Страница 37 из 54
Об этом кричит буквально все: побеленные шершавые стены, увешанные знаменами и символикой каких-то спортивных команд, потемневшие от времени полки в баре, столы и тяжелые стулья, но главное — и это сражает наповал — коллекция из разномастных бюстгальтеров над головой. Прекрасно. Я очутилась в баре из разряда "шалавам скидка".
— Девчонки! — раздается прямо в ухо веселое приветствие. — Приехали!
Глаза Пашки сверкают от веселья и алкоголя, а лёгкое амбре, способное воспламенить воздух, намекает, что последнего в нем уже нехило.
— Ничего не берите, у нас все есть, мои дружищи сегодня проставляются!
Он закидывает руки нам на плечи и разворачивает от бара в противоположную сторону. Туда, где уже подобралась знатная компания из доброго десятка таких же, как сегодняшний именинник, дрыщей.
— Ребята, смотрите, каких девчонок я привел! — орет Пашка, и все взгляды утыкаются в нас. — Мы вместе работаем! А раньше учились вместе!
Громко оповещает он всех вокруг. Мы с Гусей переглядываемся, безмолвно сигнализируя друг другу, насколько ошибочным было сюда припереться. И я уже было хочу открыть рот, заявив, что мы на минуточку, только поздравить зашли и тупо свалить отсюда, как меня живо усаживают, а в руки вкладывают рюмку с текилой. Тоже самое происходит и с Гусей, и опомниться мы не успеваем, как уже пьем за здоровье Пашки, потом "между первой и второй", а потом штрафную, почему-то на брудершафт с именинником.
От навязанного поцелуя я уворачиваюсь, но развязные руки друга все равно стискивают меня плотнее, чем того требует момент. Гусе увернуться не удается и Морозов таки ныряет ей в рот, под громкие улюлюканья его дружков. И опомниться мы не успеваем, как в руке снова оказывается рюмка, а тост звучит святой: за родителей. Мозг под таким напором сдается, собирает чемоданы и валит в теплые края, оставив только пустую оболочку, растекшуюся по стулу.
Бар неожиданно начинает мне нравиться. Такой ирландский шик. Подкупающая простота. Дружеская атмосфера. И музыка бодренькая и компания веселая! Чего ещё надо для вечера пятницы после отвратительного костюма свинки и уничижающих чаевых?
— А ты прикольная девчонка, — разносится справа.
Кидаю взгляд на рыжего хипстера с пышными усами и начинаю хрюкать от смеха.
— Не, это ты прикольный! Чем усы укладываешь?
Мой выпад, очевидно, остается незамеченным, потому что парень наклоняется ближе и кричит мне на ухо:
— Арсений!
Ну вот, ещё один на мою голову!
— Ты тоже не приучен к лотку?
— Что?
— Ну, ссышь, где ни попадя?
— Я ничего не понял, но ты мне нравишься.
Его рука ложится мне на колено, а усы шевелятся в моем направлении. Э, нет, дружище, подкат не засчитан.
— Сеня, не трогай Майю. У нее папаша — пиндос, суровый. Думал, башку мне оторвёт в прошлый раз, — влезает в разговор, материализовавшийся возле меня именинник.
Какой папаша? Он же не… А, так вот, как мы с Владом смотримся со стороны.
— Я папаш не боюсь, — хорохорится усатый рыжий-полосатый, с вызовом смотря на друга.
— А больших суровых бойфрендов? — опускаю я Сеню на землю.
— С этим сложнее, — сдувается новый знакомый. — И что, сильно большой и суровый?
— Как медведь! — размахиваю я руками.
— Так и на медведя найдется транквилизатор!
— Ты что, завела себе кого-то? — на плечи ложатся две тяжелые ладони Морозова. — А как же я? Я так надеялся! — театрально возмущается Пашка.
— Прости, Морозов, дрыщи не в моем вкусе, — подкалываю я друга.
— Народ, народ, созрел новый тост! — кричит именинник, наклоняясь к столу. — За бицуху! Чтоб мощные банки сами росли, а девушки в очередь выстраивались их заценить!
Дружный хор мужских голосов ревет на весь паб. Все встают с места и начинают звенеть рюмками. Я поддаюсь настроению и присоединяюсь к толпе.
