Нездоровые люди

Что касается невесты, то ей при входе в церковь зачем-то начали на голову надевать кокошник, в этот момент мы с Софьей переглянулись, словно всем видом показывая удивление от несуразности этого действа.

Самое интересное было уже при входе молодых в дом Господний. Родственники или кто-то из гостей начали крутить их перед караваем с солоницей, что явно не нравилось жениху, а невеста покорно исполняла все их команды, в итоге со стороны мы смотрели не на торжество, а на парад абсурда: невеста в кокошнике, жених в изрядно помятой рубашке и с криво повязанным галстуком. Вся эта процессия не вызывала у нас ощущения праздника и счастья за молодых, тем более молодым как-то всё было безразлично. Я не видел улыбок на их лицах, не видел веселья от самого действа, не слышал смеха и каких-то восторженных слов, да и, похоже, между ними не было той самой искры, которая жжёт сердце и душу. Доказательством тому было то, что молодые всё время стояли поодаль друг от друга и почти не смотрели друг на друга, не было между ними того самого чувства, которое все вокруг называют любовью.

По всей видимости, искра то ли не загорелась и не дала жара, то ли вовсе погасла… То ли молния, ударив обоим в голову резко, как и бывает в природе, потухла, оставив после себя статический разряд, который не дал энергии должного импульса.

– Ну вот, а я-то думала… – грустно начала Софья. – Сейчас будут голуби летать, родители будут плакать, родственники кидать конфеты, маленькие ангелы в роли девочек торжественным и размеренным шагом будут держать полу платья, а муж, ну муж!!! Должен, просто обязан вести свою избранницу под руку и смотреть, смотреть ей в глаза, а он её, по ходу, даже и не слышит, запаха не чувствует. А тут?.. Ты видел его рубашку, а его галстук красного цвета? Ну кто ему это выбирал… Как так можно? – сокрушалась Софья, смотря на виновников торжества, которые уже начинали заходить в церковь.

– Ну да, как-то не торжественно.

– Ладно, принц, разрешаю тебе далее выбирать маршрут самостоятельно. Я бы не прочь сходить в городской парк, тут тем более близко, я бы сказала даже, два шага, ты как?

Я, конечно же, согласился, и мы пошли по Ленинскому проспекту. В парке было тихо, мы быстро нашли свободную лавочку, без соседей, и сели рядом. Вдруг порыв ветра обрушил на нас лавину из пожелтевших листьев, один из которых упал Софье прямо на коленки, а остальные неестественно прилипли к её ногам и тихо сползали вниз.

– Вот и мы так же, сначала рождаемся, далее растём и зеленеем, зеленеем, потом заболеваем, желтеем, выгораем и падаем вниз, – вертя в руках листочек, прошептала Софья.

– Ну да… – как-то неуверенно поддержал беседу я, понимая, что сейчас будет серьёзный разговор.

– Эх, сейчас бы стать зелёной, а не желтой и больной…

– Да брось ты! Ну должны же тебя вылечить, ну не может так быть, чтобы этот чёртов рак был неизлечим.

– Может, ещё как может. Лейкоз на этой стадии не вытащить, увы… Вот ты как думаешь, я похожа на этот листик? – спросила Софья, направив листочек в сторону солнца и начав разглядывать его прожилки. – Смотри, его прожилки как мои вены: такие же тонкие и больные.

– Нет, вовсе нет, – я резко встаю и присаживаюсь на колени перед своей принцессой, смотря ей прямо в глаза, – ты не мёртвая, ты живая, в том-то разница.

– Живая? Мне от силы остался месяц, если не меньше. Так что, увы, мой маленький принц, тебе не суждено стать мне ни мужем, ни другом, ни кем-либо ещё, – говоря эти последние слова, Софья сбилась на лёгкий хрип и выронила из рук этот жёлтый листочек, закрыла одной ладонью своё лицо и начала всхлипывать, вытирая выступающие слёзы.

Действительно, ей осталось меньше месяца или, может, чуть больше. Мы познакомились два месяца тому назад, когда стояли в очереди на анализы в Химкинской городской больнице. Я стоял после Софьи и вдыхал больничные ароматы, которые чередовались камфорой, спиртом и, конечно же, спёртым запахом.

