Страница 4 из 29
— Я такую вещицу придумал... — говорит Женька.
— Отстань! — цыкнул я на него.
Точно, фотографирует. И что-то вверху. Никак наблюдательную вышку на красном доме?
— Тише ты! — говорю я Женьке и глазами показываю на человека. Он уже кончил фотографировать и теперь спешит к нашему дому.
— Беги! — шепчу я Женьке.
— Куда? - вытаращился Женька.
— В милицию! — говорю я. — Не понимаешь, что ли? Я следить буду, а ты давай дуй...
Пока я объяснял Женьке обстановку, подозрительный тип исчез. Мы обшарили весь двор, всю улицу, бегали к реке. Без толкуI Ясное дело, шпион ждать не будет!..
— Ничего, — сказал Женька, — мы возьмём Пирата и найдём этого диверсанта. Вот увидишь!
Пират не помог. Да и как иначе? Вот если бы он видел этого шпиона, или бы диверсант вещь какую-нибудь свою оставил. Тогда бы собака по запаху, по следу бы нашла.
«Диверсанта» мы снова увидели дня через два.
По тротуару шёл милиционер.
— Товарищ милиционер! — бросился я к нему. -Вон там подозрительный тип. Он военные объекты фотографирует.
— Проверим, — сказал милиционер.
Подозрительный тип оказался художником. Он недавно переехал в соседний дом.
— Че-к-и-ист! — презрительно сказал мне Женька и поправил на голове шлем. — Я и в милицию бежать не хотел — знал, какой это шпион.
— Не трави, — сказвл я.
— Больно надо! — Женька снял шлем и стал разглядывать его.
— Счастливчик, — сказал я. — У тебя отец лётчик и шлем настоящий.
Женька так и заблестел от гордости.
— Шлем что, — сказал он. — У меня пушка есть.
— Врун, — сказал я, — настоящая пушка, знаешь. Она и в комнату не влезет.
Женька поморгал рыжими ресницами и сказал:
— Дурак! В авиации пушки маленькие. А батя мой придумал — в портфель поместится.
— И тебе отдал?
Женька выпятил губы и стал насвистывать. По двору прошёл дворник с метлой в руке.
— Здрасте, дядя Федь! — крикнул Женька.
— Здрасть! — ответил дворник и как-то недоверчиво покосился на нас.
— Понял? — спросил Женька, когда дядя Федя удалился.
— Чего?
— Чего? — передразнил Женька — Дядя Федя охотится за мною.
— Как охотится? — не понял я.
Женька сплюнул. У него это здорово получается — фонтанчиком.
— Ка-а-к?.. За пушкой, — прошипел он так, что горячая волна прокатилась у меня от ушей до пяток. — По заданию иностранной разведки... Понял?
— Дядя Федя? — переспросил я.
— Заболтался я туточка, — сказал Женька. — Надо бежать...
Он приложил руки к груди и побежал куда-то.
— Завтра покажешь? — крикнул я вдогонку. Женька обернулся и показал мне кулак.
Без всякого удовольствия гулял я с Пиратом по Шишмарёвской улице[2]. Собака не рвалась с поводка, не бежала. Тихонько шла и в( глаза мне заглядывала, будто понимала всё.
Два карапуза играли в кораблики. Они опускали в канаву бумажные лодочки п дули изо всех сил. Лодочки пробегали немного по мутной воде и останавливались. «Чудаки, — подумал я, — война, а они...-»
ПРОВОДЫ
День был такой, что асфальт плавился. Ступишь на него, а от ботинка следы остаются. И от машин тоже. Листья на деревьях, как тряпочки, обмякли.
Всё наше семейство — папа, мама, Галка, я и даже Пират — сидели в кузове грузовика. Грузовик вёз нас на Московский вокзал. Мы провожали Галку. Она уезжала на Урал. С одной старой маминой приятельницей.
Машина взобралась на Строганов мост и побежала по блестящим доскам[3]. За перилами серебрилась Нева, Большая Невка. Клубя дымом, к мосту подходил буксир. Вот он свистнул. Труба у него надломилась и легла у капитанского мостика — это чтобы мост не задеть. За буксиром тянулись плоты.
Я заглянул в окошко кабины. В кабине рядом с шофёром сидела мамина приятельница со своим маленьким сыном. Они уезжали на Урал, к своим родственникам.
