Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 15



Шпана летел вдоль дома, словно радостный ветер подгонял его мощными дружескими пинками; на фоне враждебности к ситуации его разбирал нервный смех.

– Милиция! – верещал далеко за спиной женский голос. – Милиция! Вон он, вон он!

Мизерный осколок от разбившегося стекла воткнулся в правое веко Данилы.

– Вот злобучая стекляшка, будто в отместку. – Данила остановился, чтобы вытащить стёклышко, спиной чувствуя несуществующую погоню. На этот раз жизнь натянула слабую улыбку: осколок удалось с первого раза подцепить ногтями и вытянуть. Шпана машинально сунул его в карман брюк: на память? Когда удалился шагов на сто от места «убежавшего букета», решил: это улика, – и выкинул. Правда, пока пальцы елозили в поиске по материи кармана, стеклянный осколок успел вонзиться под ноготь мизинца.

Данила пробежал несколько дворов, петляя по закоулкам. Наконец остановился, чтобы отдышаться и оглядеться – нет ли погони.

– И какой же я везучий! Прям победитель. Выиграл приз с момента зачатия… в спринте по темноте за победу к свету! Победителю кубок – жизнь собачья. Аплодисменты мне, люди-и-и!

Шпана увидел, как на него пялятся огромными глазами две женщины. Та, которая в кожаном плаще пожала плечами и указала на крышу пятиэтажки. Вторая яростно кивала, ещё печальнее смотрела на Данилу.

– Что так смотрите? – спросил он. – Инопланетянина увидели? Правильно, я с крыши навернулся. – Он обречённо махнул рукой, прошёл вдоль низкого заборчика и скрылся за углом металлической будки. И женщины услышали удаляющееся:

– Я же света в жизни ждал, а вы мне темноту подсунули…

Глава 2

– Проходи. – Ирина натянула на губы улыбку, пропуская Данилу в квартиру. Голос простуженный, горло повязано шерстяным платком, в руке – чашка с горячим чаем. – Промок?

– Дождь не угадаешь – льёт, перестаёт, льёт, перестаёт. Из дома вышел – с неба не капало, а через пять минут потопом хлынуло. – Данила шмыгнул носом, снял с себя куртку. – Заболела?

– Немного. – Ирина отхлебнула из чашки чай и кашлянула. – Чаю с пирожными?

– Буду. – Шпана не сводил глаз с короткого шёлкового халатика Ирины, подвязанного поясом; взгляд то грохнется на её коленки, то словно из-под домкрата медленно поднимается к лицу. Они прошли в зал.

– Включу газовую колонку, голову горячей водой сполоснёшь и вытрешь насухо. – Ира поставила чашку на журнальный столик, достала из шкафа полотенце и подала Даниле. Он уже собрался умчаться в ванную комнату, но Ирина потянулась через спинку дивана к тумбочке за градусником, приподняв вытянутую правую ногу, и по его взору врезал вид – полумесяцы ягодиц и по центру бугорок белых трусиков.

В голове Шпаны пронеслась мысль: «Наверное, все красивые молодые женщины похожи. Кукла точно так же встала передо мной, соблазняя. Эта тоже туда же. А ещё говорит – английский изучаем». Но сейчас Данилу почему-то охватил стыд. Он силился отвести взгляд, но как-то всё оказалось против его воли, которая очень быстро его предала и за подбородок возвращала глаза к месту, пробуждающему плотское вожделение. Один из органов его тела предательски предавал: кругом одни прекрасные предатели!

Ирина выпрямилась, её нечаянный взгляд упал вниз. Она поняла свою оплошность и едва не сказала глупость – что-то про пляж: там же женщины не возмущают плавками до такой степени окаменения. Она мило улыбнулась и развела руки, держа с растерянным видом градусник и белый фен.

– Я налью чаю, а ты всё-таки согрей голову. На, держи. – Ирина протянула фен. – Высушишь волосы.

Шпана усмехнулся, качнув головой, и чуть не задал вопрос: какую голову и каким образом согреть? Ира увидела в его глазах, мимике похотливый сарказм и поняла, что как-то неправильно выразилась.

– Давай, иди уже. – Она щёлкнула пальцем по кончику его носа. – Твоя ни разу не застенчивая улыбка стены моей квартиры раздвигает. Я поняла, о чём она. Я прекрасно всё поняла.

Шпана театрально тяжело вздохнул, показывая своим печальным видом: как же его здесь ничуточки не понимают, – повернулся и направился в душ.

