Страница 5 из 9
Тушу сигарету, хотя ее еще курить и курить. Машу руками, пытаюсь развеять дым – словно стыдно перед седым волшебником. Все же выключаю конфорку, подхожу к окну; сама не понимая почему, открываю. Голубь так и сидит на подоконнике, смотрит непонимающе.
– Ну что ты прилетел, ангел? – говорю ему.
Голубь все же пользуется приглашением. Садится на подоконник, укоризненно изучает окурки – не дергается, когда начинаю его гладить. Потом надо помыть руки, но потом, сейчас – хорошо. Просто. Без лишних слов. Хо-ро-шо.
Отвлекаюсь – соседи сверху что-то уронили; наверное, парни, гонявшие на «Жигулях», вернулись, пытаются сварить пельмени или полезли на антресоли и ненароком свалили коробки, забитые барахлом? Да какая разница? Когда отворачиваюсь, голубя уже нет – как странно… Неужели допилась? Да нет, окно-то открыто, дует, холодно. Смотрю на вино, попкорн, сигареты – вдруг чувствую гнилое отвращение к себе, даже не к себе целиком, а к какой-то теневой, неизученной части себя, куда не ведут тропки, где сплошь – злые серые волки; и следом, стремительно, ощущаю сладкую любовь ко всему миру, с его дурацкими пакостями, судьбоносными мелочами и несбывшимися мечтами.
Вижу, как заходит вдруг солнце – никакого снега, на улице – словно май, пахнет цветущими вишнями, они растут во дворе сколько себя помню, всегда жила в этом районе, только квартира была другая, родительская; небо вдруг стало голубым – когда успело? – а солнце, заходящее за горизонт, сплошь шар мягко-золотистого света…
Высовываюсь из окна. Делаю глубокий вдох… взлетаю… машу подрезанными крыльями…
Не падаю.
Дети, прыгающие по лужам во дворе, бабушки с собаками и мужчины с тяжелыми пакетами, женщины с колясками и одинокие дедушки, докуривающие сигареты, – все, как один, мечтающие о теплой весне, о красочных закатах, о цветущих во дворе вишнях и иссиня-черных ночах, таких, когда уже давно за полночь, а воздух – густой, теплый, пьянящий, как колхидское вино, гуляй не хочу. Все они, эти дети, и бабушки, и мужчины, и женщины, и дедушки, вдруг задирают головы и видят, удивленно охая и присвистывая, как с подоконника срывается белый голубь, посланник старого волшебника, а следом, словно сотканная из белогривых облаков тень, вспархивает сущий ангел, с маленькими, прекрасными, позолоченными и отчего-то подрезанными крыльями. Ангел взлетает, несясь, возможно, в дали, где всегда идет дождь, или туда, где за северным бореем светит непобедимое солнце; неважно, в какую из возможных вероятностей – или невозможных невероятностей? – но в те места, где счастье – как тополиный пух в июльскую жару: плотное, обыденное, и нет ему конца.
…Ангел взлетает – и двор расцветает ароматом белоснежных вишен.
Ольга Юдина
Переводчик и писатель. Пишет сказки для детей и фантастические рассказы для взрослых. Публиковалась в сборниках серии «Петраэдр», альманахе «Астра Нова», литературном журнале «Рассказы». Лауреат конкурса «Самарские судьбы», победительница издательской программы форума «Таврида».
Над пропастью ОГЭ
Вообще-то мне наплевать.
И на ОГЭ, и на оценки. На то, кто как одевается, какую слушает музыку и все такое. Вообще не понимаю флеймов на эту тему.
А вот у наших девочек, в особенности у Костечковой «энд ко» (то есть Лены и ее ЛП – лучших подруг), это постоянно. Вчера еще прочитал в чатике: «Завтра объявляем бойкот Григорию».
И реально ведь устроили. Сидят такие, Гриху игнорят. Лена во главе. А Гриха не может спокойно жить, когда его игнорируют.
Встал перед Леной и орет, как буйно помешанный:
– Игнор, да? Да? А давай я карандаш из окна выкину!
И выкинул. Зачем, непонятно, но выкинул.
Но Гриха – это Гриха, он никогда не может вовремя остановиться.
– А хочешь, – кричит, уже красный весь. – Я сейчас пенал из окна выкину. И рюкзак. Ты этого хочешь, да?