Мне сразу понравилась эта девушка, её бледный цвет лица придавал ей какой-то естественный шарм, кудрявые волосы добавляли изюминку романтики, и это действительно было очень мило.

Поначалу всё ограничилось стандартными «привет» и «пока» в коридорах или в столовой, но чуть позже мы разговорились, и нам стало интересно просто болтать, тем более разницы в возрасте не было, ибо рождены мы были в один год. Вместе беду переживать легче, есть с кем поделиться и кому излить душу. Порой даже было весело, хотя если ты лежишь в детском отделении городской больницы, то особо не до смеха. Софья лежала тут уже более шести месяцев, я же пролежал чуть более одного.

На прошлой неделе я предложил ей сбежать, хотя бы на пару часиков, но ей эта идея явно не понравилась, хотя, по её словам и мимике лица я понял, что на самом деле она не особо против, мне оставалось только придумать не совсем уважительную причину для побега, и она была найдена. Как-то Софья мне сама сказала, что единственное, о чём она будет жалеть в свой последний день, так это то, что она так и не исполнила роль принцессы, хотя очень мечтала.

Софья с детства занималась балетом, и именно этим летом должна была выступать со своей балетной школой на отчётном концерте, но, увы, наверно, этому не быть. Тем более что она исполняла роль той самой принцессы, которую должен был защитить принц от крымского султана. И вот сегодня, в этот самый момент, я пытаюсь её защитить, но особого успеха пока что не имею.

– Ладно, ладно, давай, может, лучше я тебе очередную шутку расскажу из нашей школьной жизни, – чуть приобнимая свою спутницу, начинаю я издалека.

– Ой, не нужно, мне уже одной шутки про учительницу английского хватило! Как ты мог подумать, что это может быть смешно???

– Ну не я же писал это на школьной доске.

– No farted! No mercy, – язвительно проговаривает Софья, скрежеща зубами.

– Нет пердежу! Без пощады, – проговариваю я по слогам и начинаю дико ржать.

В этот момент Софья бьёт меня в плечо и начинает читать целую лекцию, что над пожилой женщиной, и тем более учителем, так шутить глупо и, мягко выражаясь, низко. Что в её гимназии за такое поведение грозило либо отчисление, либо публичное извинение перед всеми гимназистами, и что это явно неприемлемо! Я же продолжаю хохотать, вспоминая удивление на лице у нашей «англичанки», после того как она открыла створки классной доски и увидела этот манифест, написанный на английском.

– Слушай, прекрати! – резко обрывает Софья и уже очень сильно начинает меня бить в плечо, сжав кулачки.

– Ладно, ладно, угомонись, – останавливаюсь я и развожу руки.

– Неужели тебе неинтересен был английский?!

– Нет, а зачем он мне и зачем вообще его учить?

– Как зачем, а путешествия? А общение с иностранцами, в конце концов, познать иную культуру, менталитет, пообщаться с ровесниками из других стран! Ну или, в конце концов, понять, что поёт твой любимый исполнитель, – медленно проговаривает Софья, смотря куда-то вдаль.

– Неа, неинтересно мне это. Мне вообще кроме компьютерных игр ничего не интересно, да и как-то всё сейчас в подвешенном состоянии, и я особо говорить про это не хочу.

– Понятно, а что ещё кроме компьютерных игр тебе интересно? Хотя стоп! Ты сегодня принц, так? Так! Ну давай предположим, что есть условная параллельная жизнь, и ты, возможно, увидишь меня там. Сможешь ли ты познакомиться со своей принцессой? Или тебе не интересно и это? Ну, давай, – Софья резко встаёт, поправляет платье и пристально смотрит на меня.

– Ну, я не знаю, я так ни разу не знакомился, – пожимая плечами, отвечаю я.

– Прекрасно, ну и зачем мы тогда сбежали из больницы? Давай возвращаться, – разочарованно вопрошает Софья, пристально смотря на меня.

– Ок, ок, – я поднимаюсь и делаю шаг навстречу.

Возникает пауза, мы стоим лицом к лицу, рядом нет никого, всё тихо. Я слышу, как вдалеке мчится электричка, ветер шуршит листьями, и моё сердце начинает биться чаще, а кровь начинает гнать, ускоряя темп.