Умная пуля

– До вечера?

– До вечера.

И он и она знали, что вечером, скорей всего, ничего не будет. Турецкий обязательно унесется по делам, назвав их неотложными, а Клавдия, так и не дождавшись, когда шеф закончит свой бесконечный рабочий день, поедет на метро до Орехова. Но это был даже и не обман. Просто одинокой женщине жизненно необходимо время от времени назначать свидания. На душе у нее тогда становится светлее.

Глава 3

Академики тоже умирают по пятницам

День не предвещал ничего плохого. Была обычная пятница, тринадцатое мая. Академик Жбановский любил последний рабочий день недели после обеда. В это время резко снижалась деловая активность посетителей и просителей. Их мысли перестраивались на планы относительно предстоящих выходных, и он мог немного вздохнуть.

Хотя Жбановский уже третий десяток лет руководил научно-исследовательским институтом, и руководил довольно успешно, административная работа тяготила. Все-таки прежде всего он был исследователем. Да, иметь в руках мощный инструмент, дающий возможность разбить неосуществимый проект на несколько локальных, а затем собрать результаты воедино, все равно что виртуозу обладать скрипкой Страдивари. Но возможность «поиграть» выпадала урывками.

Он буквально тонул в нескончаемом потоке раздутых до вселенского масштаба мелочных жалоб, просьб о прибавке зарплаты, склок типа: «он получает больше, а делает меньше», требований: «верните моим детям мужа», нескончаемых счетов, прорывов сантехники, больничных листов, всевозможных отпусков. Время от времени он пытался заставить помощников и заместителей решать мелочные проблемы без своего участия. Однако из этого никогда ничего хорошего не получалось. Люди, не способные разрешить пару самых мелких вопросов, внезапно принимали стратегические решения в делах, к которым их и близко подпускать было нельзя.

А чего стоят юбилеи, дни рождения, обмывания званий и степеней? Если не прилагать неимоверных усилий, то спиться можно за год. Тем более что в молодости лейтенант Жбановский лично сопровождал ядерные боеголовки на Кубу и обратно. Два месяца в трюме, при сильнейшем радиоактивном облучении, не прошли даром. Однажды под душем все волосы смылись и никогда больше не выросли. Жбановскому для вывода радионуклидов требовалась ежедневная доза спиртного. Незаметно алкоголь стал разновидностью питания. Академик нашел в себе силы побороть и этот соблазн.

Жбановский протер платочком вспотевшую голову. Достал бутылочку кагора. Нацедил половину стакана. Выпил. Прислушался, как приятное тепло разливается по телу. Вино ему поставлялось по спецзаказу с Кубани. Стоит в небольшом городке Ейске крошечный заводик и производит вина, которые тут же грузятся на суда и уходят по миру. А у нас качественный продукт конкуренции с бормотухой не выдерживает.

Разложил на столе чертежи и покрытые формулами и таблицами листы. Теоретически все было просчитано, но проверки практикой расчеты не выдержали. Теперь предстояло подвести под результаты испытаний научную базу.

«Пуля влетела в окно, повернула на двадцать градусов с радиусом разворота тридцать три миллиметра. Через тринадцать микросекунд по дуге вошла в цель. Однако на конечном участке коэффициент рысканья оказался больше расчетного на три десятых процента». Это было недопустимо много. В результате угол атаки изменился на острый. Убойная сила, соответственно, упала на двадцать процентов.

Жбановский чувствовал, что ответ на поверхности. Мало того, не оставляло чувство, что он подсознательно знает. Несколько раз подступало: вот оно! Но всякий раз наступал срыв. Раньше хорошо думалось ночами, но теперь он был не в том возрасте, чтобы насиловать организм. Академику жизненно необходимо были две вещи. Полнейшее погружение в проблему, когда кроме нее ничего на свете не существует. И затем переход в состояние полного покоя, когда голова абсолютно свободна от мыслей. Тогда находит озарение. Из полнейшей абстракции вдруг вырисовывается идея. Жбановский предпринял очередную попытку вникнуть в суть проблемы.

