Страница 19 из 54
Температура идет на спад, горло больше не саднит, и я чувствую себя гораздо бодрее, настолько, что жмусь к Медведю плотнее, а Гусю прошу "погулять" подольше. Но он, как чертов джентльмен, больше не переходит грань дозволенного: мы просто ужинаем, просто смотрим очередной фильм, зарывшись под одеяло, и даже мой тропический гель для душа и голые ноги не помогают склонить его на темную сторону.
К пятнице я полностью оживаю и набираю себе заказов на все выходные. Тут тебе и Фиксики, и Леди Баг, и чертова свинка дважды за вечер. Но ничего, я справлюсь. Теперь, когда рассчитывать больше не на что, это единственный источник заработка. К тому же Гуся всю неделю за двоих скакала, благо, в будние не такой спрос на аниматоров.
— Май, ты уверена, что справишься? — сомневается во мне подруга.
— Да без проблем! Я бодра, весела! Что там ещё положено говорить, для самовнушения? — кручусь у зеркала, пытаясь совладать с растрепанными волосами.
— Обожаю детей и пьяных мужиков!
— Ага, точно! Детей, обезумевших от сахара, и мужчин в заложниках градусов. Слу-у-ушай, — резко оборачиваюсь я. — Кажется, настал день икс!
Поднимаю ладони, виртуозно очерчиваю в воздухе голову.
— Точно! — с энтузиазмом вскакивает Гуся. — Еще неделю назад настал, но ты заболела. Я за раскладкой!
Она бежит в прихожую, роется в доисторическом комоде и с кличем "ага!" возвращается в комнату.
— Что ж, приступим. Ты первая! — говорит она.
Закрываю глаза, кручу пальцем в воздухе и тыкаю в цветной прямоугольник.
— А-а-а-а! Как круто!!! — визжит Гуся ещё до того, как я открываю глаза.
Розовый. Мой следующий цвет — розовый. Я давно на него заглядывалась!
— Кла-а-ас, — тяну я, оборачиваясь к зеркалу.
Прищуриваю глаза, представляя, как это будет смотреться. А понравится ли Владу? Короткая мысль проносится молнией и оседает улыбкой на губах. Он будет в шоке.
— Теперь я! Я! — возбужденно кричит подруга.
Я беру из ее рук раскладку, пальцами раздвигаю прямоугольники и жду, когда Гуся повторит наш ритуал.
— Синий. Ага.
— Синий хорошо смывается, — поддерживаю подругу.
— Но в него прошлый раз ты красилась. Я хотела фиолетовый, — дует она губы.
— Ты помнишь, никаких перетасовок. Таковы условия нашего пакта на этот год!
— Ладно, — выдыхает она. — А ты везучая стерва! — шутливо толкает меня в бок.
— Как думаешь, нас Дашка примет сегодня?
— Ща напишу ей, спрошу. У нее не так, чтоб очередь из клиентов, ты ж знаешь.
— И все равно зарабатывает больше нас! А мы ещё смеялись над ней, когда она третий курс бросила и на курсы парикмахеров пошла. Были б поумнее, уже давно ноготочки на дому кому-нибудь пилили.
— Я лучше сразу вскрою себе вены, — фыркает подруга, быстро тарабаня пальцами по экрану. — О, говорит, приходите сейчас.
— Ну что, — разворачиваюсь к зеркалу на шкафу. — Прощайте голубые волосы, нам было хорошо вместе. Гуся, попрощайся! — толкаю ее в бок.
— Прощайте волосы, — бурчит она.
— Не каркай!
В салоне, где Дашка арендует кресло, произошли изменения. Стены перекрасили в черный напополам с бордовым, с потолка свисает готическая люстра, а мастера теперь все в черных фартуках. На заднем фоне звучит тихая мелодия и какое-то жужжание, типа, бормашины.
— Дашка, что у вас тут за грот теперь? — тихо спрашивает Гуся.
— Не грот, а салон, деревня. Вон, за стенкой теперь татухи делают и пирсинг, а тут только избранные, кивает она на себя. — Теперь сюда только узкий круг пускают и только по предварительной записи. Поднялась я на ваших цветных волосах!
— Это как?
