Страница 3 из 54
С мрачными мыслями о грядущей неизбежной старости захожу в квартиру. Меня встречает гордый зверь по кличке Муфаса. И хотя он совсем не выглядит, как царь зверей со своим облезлый боком, поведение его выдает благородное происхождение.
— Ну что, шерстяной, посмотрим сегодня "Ходячих"? [1] — глажу живность по спине, он выгибается, трется об ногу.
Хороший зверь кот. Честный. Кормишь — любит. Нет — и суда нет. С женщинами гораздо сложнее. Наверное, поэтому здесь нет ни одной.
Снимаю ботинки, вешаю пиджак при входе и направляюсь на кухню, сопровождаемый громким мяуканьем.
И замираю в проеме, как только взгляд цепляется за нечто полуголое, невообразимо яркое и задницей кверху. Это ещё что за на…?
Полуголая девица с самыми безумными волосами, которые я когда-либо видел, отчаянно машет руками за стеклом. И, кажется, даже что-то кричит. Ее ярко голубые лохмы мечутся из стороны в сторону, когда она подпрыгивает. Интересно, это парик? Косит под Мальвину?
Ну, Серёгин, ну дал. Исполнил-таки угрозу. Просил же без вот этого всего. И зачем запер девчонку на балконе? И почему в таком виде?
Убью идиота. Честное слово, сожму его толстую шею руками и останусь единственным владельцем нашей нотариальной конторы. Вот делать мне больше нечего, как шалав всяких выпроваживать по вечерам. И нахрена, спрашивается, другу запасные ключи от квартиры дал? Уж точно не для таких сюрпризов.
А девчонка за окном тем временем вся ежится и переминается с ноги на ногу. Босая. Совсем мозгов нет.
Резко открываю дверцу балкона и хочу было вывалить на нее поток отборных ругательств в купе с поучительной лекцией о моральных ценностях, но вижу ее лицо и столбенею. Совсем ведь ребенок передо мной. По-детски пухлые губки и огромные глазищи, обведенные густыми тенями, видать, чтоб придать возраста.
Умыть и совсем как куколка будет. Как одна из тех фарфоровых, что стояли на витрине в моем детстве. А мама не покупала, потому что это только для девочек. Вот, кажется, я и дорос до этих куколок. И даже девочкой, оказывается, не обязательно быть, чтобы с ними играть. Вот только больно молода куколка, совсем крышу снесло у друга моего, малолеток подсовывать!
Всматриваюсь в девчонку внимательно, и даже щемит что-то в груди, такое, почти отцовское. Хочется защитить хрупкое создание что ли… Отогреть, укутать и посюсюкать с ней.
Но весь флер отцовских чувств слетает, стоит ей открыть свой рот. Сначала, чтобы зарычать — полоумная какая-то! — а потом и вовсе такую ересь нести!
Хозяйничает на кухне, как на своей, имеет наглость, светить своими "прелестями" перед глазами. Хватаю ее за локоть и тащу к выходу. Пусть сама разбирается с этим идиотом, что ее сюда притащил.
— Ты сюда так припёрлась что ли? — рычу на неразумное создание. — В этих лоскутах?
Окидываю взглядом девчонку, прохожусь взглядом по выпирающим ребрам, впалому пупку и косточкам на бедрах. Такая тощая. И надо ж было, такое белье на себя напялить! Ещё и изгибается какой-то крокозяброй, подсовывая мне под нос задницу. Хорошую такую, высокую, упругую. Что-то давно забытое начинает шевелиться внизу. Не к добру это. Не хватало только растлителем малолетних заделаться!
А та складывает руки на груди и давай практиковаться в остроумии. Такую историю мне втирает, Станиславский обзавидовался бы. И про соседа и про жену его, нечаянно нагрянувшую. Хотя звучит складно, надо признать. Но только кто же ей виноват, что ее так нагрели? Не надо одеваться, как последняя давалка. О чем ей и сообщаю, на что она язвительно выдает:
— Слишком ярко для такого старпера, как вы?
И тут тумблер переключает. Просто сносит к херам все мое железное самообладание. Не хватает только, чтобы какая-то размалеванная девица лёгкого поведения меня в возраст мой тыкала! Рывком открываю дверь, толкаю за нее нерадивую гостью и говорю аривидерчи.