На кухне Ирина включила АГВ, поставила чайник на газовую плиту, достала банку с мёдом из зимнего холодильника под окном, достала из обычного холодильника разные продукты и принялась готовить ужин. Просушивая волосы феном, Данила слышал её кашель. С глаз не сходила картина увиденного возле дивана. С раскрасневшимся лицом Шпана вышел из ванной, следы от сырых носков оставались на половицах. Он сел на кресло и как прилежный ученик сложил руки на журнальном столике. Держа серебряный поднос за ручки, Ирина подошла к Шпане:

– Сними носки.

– Тогда пойду ноги мыть.



– Пожалуйста, иди. – Поднос из рук Ирины перекочевал на крышку журнального столика.

Данила вернулся в ванную. Подумав, крикнул:

– Штаны и свитер тоже мокрые!

Ирина издала смешок, громко произнесла:

– Дайте пить, а то есть хочу так, что переночевать негде с хозяйкой квартиры? Так?

– Так!

– Скидывай, лезь под душ. Халат в белом шкафчике, новый. Ты, кажется, был уже в нём. Там их даже два. Только недолго, чай остынет.

– Мне и в правду ночевать негде! – перекрикивал Данила шумящую из крана воду.

– Не лги!

– Правда клянусчатая!

– Хорошо! Выйдешь, расскажешь!

Данила вылил на себя шампуня – половину флакона, по-быстрому смыл пену, наспех вытерся полотенцем.

– Всё равно весь скользкий как мыло, – недовольно пробурчал он. Из дверцы белого металлического шкафчика достал и накинул на тело толстенный бархатный халат. Рукава оказались коротки, едва доходили до костяшек на запястьях. На мгновение Шпана подумал: «Смешон». Ладно, и так пойдёт, а то чай остынет. Ещё подгоняло нетерпение – поскорее оказаться рядом со своей молодой «англичанкой». Конечно, он отгонял навязчивую мысль, но та назойливо цеплялось за вопрос: «А что, если?..»

– Согрелся? – Ирина прислонила носовой платок к переносице и улыбнулась. – Вероятно, не стоило тебе приходить. – Она сидела на диване с сомкнутыми коленями и ступнями, ровно вытянув спину, изящно держала двумя пальцами чашку белого английского фарфора.

Данила привыкал, уже не стеснялся как прежде. Его привыкание ступало семимильными шагами. И всё же он пока держал дистанцию, не смел позволить действий, какие позволил бы с ровесницей. Он опустился в кресло. Глаза не слушались, впивались взглядом в коленки любимой «англичанки».

Ирина нагнулась к Шпане и указательным пальцем за подбородок перевела его взгляд на поднос, где расположились лично для него широкая чашка с чаем, молоко в молочнике, мёд в пиале, кусковой сахар в блюдце, аккуратно нарезанные кусочки батона и овсяное печенье в плетёной корзиночке, тонко нарезанный сервелат в маленькой тарелке, сливочное масло в прозрачной маслёнке, стакан воды; на тот случай, если голод не уймётся, возле ручки подноса лежало полбатона.

– Водка? – спросил Данила, подбородком указал на воду в стакане.

– Конечно, – нараспев произнесла Ирина. – Вот, споить решила малолетку.

– Нет. Типа так, если только для согрева.

– Ко-не-чно, и после согреть… решила. – Ирина кивнула, трогательно улыбаясь, часто заморгала широко открытыми глазами.

Светясь широченной улыбкой, содрогаясь от беззвучного смеха, Данила взял чашку с чаем.

– Значит, сюрприз? – притворно удивился он. – Я рад, я рад. А у меня сегодня вроде не день рождения. Тем не менее приятно, забота радует. Надо сказать, бесконечно радует. Не зря я корячился под горячим душем, дефилируя на скользкой поверхности… знаешь, чтобы удержаться и не пробить лбом ванну.

Ирина не могла отвести глаз, умиляясь озорным обаянием Шпаны. Доброе лицо, которое светилось солнцем, очаровывало. А настолько ясные улыбающиеся глаза казались такими искренними, безмерно счастливыми, любящими, какой-то божественной природы, ангельскими. Жаль только, успела поближе его узнать. И счастья в жизни этого юноши судьба давно не наблюдала. Ей стало жаль его: он сейчас ловит счастливый момент, кажется, позабыв обо всём. Но мелькающая печаль в его глазах, выдаёт временную маску на лице. И он всего лишь берёт жизнь, каждый миг – какие дают, какие позволяют. Пока не спорит с судьбой, смиряется. Но близок рок: получив в наследство совершеннолетие, силу, мужество, жестокую природу улиц, он не оставит течение жизни безвольным. Ломать будет пороги, свою судьбу, чужие жизни. Нет, никогда он не будет копать ямы, как сам себе лжепророчествовал. Будет знать свою силу – силу кулака, ножа, кастета, своей преданной компании. Сила эта, скорее всего, его и погубит.