Ты мне никто

И смайлики, куча разных «эмодзи».

И в моей башке тоже куча «эмодзи», в основном таких, которые желают всех и вся порвать на британский флаг…

Мне уже и предъявить нечего. Я же сказал, что не достоин её любви, да?

И не вдупляю, что больше всего триггерит.

То, что она теперь живёт в моём доме, что мой отец спит с её матерью, что её братец занимает моё место – не комнату, комнату мою закрыли, это мне тётя Даша сказала.

Да похрену. Я сам эту комнату разбомбил. Реал, разгромил, и сказал тёте Даше чтобы не смела убирать. Пусть.

Забрал оттуда только то, на что сам заработал. Даже тачилу оставил. Бате. Его подарок? Пусть подавится! Если он может променять своего сына на… Не важно.

Взял себе подержанную «бэху», старую, но шикарную. Чувствую себя уже не мажором, а скорее «плохишом».

Бунтарь, твою ж дивизию, как говорит наш Да Винчи.

Парни знают, что у меня проблемы с батей, но не знают какие точно. Я молчу. Не хочу ничего. Знаю, что жалеть не будут, поддержат, но…

Я даже не сказал, что съехал. Ну, мы у меня вообще почти никогда не тусили, маман вечно в позу вставала, с детства, мол, твои друзья шумят, грязь носят. Ну, маман, такая маман. Да и дом у нас – музей, блин. В отличие от домов того же Тора или Данила. У Да Винчи вообще капец – полон дом детей. У Тора… у Тора батяня молоток – сделал нам настоящую студию звукозаписи.

В общем так как мы еще и жили в стороне от всех, то мои друзья и не в курсе, что я живу теперь на хате.

Маман… она сначала сняла гостиницу, но отец, видимо, быстро ей объяснил, что номер за сто тысяч в сутки снимать не намерен. Предложил ей выбрать дом. Она встала в позу. Тогда он дал ей ключи от московской квартиры.

На самом деле, мать не очень-то и любила наш дом. Ей всё казалось – недостаточно круто. Место не то, размер не тот, построено не в том стиле. Но батя в свое время строил так, как хотелось ему, поэтому… Поэтому сказал, что останется в этом доме, а мы…

А мы с матерью по итогу все равно вместе. Она ко мне приехала раз, два, три… И стала почти все время у меня жить. Понимаю почему. Есть кому свой яд впрыскивать. А я не против, мне тоже иногда не мешает сцедить яду.

Потому что… су… чёрт…как же болит!!!

- Стас…

Иду к машине, отец не отстает.

- Что?

- Пообещай мне, что оставишь девочку в покое, она и так…

Что и так? Что? Девочка, которая клялась в любви, умоляла выслушать, понять, простить, а потом… потом её какой-то чмошник вылизывал по самые гланды?

Хорошо, когда есть осведомители. И мне похрену, что это «вышло случайно». Мой язык не оказывается случайно у кого-то во рту! Если он там оказывается, то это…

Да, да… Один-один, Синеглазка. Мне тоже есть кому проверить полость рта на вкус.

Чёрт. Только почему так мерзко? Противно…

Уныло.

- Станислав, просто будь мужчиной, а не тряпкой.

Я тряпка? Я? Прекрасно. Ладно!

Приезжаю в школу. Хреново мне. Тора нет, он на каких-то сборах с конца августа. Первая неделя учёбы, а уже охота вздернуться.

Бесят все. Мирон зачем-то пытается троллить новенькую. Та в полном игноре. Прикольная деваха, глазастая, я бы с такой замутил, но… Тор просил не трогать до его прибытия. Ладно. Понял. Не трогаю. Мне без неё есть кого трогать.

Да я не задираю, особенно, так, пару раз цепанул. Потому что бесит.

Бесит!

Смотрит своими глазами оленьими, невинными, такими… В цвет гортензий… Типа она не при делах. Ну-ну…

Случайно пересекаемся на лестнице, у входа в школу. Вдвоем, она и я. И…

- Стас, выслушай меня, прошу, пожалуйста, один раз выслушай!

- Отвали.

- Стас, зачем ты так? Я хочу по-хорошему, давай просто поговорим.

- О чем? О том, что ты с каким-то хреном у меня за спиной мутила?

- Я ничего не сделала, я не виновата! Он ко мне лез сам, я его потом ударила. Я не знаю, кто и что тебе рассказал, но я…

- Плевать. Это все?

