Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 46

Вообще боятся — это нормально. Только страх, именно страх, завязанный на инстинкте самосохранения, довольно часто помогает оставаться среди живых относительно целыми и идущим одним комплектом куском человечины.

Дальше было много страхов.

Каждый жизненный период накладывает свой отпечаток, отягощая разум мрачными мыслями.

После штурма лежки одного маньяка… эта кровь наслаивается на темные картинки того, что творят с людьми ужасы войны… теперь Земин боялся психов.

Нет, не того, что кто-то из этих асоциальных ублюдков выпустит ему кишки, перегрызет глотку или еще что-то в том же роде. Виктор боялся что рано или поздно может стать таким же. Просто слететь с резьбы, утратив всякую связь с реальностью, и пойти валить всех направо и налево.

Каждое такое дело. Каждый вызов. Каждый вымазанный кровью убийца. Каждый труп.

Это не проходит бесследно. Ты, возможно, не замечаешь, как меняешься внутренне, как сминаются твои идеалы. Но это, сука, происходит.

И вот такое…

Это страшно. Действительно страшно.

— Чисто.

— Чисто.

— Ебать твой рот, — Чеха согнуло пополам.

Он успел открыть шлем и отодвинуть край балаклавы.

Перед заданиями обычно не едят. Тяжесть в желудке, у некоторых изжога, желание посрать в самый неподходящий момент, пищевое отравление и потенциальные осложнения, если ты поймаешь пулю или заточку в область потрохов никого не прельщали. Чех блевал желчью.

Славка уже рядом с братом. Взгляд поверх прицела в глубь квартиры. Чет его тоже заметно замутило.

— Доложите обстановку, — голос "начальства" отрезвляет, хотя бы той же тлеющей подляночной ненавистью одних ведомств к другим.

— Тут трупы. Много трупов.

— В каком виде? — вопрос не по уставу, но, сука, этот парень определенно слышал как приложило Чеха.

— Во всех.

Прямой не стал смотреть туда же. Чехословакии он доверял и они были определенно не теми, кто смог бы проворонить врага, поддавшись эмоциям. Да и свою психику лучше беречь, ну его нахер, что там сделал Мертвый, если это так зацепило матерых бойцов.

Квартиры осмотрены.

Второй этаж.

Снова кровь и содранная с костей плоть.

И да, занимательный факт, Земин не знал, что едва его отряд ворвался в парадную дверь, а вторая группа захвата точечным взрывом вынесла вход в подвал, бледный, плохо сгибающийся, мертвый палец кого-то, лежащего в луже собственной крови на лестничном пролете верхних этажей, нажал одну, одну-единственную кнопку на треснувшем экране года два назад устаревшей модели андроида, заливая в Интернет связку оборонительно-осколочных гранат нового контента. Вот только теперь на нем был Костян среди изуродованных мертвецов, обгладывающий чью-то руку.

— Вы думали, что я вру? Или, что я безумец? Хуй там плавал, ублюдки, мертвые уже среди вас и я их новый бог. Темный бог Смерти, суки, склонитесь или умрите.

Говорят, что можно подделать любое фото и видео.

Да, CGI и фотошоп в наши времена творит чудеса, а если в этом задействованы настоящие спецы в вопросах грима, постановки, декораций и костюмов, то картинку на экране крайне сложно отличить от жизни.

Но не в этот раз. Здесь, как совершенно не разбирающийся в подобном дерьме любитель, так и профессионал, собаку съевший на монтаже, с чистой совестью скажет, что это нихуя не плод воображения. Человеческая цивилизация тупо не доросла до возможности настолько реалистичного двухмерного показа того, чему еще не дано название во всех науках мира.

Костян стоял у стены, тускло-желтые обои с белесыми цветками лилий.

В нем уже мало чего осталось от человека, скорее только гуманоидные особенности телосложения — две руки, две ноги и одна голова.

Остальное же, после такого количества убийств кардинально изменилось, превратив чуть модифицированного вурдалака базовой комплектации в нечто… в нечто прекрасное в своей уродливой, извращенной, хищной красоте. Некромантия, сила Смерти пропитала каждую клеточку его тела, заменив привычные биологические АТФ, РНК и прочий бред на полноценно автономный синтез некроэнергии.

