Страница 17 из 47
И я не то, чтобы сильно кровожадная, но руки чешутся отыграться на одном кудрявом изменщике. За нас за всех.
Остаётся только поймать баланс, при котором я и работы не лишусь, и на орехи выдам одному засранцу.
— Пожалуйста, — улыбаюсь я толстячку, протягивая распечатки.
Возле кабинета Рижского уже толпится народ, нервно перешагивая с ноги на ногу, и в гробовой молчании смотря на часы у меня над головой. Как только большая стрелка с маленькой образуют нужную конфигурацию, следует короткий стук в дверь и сотрудники исчезают за стенкой.
Я отсчитываю десять минут прежде, чем телефон на столе оживает и звучит коронное:
— Чай с мятой.
— Всем?
— Остальным с мышьяком.
Верен себе.
В кабинете царит странная атмосфера. В прошлый раз Рижский сидел в кресле в позе льва, готовящегося к нападению, а сотрудники, расположившиеся за овальным столом, напряженно молчали, вдавливая себя в спинки кресел. Сейчас же я наблюдаю раскрасневшиеся лица коллег с выпученными глазами, явно сдерживающие порыв проораться во все горло. Кто-то зарылся лицом в ладони, а кто-то изо всех сил жмурится и кусает щеки изнутри, комично кривясь.
Рижский стоит за своим рабочим столом у флип-чарта и энергично выводит красные цифры на огромных листах.
Черт.
Он не надел пиджак.
И теперь все видят огромную расписную бабочку на его спине.
В свое оправдание скажу: по соседству были только женские магазины!
Глава 17. Казни час
Агния
"Беги, дорогая, беги. Беги ради папы и мамы. Если услышишь шаги, делай круги и зигзаги"
И если б не поднос со звенящими чашками в руках, мои пятки уже сверкали бы в коридоре.
Ярко желтая бабочка с глазками-бусинками смотрит на меня, не мигая. Что само собой разумеется, конечно, она же вышита на спине моего босса, но от этого ее взгляд не менее осуждающий.
Я ме-е-едленно отступаю к выходу, стараясь слиться со стеной и исчезнуть до того, как он меня увидит и все поймет по одному только моему лицу. Да он все по давящимся от смеха сотрудникам поймет! И мне капут. Такой, что Гитлеру не снился.
Шаг. Ещё один. Чертова стена! Натыкаюсь на нее спиной, и поднос в руках опасно кренится, чашки звенят. Рижский оборачивается и ловит мой испуганный взгляд.
— Напоить мой пол успеешь, ставь, — указывает на стол маркером, зажатым в руке.
Затем прищуривается и обводит взглядом собравшихся за столом. Сотрудники вытягиваются по линеечке, пряча глаза и сорвавшиеся улыбочки. Я делаю несколько шустрых шагов к столу, ставлю поднос аккурат возле толстячка в очках и расставляю чашки. Последнюю — финальную — несу уже в руке, лично к шефу.
Он делает несколько нервных шагов в сторону, отступая от меня, словно от прокаженной, и кивает рукой в сторону своего стола.
Ок-е-ей. Защитная реакция, я понимаю. Чай горячий, я неуклюжая — принято. Локтем отодвигаю какие-то бумажки на столе, ставя чай, но выходит не слишком грациозно, и парочка летит на пол. Я энергично приседаю, собрать разлетевшиеся документы, поднимаю листы, выпрямляюсь, разворачиваюсь к столу и больно утыкаюсь носом в крепкий торс. Нос даже хрустнул!
Да блин!
Сильные руки ложатся на мои локти и резко от себя отрывают.
Со стороны собравшихся уже слышно явное похрюкивание. Я краснею с ног до кончиков волос, круто разворачиваюсь на пятках, скидывая с себя колючие пальцы, и буквально вылетаю из кабинета, спотыкаясь о порог, зажав нос ладонью.
Кабинет за спиной взрывается смехом.
Мне больно — носу, и стыдно — всеми остальными частями тела. Вообще-то, я не такая уж и неуклюжая. Скорее наоборот, я в стрессе очень продуктивная! Но то ли полоса какая-то меня преследует, то ли мужчина этот во всем виноват, но последнее время просто карнавал невиданных нелепостей происходит.
