Страница 10 из 56
Сашины глаза округляются, и в них появляются слезы.
— Вы полугались, да? — склоняет голову набок она, морщит губки. — Из-за меня? Папа меня больше не любит?
Я на секунду зажмуриваюсь, чувствуя, как внутри все сжимается от этого вопроса. Именно его я боялась больше всего. Дети, особенно в таком возрасте, склонны винить в ссорах родителей именно себя. Но я готова сто, нет, тысячу раз повторять Саше, что она ни при чем.
— Ну что ты, милая! Ты ни в чем не виновата, и папа тебя любит. И я тоже. У взрослых такое бывает, что проходит любовь между женщиной и мужчиной. Но любовь к ребенку не проходит никогда. Мы будем любить тебя всегда, что бы ни случилось.
— Он сегодня не плиедет? — хлюпает носом дочь.
— Не знаю, Сашуль, — отвечаю честно.
Она вздыхает горько-горько, отодвигает от себя тарелку с сырниками.
— Я не хочу кушать.
— Почему? Ты же любишь сырники.
— Мне глустно. У меня селдце болит, — прикладывает дочь ладошку к сердцу и жалобно смотрит на меня мокрыми глазами.
О-о-о... Ее взгляд рвет и мое сердце на части. Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться самой, крепко обнимаю Сашу, глажу по голове, спине.
— Мне тоже грустно, но так бывает.
Ничего, моя девочка, мы с тобой все выдержим и будем самыми счастливыми. Обязательно.
Я слышу, как в кармане вибрирует мобильный. Мама. Отвечаю, продолжая обнимать Сашу.
— Доча, когда тебя ждать?
— Не знаю, мамуль, наверное, после обеда.
— Отлично. Тогда испеку твои любимые булочки, — воркует мама.
Ох, мамочка. Боюсь, сегодня мне будет совсем не до булочек. Как и тебе.
Глава 12. Поддержка
Катя
Я старательно пытаюсь успокоить бешеное сердцебиение, гипнотизируя кнопку дверного звонка. Наконец поднимаю руку, и раздается привычная уху трель.
— Ну слава богу, дождалась! — раскрывает объятия мама с улыбкой на лице, открывая дверь. — Проходи, булочки почти совсем остыли, пока ты ехала.
Я веду носом и сразу ощущаю запах любимой сдобы. Жаль, сегодня она мне в горло не полезет.
Обнимаю маму, раздеваюсь, и через минуту прохожу за ней в кухню.
— Ваня дома?
— Нет, уехал по делам.
— А папа?
— Ой, — машет рукой мама, — а то ты отца не знаешь. Как выходной, так ему в гараже будто медом намазано.
Она смотрит на кухонные часы со стрелками в виде столовых приборов — вилки и ножа — и недовольно ворчит, покачивая головой:
— Обещал, что вернется к трем.
Уже четыре. Мои губы трогает улыбка: время идет, а папины привычки не меняются.
Мама ставит передо мной кружку с душистым чаем, садится напротив, пододвигая ко мне блюдо с булочками.
— Ты чего так рано уехала вчера? И Маша почти сразу после тебя. Один Игорь остался, чтобы попрощаться с гостями.
— Мам… — открываю рот и торможу.
Как, ну как ей сказать все то, что сказать все-таки нужно? Решаю выдавать новости по очереди.
Я шумно выдыхаю и выдаю скороговоркой:
— Я развожусь с Игорем.
Мама выпрямляет спину, а ее глаза становятся размером едва ли не с это огромное блюдо, что стоит передо мной.
— То есть к-как это разводишься? У вас ведь все хорошо.
— Ага. Было. Игорь мне изменяет.
Мама охает, часто-часто хлопает ресницами.
С минуту на кухне стоит давящая тишина, потом она интересуется:
— Ты уверена? Может, его оговорили?
— Уверена. Своими глазами видела.
— Давно изменяет?
— Не знаю, мам. Разве это имеет значение?
— Охохонюшки… — Мама привстает из-за стола, закрывает рот рукой и смотрит на меня сверху вниз. — Что же теперь будет?
— Развод. Я все решила.
— К-как развод? — всплескивает руками мама. — А Саша?
— Что Саша? Будет жить со мной. Игорь сможет видеть ее, когда захочет.
Мама снова присаживается на стул, тянет руку через стол, накрывает мою ладонь. Прокашливается и нерешительно тянет:
— Дочь, ты это… главное, не горячись.
— В смысле не горячись?
