то время, когда я только готовилась ко сну — вскоре после полуночи. Она устроилась на работу в пекарню неподалеку, которую нашла для нее мама, когда приезжала в город за пару недель до этого. И Брук работала с часу ночи до восьми или девяти.
Норе было всего несколько недель, но она уже спала всю ночь, не считая одного короткого кормления из бутылочки около четырех утра. За исключением некоторых случаев, о которых Брук предупреждала меня, когда просила помочь с Норой, она просыпалась в восемь утра, чтобы снова попить из бутылочки.
И каждый раз, услышав этот призывный крик, словно маленький ягненок, пытающийся стать львом, я спешила в комнату Брук, чтобы позаботиться о ней. Я не могла объяснить свою привязанность к Норе. Она не была моей. Если быть честной, кроме сна и еды, в ней не было ничего особенного. Но было что-то, что согревало меня каждый раз, когда я обнимала ее, прижимая бутылочку к ее маленьким розовым губам. Как ее темные глаза смотрели на меня, как ее пальцы обхватывали мой мизинец, не отпуская его даже после того, как она засыпала во время каждого ночного кормления. Она была такой маленькой, такой беспомощной, и хотя, когда я брала ее на руки, это было похоже на то, как если бы я держала самый хрупкий кусок фарфора, я с нетерпением ждала этого каждый раз.
Когда Норе было семь недель, а Брук стояла в дверях ее спальни после утренней смены, обсыпанная мукой по самые локти, я все поняла. Выражение лица Брук представляло собой смесь сожаления и волнения — трудновыполнимую задачу, но она справилась с ней с легкостью в глазах, но слегка нахмурив губы.
— Я нашла место.
Нора все еще была у меня на руках после кормления в восемь утра. Она крепко спала, и так было последние тридцать минут. Но я знала, что с каждым днем возможностей подержать ее на руках становится все меньше и меньше, поэтому я держала ее на руках, пока она спала, слушая, как с губ вырываются небольшие струйки воздуха и как она посапывает.
Я не хотела отпускать ее, даже когда Брук обошла кровать и направилась ко мне, чтобы взять ее.
— Ты вся в муке.
Брук замерла и как-то странно посмотрела на меня.
— Хорошо. Ну, тогда я сейчас вернусь.
Мне не понравилось, как она это сказала, как будто она ожидала, что я выйду за дверь с ее ребенком, и она побежит за мной, как в плохом телевизионном фильме. Я не настолько заблуждалась, чтобы верить, что Нора моя, и еще меньше я заблуждалась, что смогу правильно ухаживать за ребенком. Но мысль о том, что Норы здесь нет, была тем, чего я не ожидала так скоро.
Когда Брук вернулась через несколько минут с красными от скраба руками, она снова протянула руки к ребенку, и я нехотя передала ее.
— А как же утро? Кто будет за ней присматривать?
— Моя мама переезжает сюда, по крайней мере, на некоторое время. — Она выглядела немного обеспокоенной этой идеей, что еще больше расстроило меня. Неужели мне нельзя было доверить ее ребенка?
— Я могла бы присматривать за ней, — сказала я, прежде чем смогла остановить свой язык. — Я имею в виду, ты могла бы приводить ее сюда по дороге на работу.
Было ли это только моим воображением, или Брук действительно крепче прижала Нору к груди?
— Все в порядке. Моя мама с нетерпением ждет времени, когда сможет побыть бабушкой. Она позаботится о ней.
Я хотела убедить себя, что это не было укором в мою сторону. Я хотела этого, очень сильно. Но она вырвала своего ребенка из моих рук сразу после того, как сообщила новость, и это казалось чем-то большим, чем просто удобство. Я почесала запястья, пытаясь обдумать, что и как сказать.
— Когда приедет твоя мама? Я могу присмотреть за ней до тех пор.
— На следующей неделе. — Брук повернулась ко мне спиной, пристегивая Нору в автокресле. — Но в пекарне сейчас малолюдно, так как День благодарения закончился, поэтому я беру отгул, чтобы переехать и привыкнуть к новому маршруту.
Это не было насмешкой, пыталась я сказать себе. Она забирала у меня свою дочь не из-за меня, не потому что мне чего-то не хватало.
Но я не верила в это. Я не могла в это поверить. Потому что Брук спокойно, с опаской, собирала свои вещи, не глядя мне в глаза.
— Так это все? — спросила я.
Она замерла, стоя ко мне спиной, но я увидела, как напряглись мышцы на ее плечах, прежде чем она медленно повернулась.