Холодное что ли к переносице приложить? Это ж надо было так впечататься! Как он вообще у меня за спиной оказался? И что там за железный человек прячется под рубашкой?
Пальцы скользят по мышцам груди, спускаются по крепкому мужскому животу прямо к пуговице на джинсах.
Да, я все помню в деталях. Человек из стали, блин.
Пока прихожу в чувство от свалившихся картинок, онемевшего носа и полного раздрая, совещание заканчивается, и сотрудники начинают покидать кабинет начальника.
На меня не смотрит только ленивый. И взгляды такие… красноречивые. Но я встречаю каждого из них с абсолютным покер фейсом, гордо задирая ноющий нос. Осталось верить, что он не распух и не покраснел.
Секунд через тридцать после ухода последнего человека, я встаю, одергиваю рубашку и смело шагаю к кабинету, надо там убрать.
Вхожу на цыпочках, стараясь быть, как "крадущийся тигр, затаившийся дракон". Но, благо, Рижский не обращает на меня ни малейшего внимания, он уже сидит в кресле, энергично щелкает компьютерной мышью и пялится в свой излюбленный экран.
Стараясь производить минимум шума, собираю со стола чашки с недопитым чаем и разбросанные салфетки на поднос. За последней приходится идти к столу босса. Тяну руки к его кружке одновременно с тем, как это делает он. Наши пальцы встречаются на белой керамике, и по коже мгновенно проходит разряд.
— Да блин! — низко шиплю я, одергивая руку.
Чертов Пикачу.
Синие глаза простреливают меня взглядом. Снизу — вверх. Заключают в какой-то магический плен, и я застываю, купаясь в глубокой синеве. Перестаю моргать, дышать, думать. Картинки наслаиваются друг на друга, накрывают с головой, трещат в голове.
Горячая кожа. Хриплое дыхание. Влажные поцелуи.
Из странного транса вырывает мелодия телефона, разрывающегося на моем рабочем месте. Смаргиваю наваждение, забираю чашку и, подхватывая поднос, уношусь из опасной зоны.
Чернобыль. Точно! Этот мужчина — радиоактивен. Заражает все, что в зоне поражения и заставляет мучиться в агонии.
И достался же такой кому-то.
Телефон на столе трезвонить уже перестал, зато теперь разрывается мобильный.
Майя.
— В субботу новоселье. Ты приглашена, — без вступления начинает подруга.
— Мммм, и кто будет?
— Только близкий круг! Кстати, говно идея была мыло варить, всю ванную засрала, еле отмыла. Почему ты меня не остановила?
— Потому что передала тебя в надежные мужские руки, теперь его очередь тормозить твои безумные идеи, — улыбаюсь в трубку.
— Мама Гуся, я скучаю. Мне здесь одиноко и страшно.
— Крепись, Май. Взрослая жизнь она такая. Есть какие-нибудь новости? — я знаю, если бы были, она бы уже орала мне их в трубку, но как не спросить?
— Не, — приглушенно говорит она. — Пока глухо. Но я тут заказала один корнеплод из Азии…
— Май…
— Я почитала, что коренной народ Африки, на землях которой произрастало это растение исторически, постоянно рожали близнецов! Не веришь?
— Не больше, чем в то, что если спать ногами на север будет мальчик.
— Обсудим, короч. В субботу. В шесть. С тебя фикус! — тараторит мне в ухо подруга и кладет трубку.
Блин. А Майин фикус почил с миром в борьбе с Рижским.
Смотрю на одиноко стоящую кадку без цветка, который пришлось выкинуть, и нервно закусываю губу. Где я такой же возьму? А все кудрявый виноват, распустил тут клешни, мог бы сгруппироваться, падая.
— Это правда? — разносится над головой.
Вскидываю глаза и упираюсь в идеальное лицо идеальной Светы.
— Что именно?
— Ну, что босс наш того… голубок?
— Что? — я аж подпрыгиваю на месте.
— Агния! — разносится рев сбоку. — Зайди ко мне!
— Упс, — пищит Святая Света, вжимая голову в плечи. — Как неловко получилось… — еле слышно выдыхает она.
Я встаю с места и иду в сторону кабинета. Уверена, там уже заточена гильотина и она по мою голову.
Рижский пропускает меня в кабинет, громко захлопывает дверь и, гневно сверкая глазами, демонстрирует свою спину.