- Нет, погоди, ну пожалуйста! – она почти орёт, а я…

Мне не жалко её, или жалко. Она слишком милая, слишком невинная, слишком лживая и продуманная, есть в кого.

- Стас, прошу… зачем ты так? Ты же обещал любить. Зачем?

Любить? Это она мне будет парить про любовь?

- Я? Я зачем? Это ты зачем! Ты! Ты… ты хоть понимаешь, что произошло? Твоя мать мою семью разрушила, все сломала! Она… она…

- Моя мать? – глаза становятся огромными, слезами наливаются, - А может… может это твоя мать сломала жизнь моей? Может, из-а неё, и из-за твоего папаши мой брат инвалид? Это я должна тебя ненавидеть!

- Так вперед! Пожалуйста! Ненавидь! Я не против! Я только за!

- Стас…

Она смотрит на меня, в глазах стоят слезы… Такая красивая и… такая же гнилая внутри, как и её мамаша. Радуется, наверное, что теперь она будет жить в моем доме, теперь она мажорка, а я никто. Ненавижу её, как же мне хочется сделать ей больно!

- Стас…

Перед глазами она и этот придурок, который её…

- Уйди от меня, отвали, грязь…

Не понимаю, что творю, просто отталкиваю её, не замечая, что происходит потом, только слышу жалобный вскрик.

Плевать! Мне плевать! Поворачиваюсь и вижу её, лежащую на тротуаре с ободранными коленками…

Глава 40

Я считала, что хуже быть не может? Почему же с каждым днём я падаю ниже и ниже?

Я могла бы порадоваться за маму, конечно, да и за Глеба – у него теперь есть отец. Отец, которого брат старательно игнорит. Коршунов-старший терпеливо ждёт, пытаясь найти подходы.

Глеб не поддается, кремень. Нос воротит. Хотя мама тоже просит его проявить снисходительность.

Ей трудно, маме. Очень трудно. Я вижу.

И мне её жалко. Она ведь заслужила счастье. Заслужила.

Но я не могу. Очень больно.

Больно перечитывать раз за разом его сообщения, еще из того счастливого лета. Я не смогла их удалить, рука не поднялась. Перечитываю. Плачу.

Больно очень.

И в ушах до сих пор стоит – «Я, видимо, не заслуживаю твоей любви».

Это я не заслуживаю его любви. Это мне он показал моё место. Это я должна ненавидеть, ходить, сжав челюсти, не глядя в его сторону.

Я не могу! Мне так хочется…

Так хочется поговорить, объяснить, попросить!

Он думает, я очень счастлива в его доме? Если бы он знал, насколько я несчастна!

Я все-таки надеюсь достучаться, а получаю это жестокое – отвали, грязь.

Несколько дней хожу как в воду опущенная, меня ничего не радует, мне ничего не надо. Меня от всего воротит. На учёбу идти не хочу.

Симулирую головную боль пару раз. Потом как-то за завтраком мама интересуется, что за проблемы у меня в школе.

- Селена, если это из-за моего Стаса, ты скажи.

Молча встаю, хватаю рюкзак.

- Подожди, Селена! Ты как себя ведешь? – мама пытается задержать, а я… я просто смотрю на них и выхожу.

Не надо меня трогать! Ничего мне от вас не надо!

Через день в школе неожиданно.

- Ты что, свой рот поганый закрыть не можешь? Жалуешься?

- Уйди, пожалуйста!

- Еще хоть одно слово скажешь моему отцу, и я…

- Я ничего ему не говорила!

- Я предупредил. Заткнись лучше. Хуже будет.

И я снова падаю.

Новенькая из «ешек» та, с которой никто не общается, помогает мне. Её зовут Лера Щепкина. Она милая. И явно готова со мной подружиться.

Но её тоже троллит компания Коршуна, Торопов заправляет. Не хочу усугублять. Лучше ей со мной не общаться.

Я принимаю такое решение после того, как случайно замечаю Коршуна, наблюдающего за моим разговором с Леркой.

Конечно, я ничего ей не объясняю – смысл? Она может сагрится на них из-за меня, не хочу проблем.

Но Коршуну старшему все-таки говорю:

- Пожалуйста, не надо говорить со Стасом обо мне.

- Селена, я не… он что-то сделал?

- Он ничего не сделал. Просто не надо, ладно?

- Селена, как ты разговариваешь? – опять мама! Как я разговариваю? Нормально! Не хамлю, не ругаюсь.

- Я просто попросила.