Цена жизни – смерть

Денис открыл себе бутылку пива, взглядом поискал стакан, не нашел — пришлось удовольствоваться чашкой. Турецкий наблюдал за ним с ехидцей и, все еще непонятно на что обиженный, не сказал, что стаканы в гостиной в серванте.

А Денису и из чашки оказалось вполне удобно.

— Сан Борисыч, — он осушил полбутылки и, блаженно растянувшись на стуле, закурил, — тут одна интересность обнаружилась: наш Жека совсем недавно лечился в клинике при НИИ нейрофизиологии и нейропатологии. Выписался он тринадцатого июня, а шестнадцатого руководитель клиники профессор Сахнов был убит.

— И? — осторожно спросил Турецкий.

— Я, конечно, не утверждаю, что это Жека его пришил, но есть повод проверить его последнюю госпитализацию более подробно.

— О чем это вы, мужики? Мы пиво пить собрались или на производственное совещание? — возмутился Грязнов и, решительно отодвинув бутылки, разлил по стопкам коньяк. — И с каких это пор, герр Турецкий, мой родной племянник на тебя батрачит? Ты что, его на полставки младшего прокурора оформил?

Турецкий слегка разомлел и вдруг понял, что дамы в такую жару были бы внапряг, и даже хорошо, что их нет. И на Дениса он зря обижался.

— Не-а, Слава, я ему такого клиента нашел! Целый вице-премьер, большой человек, а главное — не стеснен в средствах. Кстати, пиво, Денис, тоже включи ему в счет, в качестве расходов на форс-мажорные обстоятельства.

— И по две бутылки коньяка в день, — добавил Грязнов. — Вернее, в сутки.

— Коньяк, Слава, придется квалифицированно отрабатывать, — заметил Турецкий.

— А я что, я разве против? Все равно у вас без меня ни хрена не выйдет, а так — лишний стимул к конструктивному сотрудничеству. Чего там стряслось у вашего вице-премьера, жена, что ли, к нефтяному магнату ушла?

— Он у нас сам магнат, — откликнулся Турецкий, — курирует энергетические отрасли, а ушел от него сын.

— С магната можно и по четыре бутылки потребовать, — прикинул Грязнов, — а то и по пять. Будем создавать стратегический запас на зиму. Ладно, быстро излагайте, чего нужно, и на том о работе закончим.

— Ты про этого профессора что-нибудь знаешь? — лениво спросил Турецкий. — Как его там…

— Сахнов, — подсказал Денис.

— А это разве не твое дело? — удивился Грязнов. — Я думал, у вас в Генпрокуратуре только ты один и работаешь…

— А это мы расследуем?

— Ну.

— Значит, еще кто-то работает, — вздохнул Турецкий.

— Сахнов ваш на машине разбился, а потом у него дырку в голове нашли. Я, собственно, особенно не в курсе. Но если нужно, могу поговорить…

Турецкий снова вздохнул:

— Ладно, я сам.

— Дядь Слава, нужно нашего пропавшего Промыслова по сводкам проверить: ДТП, неопознанные трупы или, может, он вообще в розыске числится.

7

С утра Турецкий поехал навестить хиппарей с промысловской квартиры.

Они уже проспались, и все, кроме Заи, способны были воспринимать окружающее вполне адекватно. Промыслова по фотографии опознали трое из пяти парней, но никто из них понятия не имел о его нынешнем местонахождении. Двадцатого июня, когда в последний раз Жека появлялся на своей квартире, они всей компанией были в Крыму, о чем заявили единодушно, и даже взялись расписывать Турецкому прелести пеших походов по южному берегу. С Сарыча на Балаклаву. И обратно. А потом…

Турецкий переписал их координаты, хотя был почти уверен, что пользы от этого мало. Можно, конечно, проверить, действительно ли они были в Крыму или врут, но это уже в крайнем случае. Судя по всему, с Жекой у них мало общего, просто пользовались его квартирой — ничего особенного в этом не было: нерушимое наркоманское братство.

И еще маленький нюанс, который грозил вырасти в огромную проблему. Любители тибетских напевов дружно утверждали, что Жека давно и прочно сидит на героине, что не очень согласуется со словами его папаши, но, возможно, тот не совсем в курсе. Жека мог ему всего и не рассказывать (наркоманы не самый искренний народ), а какова рыночная стоимость дозы колес или опиума и почему сын просил больше денег, Промыслов-старший наверняка не уточнял.

По поводу убийства Сахнова нужно держать военный совет с Меркуловым. Для начала выяснить, кто ведет дело, потом получить доступ к материалам следствия, и, по возможности, без объяснения причин собственной заинтересованности. А без помощи Меркулова тут не обойтись никак.

Меркулов разговаривал по телефону. Точнее, слушал с утомленным видом. Должно быть, высокое начальство.

— Давай, что там у тебя, — сказал он, прикрыв трубку ладонью.

— Я хочу ознакомиться с делом об убийстве директора клиники, где лечился наш пропавший.

Турецкий не успел изложить свои соображения, Меркулов кивнул и, продолжая внимать начальству, набрал номер на другом аппарате:

— Алексей Геннадиевич? Сейчас к тебе подойдет Александр Борисович Турецкий, он занимается одним из пациентов Сахнова, введешь его в курс дела.

— Что за Алексей Геннадиевич? — вполголоса поинтересовался Турецкий.

— Азаров. — Меркулов хотел что-то добавить, но по телефону от него, похоже, потребовали отчета. — Все необходимые меры… — Меркулова опять перебили, и он махнул Турецкому рукой, что означало примерно следующее: иди работай и не мешай другим.

С Азаровым Турецкий до сих пор не пересекался. Ему было двадцать восемь или даже двадцать семь лет, тем не менее он уже успел стать «важняком». За какие такие особые заслуги — неизвестно, наверняка чей-то протеже. Никаких слухов и сплетен по этому поводу Турецкий вспомнить так и не смог, сколько ни старался, единственное, что ему удалось восстановить по памяти совершенно отчетливо, — лицо Азарова. Волосы прямые, темные, глаза близко посаженные, лицо вытянутое, нос орлиный, сломанный. И это правильно.

Азаров ждал его в коридоре с толстой папкой под мышкой.

— Александр Борисович? Я Алексей Азаров, добрый день. Давайте пройдем к вам: у меня кондишен барахлит.

Такой поворот Турецкого обрадовал: на своем поле на правах хозяина проще давить авторитетом. Поэтому он молчал, пока не уселся в свое любимое кресло.

— Ну что там у нас есть?