Буквально серпы когтей. Загнутые, опасно-острые, зазубренные куски костей, способный вскрыть человеческий организм, как выстрел тяжелого дробовика консервную банку. Сползшая с черепа плоть, обнажившая темные провалы глазниц с ослепительно-яркими точками алых зрачков. Иное строение челюстей. Больше животное. Единственная цель этих клыков рвать плоть живых. Он горбится, болезненно-тощий двухметровый монстр, закованный в панцирь из наезжающих друг на друга костяных пластин и кривых шипов.

Идеальная пехотная диверсионно-штурмовая единица.

— Вторая группа, доложите.

— Проход чист. Целей и "двухсотых" нет.

— Принял.

Никого.

Только покойники.





Подъем на третий.

Это начинает пугать.

Слишком большое количество мертвечины в одной точке пространственно-временного континуума.

Стрельба.

Не расчетливые скупые очереди или одиночные выстрелы.

А паническая, безумная и захлебывающаяся стрекотом пальба на весь боезапас.

— Они убили Миху!..

— Блять…

— Что это за хуйня?!.

— Стреляй в голову!

— СУКА, НЕТ…

— Вторая группа, доложите!

— Веду бой с против… — шипение рации смешивается с предсмертным хрипом, клокочущим бульканием крови в глотке. Прямой ни с чем не перепутает этот врезающийся в память звук.

— Это засада, блять, это нихуя не люди, ебать!..

— Первая группа, отход, это засада.

— ЧТО ЭТО?!.

Выстрелы.

Крики.

Рычание?..

— Сваливаем, пар…

Жалкие доли мгновений, которые занимает среднестатистическое моргание человека. И Славик валится на пол. Автомат гремит от соприкосновения с бетоном. Тактический шлем пробило вместе с затылочными костями черепа, перемешав мозговое вещество в неработоспособную кашу.

Выстрел.

Пистолетная гильза звенит по полу.

Земина мотнуло в сторону. Мелкашка в навороченный бронежилет, это даже не смешно. Больно, но далеко не смертельно.

Чех вдавливает спусковой крючок до упора. Лязг затвора, выплевывающего золотистые цилиндрики. Пули выбивают из стен мелкое крошево. Лось орет что-то невнятное, а Виктор просто пытается понять, что происходит.

Кто-то… или что-то… темный силуэт мелькает в опасной близости. Прямого сломанной куклой отшвыривает в сторону. Удар об закрытую дверь квартиры. Жалобный хруст позвоночника. Приложило черепом об бетон. Металлический привкус во рту. Разноцветные круги перед зрачками.

Щит выпадает из рук Лося.

Громила на слабеющих ногах пятится назад, зажимая ладонями вскрытое горло. Кровь, темная, почти черная, ручьями бьет из-под ткани тактических перчаток, усиленных кевларовыми вставками. Пятка берца нашаривает пустоту вместо привычной надежно-твердой поверхности. Боец заваливается на спину. Кровавый веер тяжелых капель, разбрызгиваемый в полете. Его практически мертвое тело падает на ступени, съезжает вниз, к ногам Волчары, и перестает подавать признаки жизни.

Шизик, обливаясь кровью, придавливает своей тушей Земина к стене.

Просто, как необстрелянных щеглов, всех положили.

— Парни, что там у вас? — голос "Ну че там, я попал?" пробивается сквозь мутную пелену полубессознательного состояния, — Какие-то черти по периметру гражданских режут, я, бля…

Это…

Что это за хуйня, ебать его в рот?!

Существо… это не человек, сука, это определенно не человек… поднимает вопящего Чеха над бугристым черепом. И разрывает его нахуй на две неровные половинки. Кровь брызжет на стены. Внутренности покойника чудовищным водопадом падают на эту тварь. Измазывают ее нечестивый лик, покатые плечи, скользят по впалой грудной клетке и ощетинившейся костяными иглами спине, неровным, рубчатым сегментам природной брони.

Земин говорил, что когда-то боялся того, что может обитать в темноте?

Плевать на психов и съехавшую крышу, вот это по-настоящему страшно.