— Ну, как Саша будет без отца? Вы столько лет в браке, и все ведь хорошо. Ладно бы отношения были плохими, или поколачивал тебя, или пил. Так ведь нет. Дом — полная чаша, Игорь заботливый муж и отец, тебя любит.
— Если бы любил, то не изменил бы!
— Всякое бывает. Может, это ошибка. Игорь-то что сказал? Неужели готов развестись?
— Ничего. Мы еще не разговаривали об измене. Но развод давать не хочет, — опускаю голову я.
— Вот видишь, — поднимает указательный палец мама. — Значит, осознал ошибку, любит, дорожит.
— Мама! — смотрю на нее во все глаза.
Я поддержки ждала, понимания, а не философских изречений в стиле «все проходит, и это пройдет». Как будто муж мне не изменил, а разбросал носки по дому.
— Что мама? Не мамкай! Я счастья тебе желаю! Думаешь, так просто найти стоящего мужчину, да еще и с довеском в виде ребенка?
— Саша не довесок! — возмущаюсь я.
— Не цепляйся к словам, дочь. Ты знаешь, о чем я говорю. Ты ведь любишь Игоря, и он тебя, значит, решите эту проблему. Вместе. Я понимаю, каково тебе сейчас, но подумай, где ты еще найдешь такого мужчину?
— Откуда тебе знать, каково мне? — вскидываю дрожащий подбородок я.
— Ну… — Мама отводит взгляд, вздыхает. — Ладно, ты уже взрослая, так что не буду ходить вокруг да около, скажу как есть: твой папа мне тоже изменил однажды.
Теперь уже мои глаза округляются до невиданных размеров.
— И ты его простила?
— Сама видишь, — пожимает плечами она. — Да, мы несколько месяцев не общались, но Витя продолжал ходить ко мне как на работу, просил прощения. И не надо смотреть на меня с таким осуждением. Простила, потому что любила. Потому что это была ошибка. И потом наши отношения стали лишь крепче.
Я всегда знала, что мама у меня — сильная духом женщина. Только она пока не знает, с кем именно мне изменил Игорь. Тут уж фразой «это была ошибка» не отделаешься.
— Ты не торопись, подумай хорошенечко, — настаивает мама. — Я вот ни капли не жалею о своем решении. В конце концов, не прости я твоего отца, у нас бы не было Маши.
Ну, вот мы и подобрались ко второй части нашего разговора.
Маша. Это имя мне с недавних пор ненавистно. Я убираю ладони под стол, с силой сжимая их в кулаки. Так бы и причесала ими накрашенное личико сестры.
— Я никогда не прощу Игоря, потому что он изменил мне… с Машей.
— Что-о-о?! — Мама хватается за сердце, и в это время за нашими спинами раздается звук, как будто что-то упало.
Я оборачиваюсь.
Папа. В пылу беседы мы даже не заметили, как он пришел. Стоит бледный, прислонившись к косяку, а на полу — торт в прозрачной упаковке. Ну, как торт — месиво.
Я бросаюсь к отцу, усаживаю его на свое место.
— Дай воды, — хрипит он, и я хватаю фильтр.
Вода проливается мимо, потому что меня аж колотит. Сердце заходится тревогой за родителей.
— Катя, — дрожит мамин голос за моей спиной, — что ты такое говоришь? Как ты можешь так… о сестре… Она бы никогда… ни за что… Какая ты жестокая!
— Я? Я жестокая? — Меня берет оторопь.
Я ставлю перед отцом полный стакан со слезами на глазах.
— Мама, я сама видела, как они целовались в его машине в то время, когда он был в командировке, — рисую пальцами кавычки. — И как они потом… это самое… в квартире! В нашей с ним квартире!
— Я не верю, — синхронно выдают родители.
— Я бы тоже очень хотела не верить. Но у меня есть видео. Вам, наверное, не стоит его смотреть.
Мама качает головой, в ужасе закрывая рот руками, а папа тяжело дышит. Даже кончики его роскошных усов подрагивают.
Ну почему, почему накосячила Маша, а чувствую себя виноватой я? Вон до чего довела родителей.
— Может, таблеток? Или скорую?
— Не надо, — сипло отзывается папа. — Сейчас отойду. Маша… Она хорошая девочка, разве она могла?
— Могла. Только это еще не все.
— Что еще? — с надрывом стонет мать.
— У Маши тянет живот так же, как у меня в начале беременности, так что вполне возможно, что она беременна. От Игоря.