Страница 27 из 56
Проклятье! Я действительно забыла.
Кажется, Светлана Леонтьевна что-то упоминала о репетиции в общем чате, но я это не приняла во внимание.
Почему Герасимов тоже не мог забыть? Я вас умоляю, в прошлом году он не явился на последний звонок, поскольку «забыл». Он также «забывает» посещать уроки… И дался ему этот вальс!
Положа руку на сердце, признаюсь, я надеялась, что он часто будет пропускать тренировки, и я попрошу другого партнера, ссылаясь на безответственность Арсена. И что мы имеем? Это я забыла про вальс, черт возьми!
— Ничего я не забыла, — бубню себе под нос, отчего лицо Герасимова озаряет лучезарная улыбка. Он меня раскусил.
— Так ты собираешься слезть со стула или тебе помочь?
Ни за что Арсен ко мне не прикоснется!
— Ты иди, а я догоню, — покосившись на рюкзак, заверяю его.
Вместо этого Герасимов делает два шага, и оказывается прямо за моей спиной. Заглядывает за плечо и тихо усмехается, как бы невзначай интересуясь:
— И тебе не нужна помощь с рюкзаком?
Поджимаю губы, не в силах из себя выдавить просьбу. Разве не очевидно, что я в отчаянном положении?
— Что? — дурашливо прикладывает руку в уху. — Не слышу…
— Не мог бы ты достать мой рюкзак, пожалуйста, — со вздохом произношу.
С легкостью, как будто я ничего не вешу, Арсен снимает меня со стула, после чего сам на него залезает, достает рюкзак и протягивает со словами:
— Зачем ты его туда закинула?
— Ты думаешь это я? — вскидываю брови, мол, серьезно? По-твоему, мне больше заняться нечем?
— И чья это великолепная идея?
Герасимов спрыгивает со стула, ставит его на место и, положив руку мне на спину, ведет к выходу.
— Васнецовы, — совершенно без зазрения совести выдаю болванов.
— Хочешь, наваляю им?
Прошу прощения…?
Видимо, Арсен сам от себя не ожидал таких слов. Мы ошарашенно друг на друга таращимся, а потом он прочищает горло и чешет затылок.
— Ну они давно напрашиваются, и все такое, — словно оправдываясь, неуверенно мямлит, отворачивается и ускоряет шаг.
Оставляю без внимания этот неловкий эпизод, потому что если задумаюсь об этом хоть на секунду, то признаю существование бабочек в животе, а еще додумаю сверху то, чего нет и быть не может.
В актовый зал мы заходим ровно за пять минут до начала тренировки. Статная женщина с мягкими чертами лица нам улыбается и просит положить вещи, что мы собственно и делаем, после чего присоединяемся к одноклассникам, которые кучей стоят посреди зала.
— Меня зовут Инга Олеговна, — предоставляется женщина, перекрикивая галдёж. — И на своих уроках я прошу максимум уважения и внимания, — строгим голосом отрезает, чем привлекает внимание. Похоже, с ней шутки плохи. — Кому не интересны занятия — прошу прямо сейчас выйти и не тратить ни мое, ни свое время. Тренировки у нас добровольные, никого насильно заставлять танцевать я не буду.
Женщина выдерживает паузу, выразительно на нас посмотрев. Никто не выходит, тем самым признавая ее авторитет. Инга Олеговна довольно кивает головой, после чего продолжает:
— Обговорим правила: первое, если вы пропускаете занятия, у вас должна быть на это веская причина. Второе, все пары будут закреплены между собой сегодня в конце этого урока, после того как я увижу, как вы взаимодействуете между собой. В вальсе между партнерами должна быть определенная степень доверия, как и в любом танце. Девочки, запомните, ведёт мужчина! — Она обводит нас взглядом и добавляет: — Поэтому мальчики — пора взрослеть!
— Многие из нас уже давно мужчины, Инга Олеговна! Могу доказать! — выкрикивает Долматов, криво ухмыляясь.
Инга Олеговна обращает на него снисходительный взор и обманчиво-мягким тоном отрезает:
— Ваша фамилия, молодой человек?
— Айдар Долматов, — важно представляется.
Долматов ожидает, что преподаватель растечется лужицей у его ног, но вместо этого она невозмутимо хмыкает и говорит:
— Что ж, спешу вам донести, что мужчину определяют его поступки, а не фамилия и сомнительные доказательства. Правило третье: я понимаю, что вы подростки и многим, — стреляет взглядом в Долматова: — гормоны бьют в голову, и тем не менее прошу оставить неуместные шутки за дверьми этого зала.