А Костечкова «энд ко» не этого хотят. Они как раз хотят, чтобы он ушел куда подальше. Нет чтобы прямо послать, но у них все сложно – бойкот.
Вообще-то мне плевать. Но Гриха так разорался, что даже мои наушники переорал, так что пришлось вмешаться. Вытащил наушники из ушей.
– Гриха, – говорю, – ты вообще-то ведешь себя, как дебил. А ты же не дебил.
Тут он как-то поник, как-то сразу весь ссутулился.
– Иди в столовку сходи, успеешь как раз, – говорю ему.
И он пошел.
Я не знаю, почему Костечкова его бойкотируют. Он странноватый, это точно. Помню, прошлой весной притащился откуда-то, а у него клоп на шее сидит. Так Гриха додумался его на пол смахнуть и раздавить. Вонь стояла – фу. Его потом еще долго вонючкой называли. А он бесился, естественно.
Но вообще зря они так с Грихой. Он безобидный. Все хочет выпендриться, что-то кому-то доказать. Но получается плохо. Лучше бы он был такой, какой он есть. А он в целом-то неплохой. У него сестра есть мелкая. Он с ней вообще другой, нормальный парень.
А ему вон бойкот. Вообще я думаю, когда уже мне бойкот объявят. Я бы только за, вот честно. Это же вообще прикол. Ты такой приходишь, а тебя все игнорят. Круто же! Я бы порадовался.
А вообще если бы я и устраивал кому бойкот, так это Вовчику. Но его как раз не игнорят, боятся.
Это Грихе можно сказать: «Ты ведешь себя, как дебил». И он все поймет и утихнет.
С Вовчиком такое не пройдет. Потому что он бычить начнет.
– Ты че щаз сказал?
Он вроде мелкий такой, даже ниже девочек. Но ему нужно показать, что он тут крутой. Вот он и бычит на всех. Просто он из тех людей, что любят бычить, а я не люблю, когда бычат на людей.
Мы с ним воюем с шестого класса. Ну как, мы? Скорее, он. Мне-то в целом плевать. Хочет быть таким – его дело. Но мне он не нравится. Он когда к нам пришел – уже тогда был наглым. На всех тянул. Хотя еще не так было видно, что он на самом деле мелкий. А в седьмом классе так одну нашу одноклассницу достал, что она в другую школу перевелась. А ему что – он того и добивался.
А в этом году он себе новую жертву нашел, Катю Семенову.
Точнее, она сама нашлась. Он считает, что она его подставила как-то. Я не особо знаю подробности. Типа, он какую-то тетрадь с контрольной хотел у Максимки вытащить, а Катя мимо проходила и сдала его.
В общем, кого-то сдавать – это неправильно. Но и тянуть на кого-то целый год – тоже. А он весь год ей мстит, каждый день. Я этого не понимаю.
Я вообще многого сейчас не понимаю.
Встаю утром, иду в ванную, надеваю контактные линзы. С линзами мир обретает четкость.
Вот было бы супер, если бы можно было надеть линзы и еще там что-нибудь – и чтобы четкость обрело будущее. Вот чтобы – раз – и ты сразу понял, что нужно делать.
А пока ничего непонятно, вот ничегошеньки.
Понятно только, что мы совсем скоро закончим девятый класс, все разойдутся кто куда. Одно ясно точно – одним классом мы больше не будем. У нас сейчас четыре девятых класса, а десятых останется три. Нам учителя весь мозг вычерпали. К учебе нужно ответственно подходить, не всех возьмут в десятый.
Мама из-за этого тоже переживает.
А что там в десятом? Инженерный класс – для умненьких. Медицинский – тоже для умненьких. И обычный – для всех остальных.
А я какой? Умненький или нет? Да вроде не дурак. А чем доказать? Что я вообще собой представляю?
И я не знаю, куда мне идти. Иногда кажется, что я вообще все слил в унитаз. У меня никаких талантов. Учусь я, скажем, нормально. Ну просто учусь как-то.
Вот легко быть Катей Семеновой. Ну вообще, нет, конечно, скорее всего, наоборот, сложно быть такой, как она. Но она точно знает, чего хочет. Медаль она хочет, вот что. Потому что отличница. То есть для учителей она отличница, а для нас – ботан.
И странная причем. С косой. Вообще кто сейчас косу носит?