Страница 3 из 7
Осознание пришло не сразу и не ко всем. Местные, те, кто потерял близких во время потопа, перекапывали фотографии, пересматривали видео, чуть ли не детально ощупывали новые «экспонаты» в полевых лабораториях, в надежде найти своих. И – к всеобщему ужасу – находили. Не всех, далеко не всех, в основном ориентируясь по ярким приметам вроде татуировок или шрамов, но даже этого хватило для всеобщего помешательства.
Теории росли и множились, ощутимо попахивая безумием. Стихийно вспыхивали массовые драки – криптозоологи и родные опознанных тварей сражались друг с другом за право распоряжаться «останками». Тихо зарождался культ «воссоединения», не слишком заметный до той поры, пока часть жителей города добровольно не ушла в реку, к родным. Не знаю уж, получилось ли у них воссоединиться… Река и раньше не отпускала своих жертв, а теперь и подавно держала свои тайны в глубине.
Я… Я был уже достаточно большим, чтобы понимать, что это все ничем хорошим не закончится. Поэтому сделал то единственное, что мог – собрал вещи и свалил подальше от творящегося дурдома. К тому моменту к всеобщему «веселью» присоединилась церковь, буквально прохаживающаяся огнем против «зла, природе противного» и сжигающая не только тела тварей, но и всех, кто им сочувствовал.
Мне было настолько страшно, что я просто бежал, как крыса с тонущего корабля. Я не понимал ничего. Как в нашем современном, 21 веке возможно… подобное? Что вообще происходит? Кто безумен – окружающие или, может быть, я сам, и весь этот оживший ночной кошмар происходит в моей голове?
Я бежал далеко, быстро и не оглядываясь. Спустя полгода я был так далеко, как это только возможно – на другом конце страны, с другим именем и документами, зато совершенно без средств к существованию. Ну, да это и не важно – никому нет дела до меня, и никогда не было. Даже мои родители предпочли остаться в городе, потому что там, среди тварей, могла быть моя младшая сестра. Они променяли живого сына на мертвую дочь. Но я не виню их. Наверно.
Я не возвращался обратно в город. Я не разговаривал о нем, не спрашивал, не стремился связаться с кем-то из прошлого. Даже канал с новостями на телевизоре заблокировал, чтобы вдруг случайно не увидеть происходящего.
Зачем, в таком случае, я пишу это? Дело в том… Понимаете, я ведь тоже думал, что аномалии как-то связаны с рекой, с тем, что происходит в ее водах. Но… Это не так. Это… Проклятие, связавшее всех причастных. Для того, чтобы оставаться прОклятым, вовсе не обязательно быть в городе.
С тех пор, как врачи обнаружили у меня чертов туберкулез – следствие моей поганой кочевой жизни – я… Замечаю перемены, назовем это так. Чешуя везде. Она режется, царапает до крови еще чистую кожу, зудит еще… Ноги тоже перестают подчиняться мне, сгибаясь и слипаясь, выворачиваясь в суставах под странными углами. Что творится на моей голове, мне даже представить странно. Зеркала у меня нет, а в бликах на поверхности ванны не особенно видно происходящее.
Я знаю, что у меня нет выбора. На суше меня прикончит воздух, так или иначе, в воде – те, кому положено прятать подобные вещи от масс. Я просто пишу, пока мои руки еще в состоянии выдавать мелкую моторику. Можете считать это моей исповедью.
И – заклинаю вас – никогда не пытайтесь сражаться с природой. Потому что она в любом случае победит. Так или иначе.
Двуликий
И в тот момент, когда наш дом окутывали языки пламени, когда балки и перекрытия рушились на головы тем, кто еще пытался выжить, я знала – счастливого финала не будет. Ни медаль, ни награды, ничто не вернет мне того единственного, кого я любила, моего мужа. Потому что он умер в тот день. Даже если остался в живых.
Неисправная проводка. Такая банальная причина для самого жуткого события в моей жизни… Всего лишь неисправная проводка. Немного воды от протекшей по случаю сезонных дождей крыши, немного оголенного провода, немного невнимания к внезапно появившемуся из ниоткуда дыму, и все полетело в преисподнюю.