Сама не замечаю, как перемещаюсь к Пашке на колени и начинаю втирать ему, какое он чмо бесперспективное. Совсем как я. На что друг не обижается, а лишь сочиняет новый тост. "За перспективы". Мы бесконечно ржем, подпеваем старым рок-хитам, бьющим из колонок над головой, и в какой-то момент я оказываюсь танцующей на столе.
Бармен из-за стойки показывает мне два больших пальца, явно одобряя мое выступление, а Гуси нигде нет, так что остановить меня некому. Мне хорошо. Классно. Весело! Я выделываю фортеля под Стинга и подбадривание толпы. Вся раскраснелась от жары и поднимаю волосы вверх, чтоб немного охладиться.
Рыжий подает мне стакан, как я думаю, с водой, но там оказывается пиво. А я совсем перестаю контролировать ситуацию. Меня прёт. Хочется танцевать и смеяться. И ни о чем не думать. Сто лет так не отрывалась!
Откуда-то звучит: оставь свой лифон на память! Кажется, от бармена. И народ начинает скандировать: давай, давай, давай!
Закидываю любимый лиловый бюстгальтер на металлическую трубу над головой и победно вскидываю руки. Есть! В десяточку!
— Ю-ху! — скачу на столе, он наклоняется, и я лечу прямиком в объятия к усатому.
Тот не теряется и хватает меня за все неприличные места разом. Я сразу же отстраняюсь и смеюсь, переводя все в шутку.
Ребята вокруг ржут.
— Сеня жги! — кричит кто-то слева.
— Ещё текилы! — доносится сзади.
Жадно пью из протянутого стакана и выискиваю взглядом подругу. Куда же запропастилась Гуся? Она же не оставила меня здесь одну на растерзание стае охмелевших хипстеров?
— Смотри, сейчас кора будет! — орет мне на ухо усатый.
Я оглядываюсь и вижу, как бородатый бармен тащит тарелку с тортом. Серьезно? Торт? В баре? Для толпы взрослых лбов?
Народ затихает, как перед бурей. Рожа Пашки преображается в почти мальчишескую. Я подхожу поближе, чтобы оценить, что он там такого увидел на обыкновенном кремовом торте?
Мое предчувствие, в отличие от мозга, никуда не смылось, и я ощущаю наперед то, что сейчас случится. Ощущаю, но с места не двигаюсь. Это ж только в роликах на Ютубе можно увидеть, а тут вживую!
Тарелка с тортом взмывает вверх и, словно в замедленной съёмке, движется имениннику в лицо. Белый крем при столкновении с улыбающейся миной Пашки, разлетается в разные стороны, как при взрыве, и меня задевает отдачей.
Крем стекает с волос и щеки. В нос ударяет приторный запах сливок.
Громкий хохот разрывает помещение. Ошарашенно оглядываюсь по сторонам: не одна я стала невольной жертвой снаряда! И со стороны это реально смешно!
— Да черт! — разносится справа.
Хипстер протирает ладонью лицо, пострадавшее не меньше моего, чем только усугубляет ситуацию. Теперь белый крем покрывает его тщательно уложенные, в стиле Пикассо, усы ровным слоем.
Я складываюсь пополам от смеха.
— Что за дурацкое представление?
— Ирландская традиция, — кричит именинник, поворачиваясь ко мне.
Его лицо — одна сплошная масса крема, видны только глаза.
— Есть и ещё одна! — ржет Пашка. — Измазался сам — измажь других.
Притягивает меня к себе и впивается в губы. Я даже пискнуть не успеваю, как мне в нос забивается противная субстанция. Морозов отстраняется и ржёт, как дебил. Я, должно быть, под действием алкогольной эйфории тоже начинаю смеяться. В тысячный раз за сегодняшний вечер.
Стряхиваю с лица крем, которым щедро поделился со мной Пашка, и вытираю его о футболку именинника. Морозов притягивает меня в свои неуклюжие объятия и трется лицом о майку. Я начинаю визжать и шуточно отбиваться.
Ну вот, теперь вся грудь измазана этой липкой дрянью, Микки Маус погиб!
Даю подзатыльник другу и расплываюсь в широченной улыбке. Придурок, конечно, но умеет веселиться. Устроил тут шоу!
А затем поднимаю взгляд и застываю на месте.
Темный взгляд с противоположного конца бара пробирает до костей. Мать твою, вот сейчас начнется настоящее шоу…
Мозг, возвращайся, я все прощу.