Обитая звуконепроницаемым материалом дверь бесшумно отворилась. Из-за нее выглянула белокурая женская головка. Секретарша пару секунд рассматривала шефа. Она достаточно хорошо успела изучить свое–нравного академика. Беспокоить его в такие моменты не следовало. Так же тихо прикрыла дверь.

Ломая руки, прошлась по приемной. У девушки в сумочке лежал билет на самолет до аэропорта Адлер на девятнадцать часов. Оставалось всего четыре. Можно сказать, она уже опаздывала. Неделю назад Жбанов–ский обещал пораньше отпустить, но она не могла бросить все и сбежать. Каждый день, уходя домой, девушка вынуждена была предупреждать об этом начальника.

Она на секунду задумалась и, поняв, что нерешительность может сильно испортить отпуск, схватила дверную ручку.

Жбановский вздрогнул. Не дав ему опомниться, секретарша, делая большие глаза и беспрестанно улыбаясь, выпалила:

– Марк Борисович, извините, но я опаздываю на самолет. Вы обещали отпустить сегодня пораньше.

– Да? – Академик недовольно приподнял нарисованные черным стеклографом брови.

Сегодня он разместил их слишком высоко, поэтому выглядел смешным и трогательным, как бы ни пытался рассердиться. Почувствовав, что девушка всерьез его ворчание воспринимать не собирается, сменил гнев на милость.

– Ладно. В курс дела Лену ввела?

– Конечно!

– Не люблю я это. Все придется делать самому. Обычно секретарь уходит в отпуск с руководителем одновременно.

– И отдыхают вместе где-нибудь на островах! – радостно дополнила она мысль. – Я согласна. Однако, Марк Борисович, я молода и не могу без отпуска три года.

– Неужели я три года не был в отпуске? Вот закончим с этой пулей, тоже поеду отдохнуть, – мечтательно произнес Жбановский.

Его близорукий взгляд скользнул по открытому животику. Там нечто блеснуло. Приподнявшись, академик вытянулся вперед и спросил:

– А что это у вас?

– Пирсинг, – ответила секретарша и, поняв, что это слово в лексиконе шефа отсутствует, разъяснила: – Просто проколола пупок. Это сейчас модно.

– Черт знает что! – взорвался Жбановский. – Вы в этом ходили весь день? Умная, образованная, молодая женщина. Красавица. Мать двоих детей! И вдруг такая легкомысленность! Вы же лицо института! Ко мне приходят солидные люди: министры, депутаты, генеральные директора, выдающиеся деятели науки и культуры. И что их встречает? То драные джинсы, то полнейший разврат. Что подумают уважаемые люди, увидев ваши лохмотья?

– Какая зарплата, такая и одежда! – с ходу парировала девушка, нервно поглядывая на висевшие напротив двери часы. Во время разговора стрелки ускорили свой бег по циферблату.

– Ладно, беги, – смилостивился Жбановский. – Но чтобы больше этого безобразия я не видел!

Помощница выпорхнула. Академик ухмыльнулся. Любил он эту девушку, хотя частенько ругал. Нравилось ему в ней то, что, справедливо принимая критику, она никогда не испытывала чувства вины. У нее это было врожденным. Жбановскому, для того чтобы прийти к такому же мироощущению, потребовалась вся жизнь.

Он встал из-за стола. Потянулся, закинув руки за спину. Прислушался к звукам, сопровождающим физические упражнения. Подошел к двери и запер на ключ. С обратной стороны теперь могли стучать руками, ногами, хоть головой. В кабинете нарушить тишину было невозможно. Отключил все телефоны, кроме «кремлевского» – без номеронаборника, соединявшего напрямую с заместителем министра обороны по вооружению. И вернувшись, занял свое место за столом.

Едва собрался с мыслями, зазвонил «кремлевский». Академик чертыхнулся и поднял трубу. На проводе, как ни странно, оказался его заместитель, профессор Чабанов. Впрочем, профессором он был таким, что члены научного совета иначе как «чабаном профессоровым» его не называли.

– Марк Борисович, разрешите на прием. Возникла срочная производственная проблема, – прозвучал уверенный голос.

– Виталий Игоревич, вы каким образом оказались на этой линии? – удивился академик.