Наш дом был не просто старым – очень старым, с древними деревянными перекрытиями и той штукатуркой, в которой соломы больше, чем камня. Несмотря ни на что власти почему-то не спешили расселять его, как многие другие такие же. Дом оставался памятником самому себе даже тогда, когда вокруг него образовался пустырь. И никого ни на грамм не волновала судьба несчастных людей, продолжающих жить в совершенно неподходящих для этого условиях.
Довольно быстро осознав, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, многие съехали тогда по разным местам в надежде, что рано или поздно им выплатят компенсацию. Из двадцати заселенных квартир только восемь остались при своих хозяевах – тех, кому просто некуда было идти. И мы с мужем были среди этих несчастных.
У нас вообще выдался крайне тяжелый период в плане финансов и количества долгов на квадратный метр человека. Проблемы с работой, умирающая на моих руках свекровь, улетающие буквально в трубу деньги – на лекарства, на попытки не дать нашему единственному жилью развалиться на части, на бесконечные проценты по кредитам, которые мы просто не могли не брать… О переезде в такой ситуации речь даже не шла, мы просто не могли себе позволить тратить деньги еще и на съем, не говоря уже о том, что никто из арендодателей не пустил бы в свою квартиру парализованного инвалида, регулярно ходящего под себя.
А потом случилось то, что случилось. Короткое замыкание, искра и… Столбы пламени, весело пожирающие старые деревянные перекрытия. Нам не повезло дважды – в том, что пожар начался ночью, когда все оставшиеся жильцы мирно спали по своим постелям, и в том, что пламя занялось на первом этаже, в щитке прямо под единственной лестницей на выход. Когда народ проснулся и более-менее осознал, что происходит, бежать было уже поздно.
А потом, когда я уже простилась с жизнью, успев только немного погрустить о том, что так ничего и не увидела, даже не жила толком, случилось… Я даже не знаю, как это описать. Чудо? Наверно, да. Потому что мой тихий, спокойный, совершенно не умеющий реагировать на опасности муж вдруг преобразился. Выбив окно тумбочкой, он выкинул меня в окно, несмотря на то, что жили мы на третьем этаже, а сам кинулся туда, в пожарище, и…
Я могла только смотреть. У меня даже кричать от ужаса не выходило. Как он выходил из огня с ребенком на руках, как снова и снова бросался в пламя, вытаскивая новых и новых живых наших соседей… Я видела, как пылают его волосы, как руки и ноги в обгоревшей пижаме покрываются волдырями и черными полосами… Я хотела только одного тогда – чтобы он выжил несмотря ни на что.
И… Он выжил. Еще одно маленькое чудо. Он спас десять человек, среди которых было трое детей, он обгорел, его правая рука с тех пор больше не работала, а лицо покрылось жуткими несводимыми шрамами. Он стал героем, настоящим, тем, о ком говорили и кем гордились.
Да, были и те, кто не пережил тот пожар. Моя свекровь, несколько соседей, один из пожарных… Но большинство – выжили, и благодарили за это моего мужа. И я благодарила, хотя, если честно, в глубине души хотела бы, чтобы он не поступал так героически. Все же живой муж мне был ближе мертвого гипотетического героя.
Но я радовалась. За него, за соседей, за то, что подвиг мужа не был забыт и заброшен. Правда радовалась. И после выписки из больницы, и когда его награждали медалями, и когда выписывали премию в благодарность за отвагу и проявленное мужество, и когда местные власти, толи для привлечения электората, толи опасаясь повестки в суд, дарили нам всем, пострадавшим, квартиры в новом элитном районе. Радовалась.
Пока не поняла, что что-то не так. Что-то… страшное происходит совсем рядом со мной.
Мой муж всегда был человеком мирным и спокойным. Любил животных, умело общался с детьми, никогда ни с кем не конфликтовал… Я и полюбила его за эту надежность, основательность, знала же, что в любой ситуации буду за ним как за каменной стеной. Понимаете, он даже не кричал ни разу, никогда, ни на кого, вообще голос не повышал.