Со злости хлопаю металлической дверью и с остервенением защелкиваю замок. Пусть делает, что хочет! Хоть пешком в одном неглиже до дома идет! Мне плевать!
Прислоняюсь к стене и устало потираю шею. Что за день такой сегодня? Все вверх дном.
Снаружи раздаются скребки и тихий голос:
— Мужчина, а можно мне хотя бы футболку?
Снимаю пиджак с вешалки, открываю дверь и бросаю в голубоволосое чудо. Это инстинктивно, ей богу, жалость тут не при чем.
— Я вернууу, — протяжно звучит девичье, в уже закрывающуюся дверь.
— Не дай бог.
[1] сериал "Ходячие мертвецы"
Глава 3. Пистолет и доброе слово
Майя
Всё-таки Аль Капоне был мужик с яйцами. И прав по всем фронтам. Вот верила я в человеческую доброту, и что "все люди братья" до последнего. Но стоило оказаться на улице — босой и в одном только безразмерном пиджаке — так сразу глаза и открылись. Нифига мне никто не спешил помочь и от слов "будьте добры" шарахались, похлеще, чем от "прикурить не найдется?"
А ведь это было средь бела дня, и я вовсе не похожу на районного рецидивиста! Но уверена, будь у меня пистолет — уже давно шла бы к автобусу в обуви и при деньгах. Прав Аль Капоне по всем статьям: с помощью пистолета и доброго слова можно добиться гораздо большего, чем с помощью одного лишь доброго слова.
И спасибо Гусе за ее познавательные кинематографичные вечера. Жаль, они не подготовили меня к такому вот повороту: жалкая, промерзшая, одинокая на скамейке, черт знает где.
В очередной раз, смотря в спину удаляющейся со скоростью света тетеньке с баулами, отчаянно выдыхаю. Ну я и тупица. Почему не подумала, как буду добираться домой? Наверное, до последнего рассчитывала, что хозяин квартиры, он же спаситель, окажется мягким плюшевым мишкой: накормит, обогреет, отправит домой на такси. А там не мишка… там Медведь! Опасное хищное животное, по арене цирка на маленьком велосипедике его кататься обучить можно, но зверь в нем никогда не станет ручным.
Мудрость от Майи, ага. Можно не записывать.
Сижу на скамейке, болтаю ногами, чтобы хоть немного скрасить минуты ожидания очередной своей жертвы. Распинаю себя на все лады: и что согласилась приехать сюда, и что оставила одежду там, и что… А хотя, что уж там, поделом. Подняться что ли наверх и судорожно стучать в квартиру откуда меня выперли? В соседнюю-то смысла нет, пусто там уже, пробовала, надеялась вещи свои отжать.
Дура, дура, дура.
В конец околев, встаю и начинаю прохаживаться под окошками. Аккуратно вдоль клумбочек, ля-ля-ля, я не извращенка, заглядывающая в окна, я просто девушка в беде. Стоп. А это что?
Взгляд натыкается на кучку сваленных в палисаднике вещей. Точно под балконом, с которого я часами ранее шустро перебиралась на соседний. Какая забота, ты подумай! Просто высший сервис!!! Даже не ожидала от человека, который так меня нагрел.
Встряхиваю белую футболку и джинсовую юбку, под ними — кеды. А телефон, телефон? Где телефон и сумочка? Отодвигаю пышные пионы, вот она, родимая, псевдо-гучи. И мой старенький айфоша даже жив! И это при падении со второго этажа! Слава Боске![1]
Прижимаю к груди кусок пластика и медленно раскачиваюсь из стороны в сторону. Там же вся моя жизнь, а на новый я и к следующему году не заработаю, ибо без пяти минут бомж.
Прямо там, под окнами дома номер пятнадцать по улице Красноармейская, я натягиваю на себя чуть было не посеянные безвозвратно вещи, кутаюсь в пиджачок с медвежьего плеча — как раз пятна от травы и земельки прикрывает — и гордо вышагиваю по направлению к остановкам. Наверное. Сюда-то меня на машине везли, и действую я сейчас по интуиции и навигатору.
Домой добираюсь выжатая, как апельсинчик. Медленно плетусь пешком на четвертый этаж, — в пятиэтажках не предусмотрены лифты, вот где жесть, — и буквально вползаю в квартиру. На звук моего падающего на древнюю табуретку тела в коридоре появляется Гуся. В бигудях.