Долматов (Аллилуйя!) затыкается, и Инга Олеговна перечисляет еще несколько правил. В частности, надевать на тренировки удобную обувь, не опаздывать и уважать друг друга.
— А теперь становимся по парам! — хлопнув в ладоши, произносит.
Герасимов от меня и не отходил, точно приклеился, поэтому только хватает за руку и тащит в первую линию.
Да он с катушек съехал! Хочет, чтобы мы опозорились? Я не прочь танцевать где-то за спинами других, где не будет видно моей неуклюже движущейся фигуры. О чем я собственно ему и сообщаю, но Арсен только небрежно отмахивается.
— Да отпусти же меня ты меня! — фыркаю, пытаясь вырвать ладонь из его стальной хватки.
— Ты такая трусиха, — дразнится, но больше у него этот номер не прокатит.
— Я больше не поведусь на слабо, Герасимов.
— Герасимов? — уточняет. — Мы снова вернулись к фамилиям, Уткина? Я думал, мы перешли на новый уровень наших отношений, — игриво шевелит бровями, издеваясь надо мной.
Раздраженно закатываю глаза и стукаю свободной рукой засранца в плечо, чем вызываю только смех.
Забудьте все, что я говорила ранее! Никаких бабочек, только временное помутнение рассудка на фоне стресса!
Хочу треснуть еще раз недоумка, но он ловко уворачивается, еще громче хохоча.
— Ребята, вы закончили свои брачные игры? — звучит позади нас голос Инны Олеговны. — Мы можем начинать?
Проклятье! Ну почему рядом с Герасимовым я постоянно позорюсь?
Отскочив от Арсена на метр, встаю по стойке ровно, скромно складывая руки перед собой, чувствуя как к щекам подкрадывается румянец.
— Отлично! Сейчас я хочу, чтобы вы были максимально собраны! Встаньте друг напротив друга…
Арсен делает два шага ко мне, становясь аккурат напротив. Только сейчас я замечаю, что все уже стоят по парам в шахматном порядке. Герасимов все-таки добился своего, мы в первой линии.
— А теперь посмотрите друг другу в глаза и возьмитесь за руки. Почувствуйте контакт, энергию своего партнера. Вам должно быть комфортно друг с другом. Лучше все этапы стеснения преодолеть прямо сейчас, чтобы в танце вы были максимально раскрепощены.
Арсен протягивает руки ладонями вверх, но я опасливо на них кошусь.
— Давай же, Нина, смелее, — нетерпеливо подгоняет меня: — клянусь, они чистые!
Отчего-то мои пальцы подрагивают, когда я вкладываю их в ладони Арсена. Он мягко сжимает мои пальцы, пока я тону в его глазах цвета неба.
Дыхание сбивается, а по телу проходит дрожь. Громкий стук сердца отдается эхом в ушах, и я машинально облизываю внезапно пересохшие губы.
Арсен опускает на них взгляд, и в его глазах вспыхивает пожар. Он так жадно смотрит, словно едва себя сдерживает, чтобы не…
Боже правый, какая же я дура! Герасимов хочет меня поцеловать? Не во сне, а взаправду?
Официальное заявление: мне необходим доктор и пилюли от галлюцинаций!
Однако наваждение не проходит. Мы стоим, точно две застывшие статуи, и держимся за руки. Медленно Арсен обхватывает мои запястья большими пальцами и нежно поглаживает тонкую кожу, перемещает их на костяшки и переплетает наши пальцы. Мне кажется, я чувствую биение его пульса… Или это мой собственный, не могу разобрать.
Его руки теплые и сильные, отмечаю про себя. А ещё у него длинные пальцы со сбитыми костяшками, и, не отдавая себе отчет в действиях, я ласково провожу по ним, словно пытаясь залечить…
Он сглатывает, дергается, точно очнувшись от глубоко сна, и хмурит брови.
— Делаешь успехи, Уткина, — ему хочется быть дерзким, но хриплый голос выдает его с потрохами, так же как меня мурашки. Герасимов прочищает горло, и возвращает на лицо свою коронную кривую ухмылку подлеца. — У тебя очень нежные ручки…
Я понимаю, куда он клонит… Гнусный мерзавец!