— Ну, помните, я снимала вас во время окрашивания. И моя рубрика "двенадцать оттенков безумия" в Инсте просто взорвал ленту! Написала историю, как вы на Новый год заключили пакт о смене цвета каждый месяц и как его блюдете. Про то, что вы невменяемые к тому моменту были, а вас просто на слабо взяли, умолчала, конечно, — ржет Дашка. — Короче, как посыпались лайки, репосты, комменты. Директ ломится от желающих повторить ваш фокус с цветным окрашиванием.
— Слава пришла, откуда не ждали, — фыркаю я.
— Ага, — гогочет парикмахер. — Ну, кто первый? Какой цвет в этот раз?
— Розовый! — поднимаю я руку.
— Синий! — угрюмо отзывается Гуся.
— Так-с, начнем с тебя, "розовое сияние", — пританцовывает Дашка. — Вы хоть за краску в этот раз заплатите, бомжары? — окидывает нас прищуренными взглядом.
— Да-а-аш, — тяну я.
— Ладно, вон, для вас даже клиенток перенесла. Пора ленту пополнять!
Дашка, конечно, ни разу не клиентоориентированная, но руки у нее откуда надо растут. Спустя три с половиной часа я восторженно пялюсь в свое отражение. Подмигиваю ему, строю рожицы, клепаю бесконечные селфи.
Гуся сидит надутая, пока наш язвительный парикмахер не шепчет ей что-то на ухо и не берется за огромные ножницы. Я даже крикнуть не успеваю, как длиннющая выцветшая прядь опадает на пол.
— Что ты делаешь?! — в ужасе шепчу я, даже голос от волнения пропал.
— Каре! — широко улыбается подруга.
— Ты с ума сошла?
— Отстань, ссыкло, будет бомбезно! — размахивает ножницами Дашка.
— Все, не могу на это смотреть, — закрываю лицо руками. — Я пошла.
— Иди-иди, мой маленький пони! — ржет бывшая однокурсница.
Оставляю этих безумных наедине и выхожу из "грота". На улице ловлю солнечные лучи, которых была лишена последнюю неделю взаперти, и улыбки прохожих, скользящих взглядом по моим зефирным волосам. Разве нужно женщине для счастья что-то ещё?
Вообще, нужно, конечно. И к этому "что-то ещё" я сейчас заявлюсь на работу!
Глава 20. Музыкальная открытка
Майя
Я покупаю шарики. Много. Мне кажется это забавно, отблагодарить Медведя за его заботу таким вот воздушным способом. И немного нелепо. И в этом особый шарм!
Я бодро шагаю к зданию с медной вывеской "Нотариус", и широкая улыбка не покидает моего лица. На мне яркое цветастое платье, перекликающееся с волосами, и лёгкий, едва уловимый аромат манго. Спасибо Гусе и Ив Роше за дорогущее масло для тела, надеюсь, оно не подведёт!
Пока Дашка красила меня, я многое сумела передумать в своей голове. Даже набросала небольшой план действий!
Во-первых, Медведя надо покорить — тут шарики в помощь и харизма в придачу. Затем — оградить от жены, с этим пока не придумала, как быть, но с креативностью у меня все норм, разрулю. Третьим шагом — влюбить его в себя до беспамятства и тогда, если правда вдруг всплывет на поверхность, — ему дела не будет до того, как все началось. Если так подумать, то спустя двадцать, тридцать лет, когда мы будем рассказывать историю нашего знакомства детям — а у нас, непременно, будут две девчонки с густым веером ресниц, как у папы — факт того, что мне заплатили, вообще перестанет иметь значение. Вообще, фактически же денег я никаких и не получала, бумаг не подписывала, так что смело можно считать, что ничего и не было.
Самовнушение — великая вещь!
За самой обычной серой дверью меня встречает просторный светлый холл приемной, стулья, выстроенные вдоль стены, и не слишком дружелюбный взгляд тётечки средних лет. Она, подобно сторожевому псу, сразу же вскакивает, стоит мне войти с охапкой розовых шаров в помещение. Смотрит на меня сканирующе снизу вверх, с самых кончиков пальцев, выглядывающих из босоножек, до ярких волос, и ее брови ползут вверх искривленной дугой.
— Я могу вам помочь? — высоким голосом спрашивает она.
— Да, мне нужен Владислав… эм… — черт, а фамилию-то я не знаю!
На уме вертятся какие-то дурацкие варианты, но тут и к гадалке не ходи, это все мой отравленный массмедиа мозг подбрасывает: Соколовский, Бумага, Кадони. [1] Просто пальцем в небо!
— Ну, высокий такой, плечистый, — развожу руками.