Наша машина обогнула телегу, которую везла большая коричневая лошадь, и побежала по Каменноостровскому проспекту[4]. Я посмотрел налево — ничего интересного. Просто большие каменные дома. А справа — парк. Там, за деревьями и кустами, наверняка пушки должны быть. Пушки всегда надо спрятать получше, чтобы враг не увидел.
Солнце ложилось за кроны тополей, золотило верхушки могучих дубов. Аллеи убегали в глубину Каменного острова, терялись среди пышных зелёных кустов. Пушек не было видно. Когда мы подъехали к Каменноостровскому мосту, на дороге, которая вела вдоль Малой Невки, показался отряд красноармейцев.
Машина взбежала на мост. И тут я услышал грохот. Повернул голову — к мосту ползли танки. С красными звёздами на башнях. Сами зелёные. Сердце у меня так и застучало. Я прямо вцепился руками в борт машины. Но тут наш грузовик свернул с проспекта.
— Видишь, войска, — услышал у самого уха голос отца. — Весь гражданский транспорт сворачивает.
Автомобили и телеги сворачивали вправо вдоль Невки, а потом налево на ухабистую дорогу. В последний раз увидел я шедшие по мосту танки. Вот мелькнула машина с пушкой на прицепе, и всё исчезло за деревьями, за неуклюжим серым домом.
На центральную улицу Петроградской стороны — на Кировский проспект мы выехали не скоро, уже у парка Ленина. Ни танков, ни других войск не было и в помине. Слева и справа тянулись тополя. Вот из-за деревьев вынырнул нарядный трёхэтажный дом. Над улицей повис небольшой балкон. Я не раз бывал в этом красивом доме. В нём — музей Кирова. Через дорогу от музея вытянулся тёмный, со сплошными лентами окон и длинными балконами Дом политкаторжан. В нём я тоже бывал. Внизу есть отличный зал. Мы всей школой гуда ходили. Там показывали кукольный спектакль «Золотой ключик». Я только во втором классе тогда учился. А наверху, как учительница рассказывала, живут семьи политических заключённых. Тех, кого царь сажал в тюрьму, кто революцию делал.
У Дома политкаторжан сквер горбился не то блиндажами, не то дзотами. А у Петропавловской крепости — она как раз напротив — шпиль совсем даже не блестел, хотя вовсю светило солнце. Я сразу догадался, что это, наверно, для маскировки позолоту краской сверху покрыли, чтобы не блестела.
Машина миновала Кировский мост[5]. Впереди — деревья стоят. Вдалеке, в центре сквера, тёмные гранитные плиты братских могил. Там похороне ны герои революции. Вокруг цветники, сирень, черёмуха... Раньше всегда трава на Марсовом поле была зелёная-зелёная, а теперь... У улицы Халту-
рина[6] образовалась пробка. Я отлично видел, как изменилось за последние дни Марсово поле. Из-под свежевскопанной земли во многих местах торчали брёвна красноармейских блиндажей. Укрытые маскировочными сетками, притаились зенитке... Их стволы смотрят в небо. Но явится фашистский стервятник — несдобровать ему. Эти пушечки будь здоров какие!
По аллее шёл отряд.
— Кру-гом! — приказал командир. Красноармейцы, как один, повернулись и пошли в другую сторону. Над ними поблёскивали штыки. «Счастливчики!» — подумал я.
Угол Невского и Малой Садовой. Мне очень нравился этот огромный красивый дом. Со скульптурами. С большущими витринами Елисеевского магазина. На витринах раньше было полно разных больших корзин с фруктами, всяких вкусных вещей, а теперь витрины закрыты щитами из досок. Щиты высокие, с двухэтажный дом, они стояли немного наклонно к стене, будто горки крутые. Это, ясное дело витрины засыпали песком, а потом досками обшили — на случай бомбёжки. Чтобы осколки не попали...
Тракторы-тягачи везли на прицепах глыбы из камня. Глыбы похожи на пирамиды, только меньше. Даже ниже человека.
— Какие красивые! — сказала о них Галка.
— Противотанковые надолбы, — объяснил я.
— Видишь, Надя, — сказал папка, — положение назревает серьёзное. Вам тоже следует поспешить...